Эти увлечения Троцкого, как показали его попытки милитаризации страны, оборачивались грубыми ошибками и просчетами в политике. Именно поэтому Ленин счел нужным напомнить партии о не большевизме Троцкого, ..оговорившись при этом, что не большевизм так же мало может быть ставим ему в вину лично, как и октябрьский эпизод Зиновьеву и Каменеву.
Это ленинское замечание сегодня кое-кто считает чем-то вроде отпущения грехов Троцкому. Думается, что вопрос здесь гораздо сложнее, чем выяснение дилеммы: виновен—невиновен. То, что Ленин имел в виду не только личность Троцкого,—это бесспорно. В не большевизме Троцкого он видел проявление позиции не отдельного партийного лидера, а целого социального слоя, определенных настроений в партии, выразителем которых время от времени оказывался Троцкий. Как справедливо заметил Зиновьев, «т. Троцкий иногда создает такую политическую платформу, на которой может стоять только один человек: сам т. Троцкий, ибо на этой «платформе> буквально не остается места даже для единомышленников... Но было бы все же неверно видеть в позиции т. Троцкого только индивидуальное. Он, несомненно, отражает и нечто более широкое из нашей обстановки».[35]
Ленин был глубоко убежден в том, что образованна фракций не относится к разряду фатально запрограммированного явления в истории партии. Это не значит, что он вообще отрицал возможность появления и наличия коренных разногласий, особенно на крутых поворотах истории. Но Ленин всегда исходил из необходимости, во-первых, вовремя зафиксировать эти разногласия я, во-вторых, вести совместный поиск путей их преодоления па принципиальной основе, то есть на основе Устава н Программы партии. И, только исчерпав все возможности такого поиска, убедившись в упорстве другой стороны, настаивающей на своей ошибочной платформе, Ленин
высказывался за принятие организационных мер в отношении таких членов партии.
В этом коренное, отличие ленинской постановки вопроса от сталинской, когда внутрипартийные разногласия толковались как имманентно присущие развитию партии, как одна из закономерностей се развития. Поэтому в случае отсутствия разногласий их пытались всячески найти или раздуть, как это происходило в 30-е годы.
И еще один аспект. Значит ли напоминание Ленина о не большевизме Троцкого, что тот не имел никакого отношения к марксизму, что правы оказались авторы «Краткого курса» с их теорией «злого умысла»: Троцкий пришел в партию с единственной целью—вести подрывную работу, чтобы развалить ее ряды? Если бы это было так, то не было бы ни сближения Троцкого с большевиками после возвращения в Россию в 1917 г., ни тем более его повторного вступления в РСДРП (б), ни его совместной работы с Лениным и другими руководителями партии и Советского государства.
Все дело в том, что в партии Троцкий в наиболее концентрированном виде выражал настроения тех ее членов, которые пытались опереться на догматически трактуемые ими традиции классического марксизма XIX в. Они весьма превратно оценивали качественные перемены, которые произошли в расстановке классовых сил как на мировой арене, так и в отдельных странах, прежде всего в самой Советской России. На словах признавая ленинизм, может быть даже громче других признавая его, на деле они явно недооценивали ленинское учение как новый этап в развитии марксизма XX в. Особенно это было характерно для периода после гражданской войны, когда становилось все очевиднее, что капитализму удалось стабилизироваться, что в ближайшее время пролетарских революций в других странах не предвидится, что не остается другого выхода, кроме как строить новое общество, находясь в капиталистическом окружении.
Необходим был коренной пересмотр прежней стратегии и тактики. В международном плане это нашло выражение в окончательном утверждении после Генуэзской конференции (1922 г.) принципа мирного сосуществования СССР с государствами иного общественного строя. Во внутреннем—в выдвижении новой экономической политики, представлявшей собой отказ от социалистической модели периода «военного коммунизма» с его вынужденным сужением сферы действия товарно-денежных отношений, рынка, ставкой на прямой продуктообмен и пр.
Ни Троцкий, ни его сторонники не то чтобы не обратили внимания на необходимость внесения коренных перемен в стратегию и тактику партии, коммунистического движения, но едва ли не попытались действовать по принципу: если действительность восстает против наших теорий, тем хуже для нее. Догматизм, подмена диалектики формальной логикой, неумение считаться с обстоятельствами—все это нашло концептуальное выражение и закрепление в троцкистской теории «перманентной революции».
Согласно этой теории, мировая революция по-прежнему, как и в прошлом столетии, изображалась в виде фактически одновременного выступления пролетариев всех стран, которое должно было продолжаться не иначе, как до полного торжества социализма во всем мире. В книге «Перманентная революция», подводя итог своим идейным исканиям, Троцкий писал: «Завершение социалистической революции в национальных рамках немыслимо... Социалистическая революция начинается на национальной арене, развивается на интернациональной, и завершается на мировой. Таким образом, социалистическая революция становится перманентной в новом, более широком смысле слова: она не получает своего завершения до окончательного торжества нового общества на всей нашей планете. И далее: «Указанная выше схема развития мировой революции снимает вопрос о странах, «созревших» и «не созревших» для социализма... Поскольку капитализм создал мировой рынок, мировое разделение труда и мировые производительные силы, постольку он подготовил мировое хозяйство в целом для социалистического переустройства».[36]
Опираясь на эту схему мировой революции, Троцкий не видел разницы ни в целях, ни в способах борьбы трудящихся, скажем, Англии или Китая. Как для тех, так и для других цель борьбы общая—социализм. Отсюда Троцким напрочь отрицалось национально-освободительное движение: «В условиях империалистической эпохи национально-демократическая революция может быть доведена до победы только в том случае, если социальные и политические отношения данной страны созрели
для того, чтобы поднять пролетариат к власти как руководителя народных масс. А если этого еще нет? Тогда борьба за национальное раскрепощение будет давать очень половинчатые результаты, целиком направленные против трудящихся масс».
В теории «перманентной революции» исчезает то, на что она, собственно, претендует,—раскрытие самой перманентности, то есть непрерывности революции как цепи следующих друг за другом этапов революционных преобразований.[37] По Троцкому выходило, что пролетариат любой страны готов и может делать все сразу: свергать господство буржуазии, устанавливать диктатуру трудящихся, осуществлять социалистические преобразования, обеспечить победу революции в национальных границах и тут же одновременно перенести ее за пределы страны.
Идея непрерывности революции подменялась субъективистской концепцией «комбинированного развития», которая не считается ни с социально-экономической и политической неравномерностью развития стран, ни с различиями в темпах нарастания противоречий в разных пунктах мировой капиталистической системы. Поэтому фактически сбрасывается со счетов наличие слабых звеньев, в которых складываются наиболее благоприятные. условия для прорыва цепи империализма. Это с одной стороны. А с другой—произвольно смешиваются этапы революционных преобразований как до, так и после победы социалистической революции в конкретных странах, в данном случае в Советской России.
Троцкий руководствовался принципом: «Либо все, либо ничего». Следование этому принципу на практике обычно оборачивалось формулой: «Все на словах, и ничего на деле»..теория «перманентной революции» сближалась с анархистской трактовкой революции как волюнтаристского акта «революционно действовавших лиц»
Пример Троцкого и троцкизма свидетельствует, что дело не в чьем-то «злом умысле», а в неверных оценках характера и содержания современной эпохи, новых условии, в которых развивалось мировое революционное движение и строительство социализма в СССР. Из этого вытекает еще один исторический урок—идеи, верные в условиях данной эпохи, если их перенести в другое время, иные конкретно-исторические рамки, не произведя при этом их необходимой корректировки в соответствии с духом самих этих идей, способны обретать смысл прямо противоположный своему первоначальному содержанию. Такой корректировки ни Троцким, ни его сторонниками не делалось.
В октябре—декабре 1923 г. в партии развернулась острейшая дискуссия, которая затрагивала ключевые вопросы хозяйственной политики РКП (б), развития демократии, внутрипартийной жизни. Как отмечалось в Отчетном докладе ЦК XIII съезду партии (докладчик Зиновьев), собрания «продолжались целыми ночами до утра... Партия была взбудоражена, как улей. Вся рабочая масса, входящая в нашу партию, прислушивалась к спорам.
Поводом к дискуссии послужили письма Троцкого в ЦК от 8 и 24 октября. В них нашли отражение основные положения позиции Троцкого и его сторонников по вышеназванным вопросам.
25—27 октября на объединенном Пленуме ЦК и ЦКК РКП (б), рассмотревшем вопрос «О внутрипартийном положении в связи с письмами Троцкого», он вынужден был признать несвоевременность своего выступления.
6 декабря в «Правде» одновременно появились статьи Троцкого и Сталина, в них они подвели итоги дискуссии и достигли некоторого компромисса. 7 декабря была опубликована резолюция объединенного Пленума ЦК ч ЦКК, в основу которой легли принципиальные идеи и положения принятой еще Х съездом РКП (б) резолюции «О единстве партии». Казалось бы, стороны пришли к обоюдному согласию. Но не тут-то было.