Смекни!
smekni.com

Алхимия и ее символика в творчестве Иеронима Босха (стр. 9 из 14)

Вестник несчастья ворон, который так числится в черном списке книги Левит, играет иную роль в книге Бытия (8:7), где сказано, что он предшествовал голубке как вестник окончания Потопа, но не преуспел в этой миссии. В этом смысле он часто встречается у Босха и влечет за собой множество черных птиц, более или менее фантастического вида. Их зловещий облик часто усиливается выдуманными подробностями, например, длинным стилизованным хвостом. К черным птицам часто присоединяются белые, а иногда красные. Бесспорно, здесь мы имеем дело с тремя цветами алхимического Деяния, но они могут напоминать и о том, что символически белое и черное в сочетании – это женские цвета, противопоставленные красному цвету мужества.

После возвещения несчастья следует возвещение смерти. Жаба с древнеегипетских времен – ее традиционный вестник, а в XV в. к ней охотно присоединяли червей как атрибут трупов. Босх часто помещает жаб и червей вблизи любострастных грешников, призванных дьяволами к ответу, предпочитая украшать ими их прекрасные тела, чтобы продемонстрировать никчемность плоти и печальную участь ее ожидающую.

Другой атрибут смерти – все иссохшее. Здесь алхимические образы дают богатый материал для выбора: сухое дерево, которое олицетворяет смерть как философское понятие, чему незабываемой иллюстрацией служит знаменитый человек-дерево в аду «Наслаждений». Пустые панцири мертвых животных участвуют в том же изображении. Тот же смысл, одновременно с намеками на «алхимическое яйцо», могут иметь пустые яичные скорлупки, в которые Босху заблагорассудилось поместить своих персонажей: яйцо обещает жизнь, опустевшее яйцо – символ уничтожения этого обещания из-за греха, одержавшего победу. В то же время яйцо в равновесии, которое удерживают в неустойчивом положении акробаты или нищие, означает нестабильность хрупких объектов, будь то земные блага или греховные наслаждения, так же, как шаткость искусства, которое их символизирует.

Вспомним, что в алхимической символике лестница изображает поиск знаний. Она фигурирует почти на всех картинах Босха. Обратим внимание на то, что в «Возе сена» к стогу прислонена лестница, несколько далее она опрокинута наземь, сопровождая в падении того, кто чересчур вознесся. Сюда можно добавить книгу, Евангелие или колдовскую книгу, – как случится, – которая означает учение, подобно тому, как лестница означает искание. Очки же символизируют ложное знание.

Растительное царство также дает множество символов. Если сухое дерево представляет смерть, то зеленое дерево воплощает жизнь. Однако Босх придает этому трюизму весьма специфический облик, к которому часто возвращается – обманчиво-зеленое дерево без корней, часто грубо присоединенное к опоре, неспособной его питать, а потому лживо выдаваемое за живое. Такова, например, мачта «Корабля дураков».

Таким же образом лживость атанора часто изображается в виде крыши или навеса из соломы или веток, нередко обветшалой и подпертой чем попало. Разумеется, было общепринято подчеркивать бедность яслей старой соломенной крышей, но Босх идет много дальше. И в первом его юношеском «Поклонении волхвов» (Кельн), и в зрелых работах речь идет не просто о ветхой нищете, но об умышленной ее имитации: вместо настоящей крыши – шаткая подделка, кое-как укрепленная на сомнительной подпорке вроде собачьего хвоста.

Упомянута Шайи и символика пейзажей, особенно гор и равнин, фантастичные формы которых – иногда нечто среднее между естественной местностью и искусственным сооружением.

Ложь – особая тема. Босх постоянно обвиняет в ней своего врага – алхимию. Еще один аксессуар лжи, который появился уже в первом произведении Босха и обрел особый смысл, – это перевернутая воронка, часто превращаемая в шутовской головной убор. «Фокусник» добавляет еще один вариант – шапокляк шарлатана, знак профессионального обманщика. Персонаж в шапокляке встречается на сохранившихся картинах Босха четыре раза. Другой шарлатан-зубодер занимает центральное место в нижнем ярусе «Воза сена».

С идеей обмана соединяется идея суетной тщеты и ложных исканий, чьим образом служит сено, которым нагружен воз на одноименной картине и которое находится под ногами пастуха-алхимика в «Поклонении волхвов» (Кельн). Возможно, что этот символ и сам по себе имел алхимический смысл.

Кроме лживости и тщеславия, Босх попрекает своего врага инфантилизмом его доктрины. В этом ему весьма помогает алхимическая тема «дитя философии»: кроме черт урода, кретина или безрукого ребенка-инвалида с яйцевидным туловищем, инфантилизм символизируется детской игрушкой, вроде вертушки с двумя лопастями, прикрепленной к концу палки, которую уродец, сделавшись безобразным взрослым, сохранит в виде каталки на колесиках, а «дитя» будет окарикатурено, как в «Искушении».

Уныние, являющееся одной из тем Босха, связано через астрологию с темой меланхолии, часто трактуемой художниками, особенно Дюрером и Кранахом, в знаменитых полотнах, которые ван Леннеп также отнес к сфере алхимии. Образ Сатурна связывает тему меланхолии с алхимией. Этот бог (или планета – как угодно) играет важную роль в алхимической легенде, но также, – поскольку он пожирал своих детей, – олицетворяет и процедуры растворения, гниения и брожения, или фазу nigredo. Несомненно, именно поэтому позади св. Антония в воздухе видна летящая коса Сатурна, на которой удерживает равновесие уродец с яйцевидным телом, причем из зада его исходит дым, намекая на внутреннее горение.

Шайи, однако, считает, что роль астрологии в творчестве Босха эпизодична, и он, вопреки мнению многих других авторов, не нашел ни одного примера, когда ее можно было бы назвать определяющей.

Седьмая глава носит название «Демоны и чудеса». Неистощимое воображение Босха в области демонологии более всего поражало последующие поколения. Однако его безудержная фантазия в своем полете отталкивается от нескольких вполне определенных типов, которые выявлены в книге Шайи.

Чаще всего, по мнению французского исследователя, Босх использует следующие три типа: гибриды (полулюди-полуживотные или помесь разных животных, скажем, грифон – помесь орла и льва); грилли (люди или животные без туловища, от которых остались голова и конечности, обычно задние) и деформации людей или животных, часто превращающие какую-то часть их тел в символический предмет (демон с хоботом из «Воза сена», человек-холм в «Искушении» или человек-дерево в аду «Наслаждений»).

Кроме того, Босх изобретает множество фантастических животных, некоторые из которых, как, например, «сирены» любострастия или фаллическая черепаха из «Искушения», кажется, имеют вполне определенный смысл.

Но какова бы ни была мощь воображения художника, Босх остается наследником давней традиции. Демонология и тератология существуют во всех цивилизациях, и средневековье не было исключением, особенно после романского периода, который, как известно, был весьма плодовит в этой области.

В соответствии с традиционными поверьями, восходящими к классической античности и сохранявшимися в XV и XVI вв., рождение животных-уродов предвещало крупные события, иногда благоприятные, но чаще пагубные. Мы уже отмечали, что Библия с особым ужасом говорит о животных, в которых смешиваются разнородные черты, а это нередко встречается у монстров Босха (летающие рыбы, млекопитающие с птичьей головой и т.д.). Так грифон, помесь льва, орла и других животных, вдвойне отвратителен. Во-первых, как гибрид, во-вторых, как алхимический символ.

Грилли – это тип уродцев, которых Босх прославил, но не выдумал: известные с античности, они вновь появляются в средневековом искусстве с 1220 г. Босх бесконечно увеличил их число: некоторые из них – карикатурные человечки, вроде причащающегося грилля в центре «Искушения», другие – животные, например, собака без туловища (голова и задние лапы), блуждающая в зарослях «Наслаждений», большинство же – гибриды, часто гротескные или отталкивающего вида.

Адская фауна, которой ошеломляет Босх, также порождена традицией, обновленной безудержным воображением великого художника. Шайи сопоставляет чудище с носом в виде музыкального инструмента, встречающееся в одном дижонском требнике с почти такими же изображениями в «Возе сена» и в «Страшном суде» (Вена); он упоминает также дракона на колесах XIV в., который предшествует рыбе на колесах из «испытания Землей» в «Искушении». Античные прототипы есть и у летучих рыб «Искушения», и у персонажа, несущего рыбу под мышкой. Босх, должно быть, знал античные геммы и монеты по публикациям XV в.

Демонов Босха можно было бы классифицировать по типам и разобраться, имеет ли каждый из них некий определенный смысл. Есть, например, демон-кот, тощий и черномазый, вопящий во всю обтрепанную усатую пасть и, кажется, приставленный наблюдать за казнью, есть демон-крыса, верный обычной для этого животного роли коварного наушника, крылатый демон по-видимому, намекает на алхимию, а крылья означают летучие свойства ртути и т.д.

«Ящеры» занимают особое место в демонологии Босха, особенно когда он обращается к теме любострастия. У одного из ящеров ножки кузнечика, но чаще они имеют обычное удлиненное тельце, а их пытливая повадка напоминает о нескромности «соглядатая», тогда как форма длинного тонкого хвоста варьируется, вплоть до превращения в складку или шлейф платья «адепта алхимии».

Тот же хвост иногда принимает геометрическую («Святой Иоанн на Патмосе») или фаллическую форму («Воз сена», дьявол с носом-дудкой). Некоторые детали также имеют особый смысл, например, клюв-ложка некоторых птиц, канареек или аистов, причем сходство с деревянной ложкой (см.: гл. V) может намекать и на алхимию, и на любострастие, так же, как и распущенный веером птичий хвост.

Яйцевидное тело, приданное некоторым монстрам, животным, или даже людям (персонаж на летучей рыбе в «Искушении»), очевидно, напоминает об алхимии так же, как очки – о ложном знании. Вообще тип внешности персонажей тоже играет особую роль. Например, щекастый толстяк олицетворяет грех («Старый Грех», традиционный персонаж комедии-моралите). Он предстает то в виде грилля, то в образе особы из борделя (с полумесяцем), то в толпе мучителей Христа.