Смекни!
smekni.com

Искусство судебной речи (Жук) (стр. 18 из 29)

87

но, так и физически. Мы знаем его уже как жениха, знаем так­же, что с 17 лет он жил жизнью самостоятельной, сам зараба­тывал деньги. Что же касается его нравственности и душев­ной теплоты, свойственной молодости, то какие имеем мы на этот счет указания? У него счастливая наружность и недю­жинный ум. А между тем, где его друзья? Мы знаем только, что в семействе Соковниных он был как жених Алябьевой; он пользовался доверием г-жи Соковниной. Но мы знаем также, как воспользовался он этой доверчивостью. Этот один факт может служить меркой его нравственности.

Господа присяжные! Мое обвинение окончено. Вы, ве­роятно, ждете моего мнения насчет смягчающих обстоятельств. Но не подумайте, что я, как обвинитель, считаю себя обязан­ным говорить лишь о том, что клонится к обвинению. Обви­нение, по моему глубокому убеждению, должно быть прежде всего искренним и добросовестным, а можно ли назвать доб­росовестным обвинение, когда обвинитель сознательно обхо­дит факты, говорящие в пользу подсудимого? Если я умолчал о смягчающих обстоятельствах, то это потому, что их нет в настоящем деле. Правда, подсудимый молод, но я не привожу этого обстоятельства, потому что молодость послужит к смяг­чению его наказания в силу самого закона. С понятием моло­дости мы соединяем обыкновенно искренность и раскаяние, а разве мы замечаем хоть что-нибудь подобное в подсудимом? Вспомните, как совершено убийство, количество ран, нане­сенных убитым, вспомните цель преступления и то, как он вышел к Попову под видом хорошего знакомого; вспомните наконец, как вел он себя на предварительном и здесь, на су­дебном следствии! До тех пор, пока не укажут смягчающих обстоятельств, я буду утверждать, что подсудимый не заслу­живает вашего снисхождения. Я обвиняю его в предумыш­ленном убийстве Попова и Марии Нордман, в мошенничес­ком присвоении денег, принадлежавших г-же Соковниной, и в наименовании себя фальшивыми фамилиями1.

1 Ивакина Н.Н. Основы судебного красноречия (риторика для юрис­тов): Учеб. пособие -М.: Юристъ, 1999. - 384 с. (237-245).

Приложение 7 УРУСОВ А.И. РЕчЬ В ЗАЩИТУ ВОЛОХОВОЙ

Господа судьи! Господа присяжные! Вашего приговора ожидает подсудимая, обвиняемая в самом тяжком преступле­нии, которое только можно себе представить. Я в своем воз­ражении пойду шаг за шагом вслед за товарищем прокурора. Мы, удостоверясь в существенном значении улик, взвесим их значение, как того требует интерес правды, и преимущественно остановимся не на предположении, а на доказательствах. Ис­кусная в высшей степени речь товарища прокурора, основанная преимущественно на предположениях...

Председательствующий: Господин защитник, я прошу вас воздерживаться, по возможности, от всяких выражений одобрения или порицания противной стороны.

Защитник: Господин товарищ прокурора в своей речи сгруппировал факты таким образом, что все сомнения дела­ются как бы доказательствами. Он озарил таким кровавым отблеском все улики, что мне приходится сознаться, что вы, господа присяжные, должны были склониться несколько на его сторону. Вспомните, господа, что мы два дня находимся под довольно тяжелым впечатлением. Наслоение впе­чатлений, накопившихся в продолжение этих двух дней, не дает нам возможности сохранить ту долю самообладания, ко­торая дала бы возможность строго взвесить все улики и скеп­тически отнестись к тому, что не выдерживает строгого ана­лиза. Господин товарищ прокурора опирается преимуществен­но на косвенные улики. Первой уликой он представляет народную молву. Господин товарищ прокурора говорит, что народный голос редко ошибается; я думаю наоборот. Народ­ный голос есть воплощенное подозрение, которое нередко вредит крестьянину. Почему в настоящем деле народный го­лос является против подсудимой? Труп найден в погребе дома Волохова. Волохов жил несогласно со своей женой, после это­го следует немедленное заключение - она виновна. Почему? Больше некому. Вот народная логика.

Для того чтобы нагляднее понять, что такое народный голос в настоящем случае, необходимо вспомнить существен-

89

ные черты характера действующих лиц. Каков человек был Алексей Волохов? Он был пьяница, во хмелю буянил, бил стек­ла (по осмотру оказалось, что в его доме было разбито до 40 стекол); когда он возвращался пьяным домой, он шумел, но при этом, как показали все свидетели, он стоял крепко на но­гах. Эта индивидуальная черта его имеет весьма важное зна­чение. Замечательно, что никто из свидетелей не подтвердил главного обстоятельства, никто не сказал, вернулся ли Алек­сей Волохов 17 августа домой ночевать, тогда как в два или три часа его видели на улице пьяным. Мы знаем, что он был в этот день несколько раз в трактире. Никита Волохов видел, как он шел по улице с каким-то мужиком пьяный, но он не сказал, что видел его, как он вошел в дом. Если бы было дока­зано, что он ночевал в этот день дома, то это было бы доволь­но сильной уликой против подсудимой, между тем почти по­ложительно можно утверждать, что он не ночевал дома, так как его ближайшие соседи, Никита и Семен Волоховы, непре­менно должны были слышать его возвращение. Член суда, производивший осмотр, удостоверяет, что из половины Се­мена слышен был даже обыкновенный разговор в половине Алексея, а тем более должны были быть слышны шум и кри­ки, без которых невозможно было совершить убийство. Гос­подин товарищ прокурора делает предположение, что Воло­хов был убит сонным, но я полагаю, что делать предположе­ния в таких важных делах мы не имеем никакого права. По мнению эксперта Доброва, подтеки на руках убитого могли произойти от сильного захвата рукой; если допускать пред­положение, то в этом случае возникает сильное сомнение о самом обстоятельстве дела. Относительно показания мальчи­ка Григория я должен заметить, что оно носит на себе явный след искусственности. Вы слышали, господа присяжные, что мальчик признавался, что он действовал по научению дяди; если предположить, что мальчик действовал сознательно, то чем объяснить то обстоятельство, что он от 17 до 22 августа никому ничего не говорил, он бегает свободно по улицам, иг­рает с мальчиками и мать его свободно отпускает.

Остановимся на минуту на предположении, что убийство совершено ею и мальчик видел это, то неужели бы она отпус-

90

тила его на улицу, где каждый мог бы его спросить от отце? Впрочем, остановимся на его показании: он говорит, что ви­дел, как мать его ручкой топора без железа била его отца; по­том он говорит, что видел отца в погребе; ясно, что мальчик смешивает время, он легко мог видеть, как отец его пьяный спал и у него из носу текла кровь, после же он слышал, что отец его найден в погребе. Мальчик явно перемешал собы­тия; выдумкой в его рассказе является только показание его о топоре. Я не могу допустить мысли, чтобы мальчик до такой степени отдавал себе отчет о своих впечатлениях, чтобы так долго помнить о таком событии. Далее, в числе улик товарищ прокурора приводит то обстоятельство, что подсудимая 17 августа ходила ночевать к Прохоровым; он объясняет это ее боязнью оставаться ночевать в том доме, в котором она толь­ко что совершила убийство; но эта улика достаточно опровер­гнута следствием, так как свидетели показали, что она и преж­де ночевала у соседей, когда муж ее возвращался домой пья­ный. 17 августа, видя, что муж долго не возвращается, и думая, что он возвратится пьяный, она уходит ночевать к соседям. Господин товарищ прокурора не допускает того, чтобы она, уйдя из дома, не заперла ворот, но я должен заметить, во-пер­вых, что ей незачем и нечего было запирать,так как у нее в доме ничего не было; во-вторых, раз вышедши из ворот, запе­реть их изнутри невозможно. Вы слышали, что Мавра Егоро­ва ушла ночевать к Прохоровым, дом оставался пустой. Ники­та, бывший в то время ночным сторожем и живший рядом, не мог не знать этого. Никита говорит, что он не помнит, карау­лил ли он 17 августа. Он отрицает драку свою в тот день с Алексеем Волоховым, отрицает даже, что был в тот день в трактире, но мы должны в этом случае более доверять показа­нию трактирщика. Я считал излишним загромождать судеб­ное следствие вызовом трактирщика и других, видевших Ни­киту в трактире. Я не имею права составлять новый обвини­тельный акт, но странным является отрицание Никиты о бытности его в трактире с Алексеем Волоховым.

Затем я должен остановиться на осмотре следов крови, найденной в верхней части дома. Пол в комнате был найден замытым на три квадратных аршина, в пазах пола были най-

91

дены небольшие сгустки крови. Я говорю «небольшие» на том основании, что если бы куски были большие, то они были бы перед вами в числе вещественных доказательств, вместо этих забрызганных кровью щепок, которые лежат перед вами. Из медицинского осмотра мы видим, что у Алексея Волохо-ва вскрыта была полая вена, из которой должно было быть обильное кровотечение; кроме того, Алексей Волохов был человек с сырой, разжиженной кровью, следовательно, кровь должна была вытечь из его тела в огромном количестве; дол­жны были быть крупные фунтовые сгустки крови и тогда не­зачем было бы соскабливать маленькие кровяные пятныш­ки, чтобы представлять их к судебному следствию; тогда нуж­но было бы представить эти большие сгустки. Между тем мы их не видим. Так как наука не в состоянии доказать, какая кровь найдена была в верхней комнате, то не было бы при­чины подозревать непременно, что это кровь человеческая, но, заметьте, что подсудимая сама не отрицает того, что это была кровь Алексея Волохова, и объясняет это кровотечени­ем из носу. Мы не имеем причины не доверять ей в этом случае, тем более, что фельдшер подтвердил, что он ставил банки Алексею Волохову, который жаловался на приливы крови в голове.