Относительной стабильностью отличалось в это время и хозяйственное положение страны. Прогресс в сельском хозяйстве выражался главным образом в вовлечении в хозяйственный оборот новых земель. В результате крестьянской, помещичьей и монастырской колонизации осваивались новые земли на Урале и Предуралье, в южных районах страны. Повысилась товарность как крестьянского, так и особенно помещичьего хозяйства. Эта линия развития крепостного хозяйства проявлялась в росте дворянского предпринимательства и в интересе крепостников к агротехническим улучшениям. Важнейшим потребителем товарного зерна было государство, заготавливавшее ежегодно миллионы пудов продовольствия м фуража прежде всего для нужд армии и флота. В связи с развитием в стране легкой промышленности появился спрос на технические культуры и шерсть. Лен и пеньку помещики сбывали владельцам парусно-полотняных и канатных мануфактур. К середине XVIII в. некоторые помещики на базе собственного сырья и крепостной рабочей силы организуют вотчинные мануфактуры. Также в помещичьих хозяйствах широкий размах в это время получило винокурение. Для винокурения помещики использовали все излишки зерна собственного производства. Правительство, идя навстречу дворянам, объявило в 1754 г. винокурение дворянской монополией.
Более широкие возможности для сбыта продуктов сельского хозяйства повысили интерес помещиков к агрономии. Вопросам агротехники вотчинные инструкции приказчикам XVIII в. уделяют значительно больше внимания, нежели в предшествующее время. “Краткие экономические, до деревни следующие записки”, составленные в 1742 г. известным историком В.Н. Татищевым, рекомендуют введение четырехпольного севооборота. Татищев считает необходимым развивать в вотчинах овцеводство, от которого может быть получена “великая прибыль”.
Дворянское предпринимательство, попытки приспособить крепостное хозяйство к развивающимся товарно-денежным отношениям, однако, часто не приносили ожидаемых результатов. Доходность поместий продолжала отставать от потребностей их владельцев, привыкших к роскоши. Даже такой богач, как граф Шереметев, владелец 800 тыс. десятин земли, брал ссуды не только у купцов, но и у своих разбогатевших крепостных.
Вместе с тем не прекращался рост дворянского землевладения как за счет колонизации, так и за счет продолжавшихся пожалований. Например, принимавшие участие в перевороте в пользу Елизаветы Петровны лейб-гвардейцы получили в дар от новой императрицы 14 тыс. душ мужского пола. Брату фаворита Елизаветы Петровны графу К. Г. Разумовскому было пожаловано ок. 100 тыс. душ. Вовлечение крепостного хозяйства в товарно-денежные отношения вызывало недовольство дворян обязательной службой, так как ее бремя лишало их возможности принимать личное участие в организации вотчинного хозяйства и приспособления его к рынку. Поэтому они настойчиво добивались наряду с облегчением условий службы сокращения ее сроков. Так была отменена бессрочная служба дворян. В целях лучшего содержания имений один из сыновей дворянской семьи освобождался от службы для его управления. Остальным сыновьям срок службы ограничивался 25 годами, после чего они могли уходить в отставку.
Итак, обязанности дворян сокращались. В то же время расширялись их права над крепостными крестьянами. Правовое положение крестьян определялось правительственными указами и вотчинными инструкциями. Указом правительства сбор подушной подати с крепостных крестьян был предан их владельцам – помещикам. Даже верноподданическую присягу за крестьян стали приносить помещики. О границах власти помещиков над крепостным населением деревни можно судить по вотчинным инструкциям, до мелочей регламентирующих хозяйственную инициативу крестьян, их семейную и духовную жизнь. Приказчик должен был следить и за тем, чтобы крестьянин без его ведома не выезжал в город на рынок, и за тем, чтобы крепостные девушки не засиживались в невестах, и за тем, чтобы все крестьяне регулярно посещали церковь.
Крепостнические порядки, господствовавшие в деревне, интенсивно проникали и в новую отрасль хозяйства – крупную промышленность. В итоге крепостническая среда захлестнула появившиеся ростки капиталистических отношений в крупном производстве. В середине XVIII в. принудительный труд стал господствующей формой труда во всех отраслях промышленности. Таким образом происходило развитие крепостничества вширь и вглубь. Проводившиеся в стране ревизии, а также введение паспортной системы сократили число свободных людей и ограничили передвижение населения из одного района в другой. В итоге создавалась ситуация, при которой темпы роста промышленности значительно опережали темпы предложения рабочей силы. Наконец, немаловажное значение имело и то обстоятельство, что на заграничном рынке изделиям русских мануфактур приходилось конкурировать с промышленными изделиями стран, в которых либо существовали феодальные отношения, но не было крепостного права, либо уже господствовали полностью капиталистические отношения. В конечном итоге конкурировали между собой разные системы общественных отношений. Русские промышленники достигали успехов в этом соперничестве усилением внеэкономического принуждения. Так во время проведения второй ревизии (1743 – 1747 гг.) правительство вновь прибегло к закрепощению наемных рабочих. Промышленники имели еще два источника пополнения предприятий рабочей силой: право покупки крестьян к мануфактурам, предоставленное в 1721 г., а также массовую приписку к заводам государственных крестьян. Труд приписных и крепостных крестьян, а также работников, отданных в “заводскую крепость” по указам 1730 – 1740 гг., почти полностью вытеснил наемный труд в крупной промышленности (и на казенных, и на частных предприятиях).
Расширение привилегий дворянства и засилье иностранцев оказали известное влияние на торгово-промышленную политику правительства. Высокие охранительные пошлины, установленные тарифом 1724 г. были выгодны русским промышленникам, но они ущемляли интересы дворянства, являвшегося основным потребителем импортных товаров, а также интересы иностранных купцов, торговавших с Россией. Новый тариф (1731 г.) не носил столь явно выраженного покровительственного характера, самая высокая пошлина составляла 20 % стоимости товара, причем такой пошлиной были обложены товары второстепенного значения: писчая бумага, бутылки, пуговицы и т. д. Заключенный в 1734 г. русско-английский торговый договор в большей мере был выгоден английским, нежели русским, купцам, так как он разрешал русским купцам ввозить в Англию только русские товары, в то время как англичанам предоставлялось право продавать России товары, произведенные в других странах. Самая важная привилегия, предоставленная договором английским купцам, состояла в праве вести транзитную торговлю с Ираном. Этим самым русские купцы лишались прибылей от посреднической торговли. Снижение ввозных пошлин заметно уменьшило достигнутый при Петре I уровень активности торгового баланса. Вместе с тем снижение пошлин имело и положительное значение, так как по сравнению с концом первой четверти XVIII в. внешнеторговый оборот России в 1749 г. увеличился почти в два раза. Основным покупателем русских товаров оставалась Англия.
Важным актом торговой политики правительства была отмена в 1754 г. внутренних таможенных пошлин и мелочных сборов. Во внутренней торговле к середине XVIII в. все еще сохранились пережитки феодальной раздробленности. При заключении каждой сделки внутри страны в пользу казны надлежало платить таможенную пошлину. Кроме того, с купцов взимали отвальные и привальные, весчие, с водопоя, с клеймения хомутов, с найма извозчиков и т. д. Сбор таможенных пошлин, равно как и мелочных сборов, тормозил развитие всероссийского рынка. После их отмены правительство компенсировало потери от сбора внутренних пошлин увеличением сборов от внешней торговли. Инициатором отмены таможенных пошлин и сборов был П.И. Шувалов, представлявший интересы той части дворянства, которая принимала активное участие в торговле, винных подрядах, промышленных компаниях. Проведение этой меры было выгодно и купцам, так как с ней связано оживление внутренней торговли.
В целом все данные мероприятия правительства, стимулирующие развитие внешней и внутренней торговли, способствовали усилению не только торгового, но и культурного общения с государствами Западной Европы и внутри Российской империи между ее разными частями. Таким образом, параллельно торговому обмену шли и процессы широких культурных связей, происходило “открывание” России внешнему миру, преодоление ее изоляции.
Двадцатилетнее царствование Елизаветы Петровны оказалось одним из самых спокойных, мирных и не жестоких в истории России, по крайней мере в XVIII веке. Внутренняя политика Елизаветы отличалась стабильностью и нацеленностью на рост авторитета государственной власти. По целому ряду признаков заметно, что курс взятый императрицей был первым шагом к политике просвещенного абсолютизма. В области внешней политики правительство Елизаветы в общем держалось пути, отчасти указанного Петром Великим, отчасти зависящего от складывающейся международной обстановки и от тогдашнего положения главнейших западноевропейских государств. Культурная политика Елизаветы Петровны как бы в концентрированном виде выразила программу, включающую двоякого рода движение – центростремительное к России и центробежное из нее, то есть одновременно ориентация на московскую старину, на национальные ценности (поиск национальной идеи) и продолжение с некоторыми корректировками “европеизации”, начатой Петром I в начале века.
Как бы в подведении итогов можно сказать, что не только исторические события и искреннее желание Елизаветы вернуться назад – к порядкам отца, но и само то время царствования императрицы повлияли на культурную жизнь ее эпохи, ведь само по себе елизаветинское двадцатилетие – это эпоха выбора, эпоха великих возможностей. Все это, откладывая отпечаток друг на друга, влияло на ход культурной жизни.