Смекни!
smekni.com

Экзистенциальный анализ. История, теория и методология практики (стр. 51 из 56)

Относительно второго преимущества речь идет о возможности исследования языковых феноменов, т.е. значение того, что выражается в речи в процессе говорения. И здесь очень важны критерии, на основании, которых проводится исследование языковых манифестаций пациентов, – говорит Бинсвангер. «Мы не акцентируем наше внимание подобно психоаналитикам на жизненной истории пациентов, мы также не акцентируем наше внимание на изменении жизненных функций как это делают психопатологи, исследуя отклонения в речевых и мыслительных функциях. То, что привлекает наше внимание в экзистенциально аналитическом исследовании – это языковые манифестации, выражающие миропроекты наших пациентов» (Binswanger, 1968). Прежде всего, имеются в виду факты, раскрывающие экзистенциально априорную структуру пациента, а также структуры его «бытия-к», выходящую за рамки наличного имеющегося в настоящее время мира.

По мнению Бинсвангера, ЭА удовлетворяет требованиям более глубокого понимания природы и источника психопатологических симптомов. А поскольку эти симптомы определяются мирами больных, то исследование этих миров становится главной задачей психопатологии, и задача эта может быть решена только с помощью ЭА. Следующий момент, в котором Бинсвангер видит явное преимущество своего ЭА, заключается в том, что другие психопатологические подходы так и не сумели преодолеть трагический барьер в понимании между миром здорового и психически больного. Посредством ЭА этот барьер, этот «зазор» в разнице между мирами здоровых и психически больных может быть не только научно объяснен, но и научно преодолен.

Таким образом, мы можем видеть, что экзистенциальный анализ Бинсвангера действительно открывает новые и возможно весьма перспективные пути научного исследования, тем самым, способствуя лучшему постижению душевной жизни человека и его мира. Перспективность экзистенциального анализа Бинсвангера именно как научного метода нам видится в следующем:

1. ЭА позволяет подходит к предмету исследования без каких-либо пресуппозций и установок, тем самым, повышая объективность самого исследования.

2. Данный поход позволяет охватывать более широкие пласты реальности, тем самым в большей степени учитывая не только многочисленные связи исследуемого феномена, но и важность каждой из этих связей.

3. Перспективной, на наш взгляд является и декларируемый Бинсвангером подход к норме и нормированию, произрастающему из самой структуры исследуемого явления.

4. Возможно, спорным, но также не безынтересным является артикуляция Бинсвангером в качестве преимущества его метода, возможности для исследуемого феномена говорить на своем языке. Очевидно, что при переводе выражения с одного языка на другой часть полезной информации теряется. Для того, чтобы избежать этой потери нам необходимо научиться чужой язык понимать. Бинсвангер утверждает, что его метод ЭА способен нам в этом понимании помочь.

Смешение терминов и методологических установок в концепции Бинсвангера делает структурированное изложение его концепции невероятно сложным делом, совершить которое без насилия над первоисточником чрезвычайно трудно. В текстах Бинсвангера мы можем наблюдать явление, обозначенное Полем Рикером как конфликт интерпретаций. (Рикер, 1995 (I), с.8). Однако, тот же Рикер говорит о том, что это не столько недостаток произведения, сколько его достоинство. Концепция Бинсвангера проигрывает в стройности и систематичности, но выигрывает в эвристичности отдельно взятых частей.

Базовая процедура экзистенциального аналитика – феноменологический анализ вербальных отчетов и наблюдаемого поведения. Существуют различные методы валидизации феноменологических экспликаций, например, интрасубъективная валидизация. Исследователь осуществляет ряд толкований одного и того же поведения в различных ситуациях, и если между описаниями есть соответствие, это подтверждает валидность экспликаций. Вариантом интрасубъективного метода является собирание спонтанных описаний конкретного феномена, данных неподготовленными субъектами. Затем феноменолог берет эти описания и определяет базовую структуру, являющуюся в различных манифестациях однотипного поведения (Ван Каам, 1966).

В целом, перспективность метода анализа экзистенциально априорных структур для лучшего понимания душевной жизни человека не вызывает сомнений. Данный факт подтверждается и работами Сартра, который довольно успешно использовал идеологически близкий Бинсвангеру метод экзистенциального анализа в практике художественного описания психической жизни своих героев. Что же касается применения антропоцентрического ЭА в психотерапевтической практике, то здесь нас ожидает довольно много подводных камней. Первый и самый большой касается того момента, что осознание своей ущербной экзистенциально-априорной структуры пациентом оказывается довольно слабым и обманчивым основанием для успешности психотерапевтического процесса. А именно такого рода осознание в качестве основания для психотерапии пытается заложить Бинсвангер. Суть психического заболевания по Бинсвангеру заключается модификацией необходимой фундаментальной структуры Dasein и соответственно модификацией способов, какими мир доступен Dasein. Следствием такого рода модификаций является крайняя суженность жизненного проекта, который касается ограниченного количества аспектов, сторон существования Dasein и управляется на основании ограниченного количества тем или даже одной темы. Тогда цель психотерапии заключается в том, что суметь донести до него этот опыт, причем настолько радикально насколько это возможно[40]. Бинсвангер сравнивает ЭА психотерапевта с опытным проводником, который возвращает на землю неопытного туриста заблудившегося подобно Солнесс, герою Ибсена, который заблудился в «воздушных высотах» или «эфирном мире фантазии». ЭА психотерапевт как бы старается вернуть его в мир полноты человеческих возможностей, показав ему, что тот мир, в котором он существует всего лишь одна из моделей возможных миров.

Проблема заключается в том, что факт осознания узости своего мира сам по себе не является терапевтичным. Задача терапевта может далее заключаться в том, чтобы помочь пациенту каким-то образом отнестись к полученной информации, а сама способность того отношения, которое может быть собственно терапевтичным, предполагает определенную решительность и ответственность со стороны пациента. Поэтому для того, чтобы терапевтический процесс прошел успешно, терапевту необходимо обязательно работать и в направлении развития у своих пациентов решительности и ответственности. Однако обнаружить что-либо о такого рода работе терапевта у Бинсвангера не удается. Если подобные вещи и встречаются, то крайне фрагментарно. В целом в концепции Бинсвангера, впрочем, как и во всей современной психиатрии, диагностический, исследовательский аспект явно превалирует над собственно терапевтическим. В связи с этим не случайно, что практически все классические описания Бинсвангера – это описания не процесса терапии, а процесса течения душевной болезни, причем как правило, с весьма трагичным для их героев концом.

Сам Бинсвангер, опираясь на Бубера, пытался компенсировать свою отстраненную научную позицию в отношении пациента, развивая концепцию Mitsein, “любящего бытия-друг-с-другом”. Однако данная концепция, возможно и перспективная в плане приложения к психотерапевтической практике, выходит за рамки концепции экзистенциального анализа Л. Бинсвангера.

Таким образом, рассматривая перспективы прикладного применения антропоцентрического ЭА, мы можем говорить о том, что результаты полученные в ходе ЭА могут быть использованы в процессе психотерапии, только в совокупности с другими методами, если можно так выразиться «воспитательного» характера. Сила антропоцентрического ЭА заключается в его мощном диагностическом потенциале, который действительно помогает глубже постигать действительность психической жизни пациентов, минимально искажая эту действительность теми или иными способами интерпретации.


Онтоценрический экзистенциальный анализ. Понимание методологии ОЭА вызывает определенные сложности в силу того, что онтоценрический АЭ пытается выйти за рамки, традиционного для классической науки разделения субъекта и объекта. Таким образом, мы не можем говорить ни о субъекте исследования, ни объекте исследования как это, например, с некоторыми оговорками, но тем не менее, вполне применимо к антропоцентрическому ЭА. В самом деле, в случае АЭА субъект исследования – это экзистенциальный аналитик, а объект исследования – экзистенциально априорная структура пациента (или миропроект в случае Сартра, или структура интенциональности в случае Мэя).