Смекни!
smekni.com

Политический портрет Лейбы Давыдовича Троцкого (стр. 10 из 13)

Практика создания группировок продолжалась и в дальнейшем, в ходе борьбы с «объединенной левой» оп­позицией. В январе 1926 г. на Пленуме ЦК ВКП(б), ха­рактеризуя сложившуюся в Политбюро и ЦК атмосфе­ру, Троцкий говорил: «У меня глубочайшее убеждение, что в 9 случаях из 10, если бы выработка решения про­исходила действительно коллективным путем, то или другое замечание, которое хочешь сделать, не имело бы характера борьбы, оно являлось бы деловым замечани­ем; когда же вопрос уже предрешен большинством, то же самое замечание получает уже неизбежно другой ха­рактер. Я, разумеется, не стану повторять, что всякому назначению подчинюсь. Но я должен указать на вели­чайшие трудности, которые есть, а если они не будут уст­ранены в дальнейшем, то, разумеется, для работы поло­жение создается совершенно невозможное». Показательно, что ни один из участников этого заседания не

возразил Троцкому по существу.

С целью более тщательной подготовки к борьбе про­тив объединенной оппозиции большинство ЦК наруши­ло установленную при Ленине ежегодную очередность проведения партийных съездов. XV съезд собрался через два года после XIV. Причем после решения о его прове­дении партийные активы в Москве, Ленинграде, Ростове. Баку были собраны внезапно. К тому же—с использова­нием метода тщательного отбора только сторонников линии большинства ЦК, отчего многие представители «объединенной левой» оппозиции не попали на парт­активы.

Подобным же образом, когда представлялась возмож­ность, действовали и сами оппозиционеры. На конспира­тивных квартирах, в других местах они проводили неле­гальные собрания. «В разных концах Москвы и Ленингра­да происходили тайные собрания рабочих, работниц, студентов, собиравшихся в числе от 20 до 100 и 200 человек для того, чтобы выслушать одного из представителей оп­позиции,—вспоминал Троцкий.—В течение дня я посе­щал два-три, иногда четыре таких собрания». По словам Троцкого, в ходе предсъездовских дискуссий на таких собраниях только в Москве и Ленинграде побывало око­ло 20 тысяч человек. Причем правилом было недопуще­ние на собрания представителей ЦК и ЦКК ВКП(б).[40]

Такое недопустимое с обеих сторон ведение партий­ных дискуссий обусловило «глухоту» ее участников. Каж­дая сторона хотела слушать и понимать только «своих». Доводы и аргументы «чужих» попросту отвергались без всякой попытки разобраться в них по существу. Бот наи­более типичный пример одного из заседании Пленума ЦК ВКП(б) (август 1927 г.), позволяющий судить об ат­мосфере, в которой проходило обсуждение спорных проб­лем не только на этом Пленуме, но в целом на данном этапе внутрипартийной борьбы. Ее участники рассужда­ли широко, не стеснялись обращаться к историческим аналогиям, не раз возвращались назад, к уже решенным еще при Ленине вопросам. Так, например, Каменев, кри­тикуя резкость претензий большинства ЦК к «объединен­ной левой» оппозиции, ссылался на более взвешенный подход к оппозиционерам при Ленине, в частности к сто­ронникам «военной оппозиции». Их, заявил Каменев,

никто не считал пораженцами, хотя с ними и велась на­пряженная борьба.

Голощекин перебил Каменева: «Кто вам написал, что

вы читаете?»

Каменев: «А вы просто дурак».

Шкирятов: «Нельзя ли без таких выражении? По-ва­шему, все дураки, только вы умные».

Голощекин: «Это можно слышать только от глупого человека, который научился языку фашистов».

Каменев: «Вы меня, товарищи, послали к Муссолини»

и т. д.[41]

Или еще один образец «взаимной вежливости». На Пленуме с речью выступил Ворошилов. Он рассказывал о деятельности партийных ячеек в Красной Армии. При этом, возражая Каменеву по поводу «военной оппози­ции», сторонником которой он являлся на VIII съезде РКП (б), Ворошилов обвинил Троцкого в чрезмерном пристрастии к репрессиям против командного и рядового составов, в расстрелах, в том числе и членов партии. Троцкий не выдержал и, перебив Ворошилова, закричал:

«Вы же лжете совершенно сознательно, как бесчестный каналья, когда говорите, что я расстреливал коммуни­стов». Ворошилов: «Сами вы каналья и отъявленный враг нашей партии...»

Голос: «Призвать к порядку. Канальями называют». Другой голос: «Какие канальи здесь?» Ворошилов: «Лад­но, черт с ним». Троцкий: «Что же, меня будут обвинять, что я расстреливал коммунистов, а я буду молчать». Под­войский: «Вы расстреливали коммунистов. Я список расстрелянных представлю».[42]

Ясно, что в такой обстановке трудно было найти да­же подобие совместного решения. Это с неизбежностью вело к тому, что, даже когда оппозиция в общем-то пра­вильно ставила вопросы, в частности о недемократических методах руководства группы Сталина, росте вождистских начал в этом руководстве, засилье бюрократизма в партийных и государственных органах, она не нахо­дила отклика — не говоря уже о поддержке —у большин­ства ЦК и партии в целом. Критика лидерами оппозиции группы Сталина, как правило, воспринималась сугубо как стремление оппозиционеров вернуть утрачиваемые позиции.

Ссылка и эмиграция.

12 февраля 1929. г. Троцкий направил президен­ту Турецкой Республики заявление: «Милостивый госу­дарь. У ворот Константинополя я имею честь известить Вас, что на турецкую границу я прибыл отнюдь не по, своему выбору и что перейти эту границу я могу, лишь подчиняясь насилию».[43]

Троцкий действительно оказался на берегах Босфора не по своему желанию.

Еще в начале 1928 г. он оказывается в политической ссылке в Алма-Ате, где продолжает вести оппозицион­ную деятельность. Только за апрель—ноябрь 1928 г. им было получено около тысячи писем и 700 телеграмм. В ответ он отправил своим сторонникам 800 писем и 500 телеграмм.

На фоне массового отхода от оппозиции ее бывших приверженцев—с XIV съезда ВКП(б) (декабрь 1925 г.) по 1 июня 1928 г. отошло 4350 человек[44], из них после XV съезда—3098 человек,—упорство Троцкого приве­ло к результатам прямо противоположным тем, которых он добивался: не к оздоровлению внутрипартийного ре­жима, а к еще большему его ужесточению.

В декабре 1928 г. в Алма-Ату был направлен специ­альный уполномоченный ОГПУ, который вручил Троц­кому ультиматум. В нем содержалось требование прек­ратить руководство «левой»-оппозицией. Троцкий катего­рически отказался его выполнить. В ответ на это 18 ян­варя 1929 г. коллегия ОГПУ приняла .решение выслать Троцкого за пределы СССР. В 1932 г. Верховный Совет СССР лишил его и тех членов его семьи, которые выеха­ли с ним, советского гражданства Началась новая полоса в жизни и деятельности Троцкого—его третья по­литическая эмиграция.

До 1933 г. Троцкий жил на Принцевых островах, близ Стамбула,; пока его сторонникам во Франции не удалось добиться разрешения на его въезд в эту страну, где он поселился. Летом 1935 г. Троцкий перебрался в Норвегию, где находился до января 1937) г. 0тсюда он, при посредничестве известного художника Диего Рнверы получив приглашение президента Мексики Карденаса.

перебрался в Новый Свет. Здесь он обосновался в одном

из районов Мехико—Койоакане, где и оставался до последнего дня своей жизни—21 августа 1940 г.

В эмиграции деятельность Троцкого свелась к созда­нию организации, которая должна была притянуть к се­бе всех, кто стоял «левее» коммунистических партии и Коминтерна. Из Стамбула Троцкий разослал во многие страны письма, в которых призывал единомышленников не падать духом, а попытаться изыскать новые формы работы, среди которых главная—создание «интернаци­оналистской левой оппозиции». «Мы идем навстречу столь трудным временам, что каждый единомышленник должен быть нам дорог. Было бы непростительной ошиб­кой оттолкнуть единомышленника, тем более группу еди­номышленников, неосторожной оценкой, пристрастной критикой или преувеличением разногласий»[45],—писал Троцкий в первом номере созданного им «Бюллетеня оппозиции».

В начале 30-х годов, общаясь с самыми разными по своим политическим и идейным убеждениям, роду заня­тий, социальному происхождению и положению людьми, Троцкий отдает предпочтение тем из них, кто в той или иной форме засвидетельствовал ему свою личную пре­данность. Среди них такие, с кем он еще в годы первой мировой войны разделял центристские, каутскианские позиции, например голландка Г. Роланд-Холст и фран­цузский анархо-синдикалист А. Росмер. Среди них оказа­лись выходцы из состоятельных семей, представители средней буржуазии, вроде француза М. Паза. Но особым расположением Троцкого пользовались мелкобуржуаз­ные интеллигенты. П. Франк, П. Навнль, А. Розенталь и другие. Эта молодежь, вступив на путь политической борьбы, испытывала одновременно тягу к.«левой» фразе и желание участвовать в работе Французской коммуни­стической партии.

Но даже среди этих лип Троцкий находил немного таких, кто бы вполне понижал стоявшие перед «иитерна-ииоиалистскои левой» проблемы. Как впоследствии пи­сал один из старейшин троцкистов США Дж. Хансен, Троцкий не ставил перед своими новыми сторонниками «слишком больших задач, а предпочитал действовать по пословице: «Брать то, что можно». В русском переводе она звучит менее благозвучно, хотя лучше передает смысл: «С паршивой овцы хоть шерсти клок»

В директивных письмах, при личных встречах Троцкий проводил одну и ту же мысль—необходимо присту­пить к созданию троцкистских партий, а там, где они уже имеются, активизировать их деятельность в рабочем дви­жении. Сам Троцкий сконцентрировал свои усилия на создании «левой оппозиции» во Франции.