Смекни!
smekni.com

Тютчев ФИ и его поэтическое наследие (стр. 5 из 9)

Тебя ж, как первую любовь,России сердце не забудет!.. ("29-ое января 1837")

Насколько дороги были Тютчеву судьбы русского просвещения вообще, можно судить и по его стихотворению памяти М. В. Ломоносова ("Он, умирая, сомневался...") (1865).

В Ломоносове поэт чтил самоотверженного борца за национальную самобытность русской культуры.

Отлично владевший французским языком, который в значительной степени был для него, как и для многих представителей светско-аристократического круга, бытовым, домашним языком, Тютчев, русский поэт, умел понимать и ценить богатые возможности своего родного языка. Однажды, обращая внимание жены на стихи Вяземского "Ночь в Венеции", поэт писал: "Своей нежностью и мелодичностью они напоминают движение гондолы. Что это за язык-русский язык!" "Чуткостью к русскому языку" поразил Тютчев молодого Л. Н. Толстого, разговаривая с ним в 1856 году о только что вышедших "Севастопольских рассказах"35. Та же чуткость к многообразным оттенкам родной речи сказывается в тех поправках, подчас на первый взгляд незначительных, которые Тютчев вносил в собственные стихи.

Долгое время было широко распространено совершенно неверное представление о Тютчеве как о приверженце теории "чистого искусства". Это представление находится в противоречии с фактами творческой биографии поэта и основано на одностороннем понимании отдельных мотивов его творчества.

Глубоко знаменательно, что в своей борьбе с этой реакционной теорией великие революционно-демократические критики Чернышевский и Добролюбов никогда не относили Тютчева к числу представителей "чистой" поэзии. Мало того: "чистому" лирику Фету Добролюбов противопоставлял именно Тютчева как поэта, чей талант раскрывается отнюдь не в "уловлении мимолетных впечатлений от тихих явлений природы", но которому "доступны, кроме того, - и знойная страстность, и суровая энергия, и глубокая дума, возбуждаемая не одними стихийными явлениями, но и вопросами нравственными, интересами общественной жизни"36.

В этой оценке тютчевского творчества Добролюбов подчеркнул основное, что отличало Тютчева от ревнителей теории искусства для искусства, - острое чувство социально-исторической действительности, пронизывающее его раздумья, склонность к философским обобщениям, тонкий психологизм и лирический пафос.

Ощущение того, что мир находится накануне грандиозных исторических потрясений, несущих с собой крушение привычных социальных устоев и религиозных верований, с особенной силой овладело Тютчевым после 1830 года, явившегося в его глазах началом революционной эры в Европе. Исторические катаклизмы приковывали к себе настороженное внимание поэта. Ему принадлежат знаменитые строки:

Счастлив, кто посетил сей мирВ его минуты роковые!Его призвали всеблагие,Как собеседника на пир.Он их высоких зрелищ зритель... ("Цицерон")

Всю жизнь Тютчев не уставал быть жадным зрителем этих "высоких зрелищ", настойчиво пытавшимся разгадать исторический смысл происходящего.

Эпоха "бурь гражданских и тревоги" и была той социально-исторической почвой, на которой развивалось лирическое творчество Тютчева.

Поэзия Тютчева полна мысли, это философская поэзия. Однако Тютчев прежде всего был художником. В поэтические образы он облекал лишь то, что было передумано и перечувствовано им самим. Сущность его творческого процесса прекрасно определил И. С. Тургенев: "...каждое его стихотворение начиналось мыслию, но мыслию, которая, как огненная точка, вспыхивала под влиянием глубокого чувства или сильного впечатления; вследствие этого, если можно так выразиться, свойства происхождения своего, мысль г. Тютчева никогда не является читателю нагою и отвлеченною, но всегда сливается с образом, взятым из мира души или природы, проникается им и сама его проникает нераздельно и неразрывно"37.

В 1836 году Тютчев писал о стихах Бенедиктова: "В них есть вдохновение и, что служит хорошим предзнаменованием будущего, наряду с сильно выраженным идеалистическим началом, наклонность к положительному, вещественному и даже чувственному. Беды в этом нет... Чтобы поэзия процветала, она должна иметь корни в земле"38.

Эти строки важны для нас не оценкой творчества поэта, значение которого Тютчев, конечно, преувеличил, а выраженной в них мыслью о том, что составляло в его глазах основную сущность поэзии, залог ее роста и процветания.

Поэзия самого Тютчева, раскрывающая "целый мир" мыслей и чувств, корнями своими связана с "землей" - ив этом ее сила. Тютчев недаром называл себя "верным сыном" "матери-Земли" и в пламенных стихах высказывал свою любовь к ней ("Нет, моего к тебе пристрастья..."). Эта любовь к жизни, любовь к "настоящему" прошла через всю жизнь и через все творчество поэта. Ему были ведомы минуты "земного самозабвения", почти физическое ощущение "преизбытка" жизни. Не случайно так много стихов - и притом самых радостных, самых жизнеутверждающих из всего им написанного - посвятил он весне. Таково проникнутое бодрым, мажорным настроением "Весеннее приветствие стихотворцам"-"Любовь земли и прелесть года...", таковы с детства знакомые каждому из нас ликующие строфы "Весенней грозы" и "Весенних вод", поэтическое описание пробуждения природы и одновременного пробуждения души человека в стихотворении "Еще земли печален вид...", изображение победы весны над зимою, нового над старым, жизни над смертью - в стихотворении "Зима недаром злится...", такова торжественная ода "Весна" ("Как ни гнетет рука судьбины...").

Но ни в одном из стихотворений Тютчева "жизни преизбыток" не нашел, пожалуй, такого ясного и светлого выражения, как в стихотворении "Я помню время золотое...". На нем лежит яркий отблеск того молодого, быть может впервые пробудившегося чувства, под влиянием которого чистый облик возлюбленной поэта совершенно естественно приобретает в его воображении воздушные черты "младой феи". Стихи проникнуты большой психологической и художественной правдой. Впечатления от внешнего мира органически слиты в них с душевными ощущениями лирических героев:

И солнце медлило, прощаясьС холмом, и замком, и тобой.

То, что вспоминается в этом стихотворении, происходит весной, когда яблони осыпаны цветом, когда день долог, а ночи коротки. Но поэту кажется, что солнце нарочно "медлит" зайти, чтобы дать себе время налюбоваться на юную красавицу.

Все стихотворение дышит "настоящим", "счастливым днем", не затуманенным мыслью о будущем. Даже упоминание в последних строках о скоротечности жизни не омрачает общей безмятежной настроенности этих стихов:

И сладко жизни быстротечнойНад нами пролетала тень.

Тот же образ-жизнь-тень-возникает впоследствии в другом стихотворении Тютчева, но уже лишается прежней, ничем не нарушаемой беззаботности:

Как дымный столп светлеет в вышине! -Как тень внизу скользит неуловима!.."Вот наша жизнь, - промолвила ты мне, -Не светлый дым, блестящий при луне,А эта тень, бегущая от дыма..."

И, сколь ни парадоксальным может показаться такое утверждение, - чем сильнее испытывал поэт любовь к "матери-Земле", тем острее и мучительнее осознавалась им мимолетность человеческого бытия.

Сам поэт настолько любил "землю", что ему хотелось бы остановить время: "О время, погоди!" ("Так в жизни есть мгновения..."). Для романтика Жуковского и поэтов его школы воспоминание было источником сладостных душевных переживаний, заменой утраченного. Иным было воспоминание для Тютчева:

Усопших образ тем страшней,Чем в жизни был милей для нас.

Надежда на "лучший, неизменный свет", на свиданье "там" с теми, кого потерял "здесь", примиряла Жуковского с жизненными несчастиями. Не таков был Тютчев. В душе поэта, по собственному его образному выражению, клокотал настоящий "бунт против смерти". "Ах, она мне на земле нужна, а не там где-то", - писал он после смерти Е. А. Денисьевой. Страшнее всего кажется поэту то, что самые дорогие воспоминания постепенно теряют свою остроту, "вымирают" в душе:

Минувшее не веет легкой тенью,А под землей, как труп, лежит оно.

Тютчев знает: жизнь торжествует над увяданием, над старостью, над смертью. Даже в минуты сокрушающего его горя, у постели умирающей любимой женщины ("Весь день она лежала в забытьи, //и всю ее уж тени покрывали..."), "убитый, но живой", он различает за окном "веселый" (не унылый, а именно "веселый") шум летнего дождя:

Лил теплый летний дождь - его струи По листьям весело звучали.

Среди стихотворений Тютчева заграничного периода есть одно, которое представляет собою как бы поэтическую зарисовку с натуры - "И гроб опущен уж в могилу...". В этом стихотворении раскрытой могиле, "пристойной" речи "сановитого" пастора, толпе, "различно" занятой происходящим, поэт противопоставляет голубую бездну неба и "голосистый" хор птиц, славящий жизнь.

В сравнении с мимолетностью человеческого существования единственной живой реальностью представлялась Тютчеву природа-"Великая Мать". Каждая новая весна так же молода, как и ее предшественница: "Бессмертьем взор ее сияет //И ни морщины на челе". Перед лицом этого постоянно обновляющегося внешнего мира человек, на каждом шагу своего бытия сталкивающийся с непреложным законом времени, не более как "злак земной", "мыслящий тростник", "беспомощное дитя", "греза природы". Эти настроения звучат не только в стихах Тютчева, но и в его письмах, порою как бы объединяя их общностью тона.