Под впечатлением западноевропейских революционных событий 1848 года Тютчев задумывает большой философско-публицистический трактат "Россия и Запад". Сохранились лишь общий план этого трактата, две главы, обработанные в виде самостоятельных статей на французском языке ("Россия и революция" - 1849 г., "Папство и римский вопрос" - 1850 г.)17, и конспективные наброски остальных глав.
Как показывают эти статьи, Тютчеву стало ясно, что "Европа трактатов 1815 года" к этому времени уже перестала существовать, что ей не удалось "подавить революцию конституционными заклинаниями", ибо "революционное начало" слишком глубоко "проникло в общественную кровь". Ошибочно видя в революции только стихию разрушения, Тютчев ищет исход тому кризису, который колеблет мир, в реакционной утопии панславизма. При всем субъективном отвращении поэта к "кнуту и чину" николаевская империя представляется ему "святым ковчегом" спасения посреди бурь, потрясающих западноевропейские страны (статья "Россия и революция"), незыблемым "утесом", о который расшибаются "волны" революционного Запада (стихотворение "Море и утес" - 1848). Противопоставляя Россию Революции (он пишет слово "революция" с большой буквы), Тютчев подводит под это противопоставление религиозно-мистическое обоснование. Особенностью "нравственной природы" русского народа он считает его "способность к самоотвержению и самопожертвованию"; в силу этого свойства, а не только в силу господствующей в ней религии Россия "прежде всего христианская империя". Наоборот, определяющей чертой исторического развития западноевропейского буржуазного общества является, по мнению Тютчева, "апофеоз человеческого я". Воплощение этого "антихристианского" принципа Тютчев видит как в католицизме с его обожествлением власти папы, так и в революции. Отсюда им делается вывод о неизбежности столкновения между Россией и Западом и конечного торжества "России будущего". Эту "Россию будущего" Тютчев представляет себе в виде "всеславянской" империи. Реальная историческая действительность развеяла, как карточный домик, эту реакционную политическую фантасмагорию.
Жизнь Тютчева в Петербурге на первых порах проходит вне собственно литературной среды, в стороне от чисто литературных интересов. Характерно, что в 1847 году, встретившись с Жуковским и прослушав в его чтении отрывки из перевода "Одиссеи" Гомера, Тютчев писал жене: "Его Одиссея будет, действительно, величественным и прекрасным творением, и ему я обязан тем, что вновь обрел давно уже уснувшую во мне способность полного и искреннего приобщения к чисто литературному наслаждению"18. В Петербурге о Тютчеве-поэте знают немногие. А между тем 1848 и особенно 1849 годы, когда, казалось, Тютчев весь был захвачен событиями политической жизни, отмечены новым подъемом его лирического творчества. Он пишет такие превосходные стихотворения, как "Неохотно и несмело...", "Когда в кругу убийственных забот...", "Слезы людские, о слезы людские...", "Русской женщине", "Как дымный столп светлеет в вышине...", "Святая ночь на небосклон взошла...", и др. Но поэт не предпринимает никаких попыток к их обнародованию. Для того чтобы он это сделал, требовался некий толчок извне.
И как раз в то самое время, когда после долгого перерыва Тютчев снова вернулся к поэтическому творчеству, Некрасов поместил в первом номере "Современника" за 1850 год большую статью, в значительной своей части посвященную разбору тютчевских стихотворений, печатавшихся еще в "Современнике" 1836-1840 годов. Правда, Некрасов в то время, по-видимому, не знал имени поэта, скрытого под инициалами "Ф. Т." и "Ф. Т-в", не догадывался о том, что его разделяют с ним всего лишь несколько улиц одного города и что вдохновенный поэт слывет едва ли не самым блестящим остроумцем в петербургских светских гостиных, где никому и дела нет до его необыкновенного поэтического дара.
Содержание статьи Некрасова, отнесшего стихотворения "Ф. Т." к "немногим блестящим явлениям в области русской поэзии", находится в кажущемся противоречии с се заглавием - "Русские второстепенные поэты". Однако сам Некрасов оговаривается, что эпитет "второстепенные" употреблен им в качестве противопоставления "по степени известности" таким поэтам, как Пушкин, Лермонтов, Крылов и Жуковский, а не в смысле оценочном. И он, не обинуясь, причисляет "талант г. Ф. Т-ва к русским первостепенным поэтическим талантам", а в подтверждение справедливости своего мнения полностью перепечатывает двадцать четыре его стихотворения. Некрасов заканчивает статью пожеланием, чтобы привлекшие его внимание стихи были переизданы отдельным сборником: "...мы можем ручаться, что эту маленькую книжечку каждый любитель отечественной литературы поставит в своей библиотеке рядом с лучшими произведениями русского поэтического гения...".
Статья Некрасова побудила Тютчева преодолеть привычную "лень", на которую он любил ссылаться. Вслед за появлением некрасовской статьи ряд новых стихотворений Тютчева был напечатан в "Москвитянине" Погодина, "Киевлянине" Максимовича и "Рауте" Сушкова. В "Рауте" даже помещено было извещение о предстоящем выходе в свет отдельного издания стихов Тютчева. Издание это не осуществилось. Лишь в 1854 году в приложении к мартовскому выпуску "Современника" вышел первый сборник стихотворений Тютчева, а в майской книжке того же журнала появилось еще девятнадцать стихотворений. В том же году стихи Тютчева были выпущены редакцией "Современника" отдельным изданием, а в апрельском номере "Современника" вышла статья Тургенева "Несколько слов о стихотворениях Ф. И. Тютчева". Этой статьей Тургенев продолжил начатое Некрасовым открытие Тютчева - "одного из самых замечательных наших поэтов, как бы завещанного нам приветом и одобрением Пушкина"19.
Кроме стихотворений, перепечатанных из "Современника" 1836-1840 годов, в первом издании стихов Тютчева были помещены и ранее опубликованные оригинальные и переводные произведения поэта, а также около пятидесяти стихотворений конца сороковых-начала пятидесятых годов. Впервые был напечатан в издании 1854 года замечательный по своей психологической глубине цикл стихотворений, представляющий как бы лирическую повесть о любви поэта к Елене Александровне Денисьевой. Их "беззаконные" в глазах света отношения продолжались в течение четырнадцати лет. В 1864 году Денисьева умерла от чахотки. Не сумев оградить любимую женщину от "суда людского", Тютчев в страданиях, причиненных ей двусмысленным ее положением в обществе, винит прежде всего самого себя; к себе самому обращает он горький упрек:
| Судьбы ужасным приговоромТвоя любовь для ней была,И незаслуженным позоромНа жизнь ее она легла. |
Художественно-поэтическим выражением этой душевной драмы и является любовная лирика Тютчева пятидесятых- шестидесятых годов. Сам поэт, как. видно по его стихам и письмам, сочетал в своем сердце эту "последнюю любовь" с привязанностью к жене, которую он называл своим "земным провидением".
Выход в свет в 1854 году первого издания стихотворений Тютчева был несомненно крупным событием тогдашней литературной жизни. Недаром Чернышевский собирался написать об этих "прекрасных" стихах отдельную статью20. Сам поэт. однако, отнесся к своему литературному успеху в достаточной мере безучастно. Появление сборника совпало с грозными днями Крымской войны.
| Теперь тебе не до стихов,О слово русское, родное! - |
писал Тютчев, поглощенный тревожными думами о будущем России.
Крымская война 1853-1856 гг. в полной мере обнаружила "гнилость и бессилие крепостной России"21. Болезненно переживая дипломатические и военные поражения, понесенные в это время его родиной, поэт убеждается в том, насколько пагубна была для государственных интересов России вся внутренняя и внешняя политика царского правительства-та самая политика, которой он в конечном счете служил как дипломат и публицист. Еще недавно Тютчев обольщал себя мыслью, что самодержавная Россия - это "Великан - и Великан, хорошо сложенный"22. Теперь он не может отделаться от ощущения человека, запертого в карете, которая "катится по все более и более наклонной плоскости", и вдруг замечающего, что "на козлах нет кучера". Тютчев потрясен "глупостью, подлостью, низостью и нелепостью" правительственных кругов, их несостоятельностью перед лицом испытания, постигшего страну. Он негодует на антипатриотическую беспечность петербургского общества, на его настойчивое стремление быть "изнанкой" Запада. Склонный ранее идеализировать личность Николая I, поэт провожает его в могилу гневной эпиграммой-эпитафией, в которой дает резкую оценку его деятельности ("Не богу ты служил и не России..."). Тупости и бездарности высшего военного командования Тютчев с нескрываемым восхищением противопоставляет героизм, "воодушевление и самопожертвование простых солдат"23. Тревожными думами о героических защитниках Севастополя и о будущем России проникнуты стихотворения "Вот от моря и до моря..." и "На Новый 1855 год". Славянофильская окраска не лишает подлинного лиризма и такие стихи Тютчева, как "Эти бедные селенья..." и "Над этой темною толпой...". В первом по-своему проникновенно и тепло прозвучала тема угнетенной рабством родины, во втором выразительно запечатлены те беды, которые принесло русскому народу крепостное право. Однако критическое отношение к русской социально-политической действительности, так ярко проявившееся в многочисленных письмах поэта, все же не нашло соответствующего отражения в его поэтическом творчестве.