Стремления, настроения, чувства персонажа в ходе действия, диалога «движутся», изменяются. Все это выражается его речью, поэтому при анализе наиболее важных моментов диалога необходимо уяснить поведение персонажа, которое должно рассматриваться в своей «двуединой» природе, т. е. как психофизическое. Нельзя обойти и такой важный в драматургии момент, как текст.
В «Дяде Ване» у Чехова действующие лица только что пережили весьма драматические события, крушение надежд, потерю идеалов. А один из них, доктор Астров, вдруг, внешне будто бы никак не мотивированно, подходит к висящей на стене географической карте и словно совсем невпопад произносит: «А, должно быть, в этой самой Африке теперь жарища — страшное дело!»
В горьковской пьесе «На дне» Васька Пепел ведет важнейшее — и не только для себя — объяснение с Наташей. Бубнов в этот момент вставляет: «А ниточки-то гнилые» — в это самое время он действительно что-то шьет из тряпья. Но ясно ведь, что эта реплика не случайна, и несет отнюдь не тот смысл, который в ней лежит, так сказать, «на поверхности». И это следует разъяснить учащимся.
«Первым условием анализа драматического произведения будет воссоздание в... их (школьников) воображении спектакля... Поэтому надо привлечь материал, рассказывающий об игре артистов, давших не только яркие, но и созвучные автору образы»[7,18]. Это бесспорно. Но «видеть» и «слышать», как персонаж действует, говорит, чувствует, можно опираясь лишь на чтение и анализ драматургического произведения.
Вот последняя сцена «Ревизора». Только что все узнали, что Хлестаков «совсем не ревизор». Гнев и злоба овладевают городничим. Он (по ремаркам) повелительно «машет рукой», возмущенно «бьет себя по лбу», кричит «в сердцах», «грозит сам себе кулаком», «стучит со злости ногами об пол». Скупые авторские указания должны быть бережно использованы при чтении пьесы — уже они одни во многом рисуют психофизическое состояние героя.
Русская драматургия занимает немалое место в репертуаре театров страны. И поскольку, как говорил А. Н. Островский, «только при сценическом исполнении драматический вымысел автора получает вполне законченную форму» , конечно, «было бы очень хорошо, если бы с изучаемыми в школе драматическими произведениями учащихся знакомил театр»[5,76].
Этим, однако, не ограничиваются особенности «видения»
учащимися поступков и поведения героев драмы на основе восприятия содержательной стороны их речи. В лучшем случае ученики «видят» самый поступок, но, исключая его из конкретной ситуации, которая в какой-то степени предопределяет его, не могут, таким образом, вскрыть подтекст этого поступка.
С другой стороны, по мнению многих методистов, «предварять чтение просмотром спектакля было бы даже неправильно. Но посетить театр, любую другую постановку, побыть в атмосфере театрального зала, увлечься игрой актеров — как это важно!.. Испытавший театральные впечатления школьник скорее представит, читая пьесу, как бы она выглядела на сцене, представит внешность персонажей, обстановку действия. Он вообразит спектакль по этой пьесе!»[6,81]
Одновременно с выразительным чтением пьесы или после него проводится анализ произведения. В основе этого анализа лежит учет специфических особенностей построения драмы и раскрытия ее образов и, конечно, особенностей восприятия этого жанра читателями-школьниками.
Специфическим предметом изображения в драме является жизнь в движении, или, иными словами, действие, и именно целостный анализ пьесы вслед за сценическим действием позволяет понять суть этого действия.
В пьесе, наряду с центральной линией, всегда есть линии неглавные, «побочные», которые «вливаются в основное русло борьбы, усиливая ее течение»[14,193]. Не рассмотреть эти линии во взаимосвязи, свести все лишь к одной центральной линии значит обеднить идейное содержание драматургического произведения. Разумеется, данное требование осуществимо лишь при изучении пьесы целиком или в монтаже. В тех же национальных школах, в которых изучают только отрывки из драмы, о сюжете пьесы сообщает учитель.
Как уже говорилось выше, действие драмы проявляется в характерах, вступающих в конфликт. Значит, анализируя драму, надо рассматривать развитие действия и раскрытие характеров в органическом единстве. Еще В. П. Острогорский предлагал учителю, разбирающему драматическое произведение, ставить перед учащимися следующие вопросы: Вполне ли согласуются поступки людей с их характерами?.. Что побуждает героя действовать? Увлекает ли его идея или страсть? Какие препятствия встречает он? Находятся ли они в нем самом или вне его? 2
Целостный анализ драмы вслед за развитием ее действия обязывает исходить из этого коренного закона драматургического искусства. При этом нельзя забывать, что под действием понимаются не только поступки персонажей, но и проявление характера в подробностях поведения. Характеры в пьесе раскрываются либо в борьбе за осуществление тех или иных целей, либо в осознании и переживании своего бытия. Весь вопрос в том, какое действие в данной драме выступает на передний план. Учитывая это, преподаватель в процессе анализа драмы сосредоточивает внимание или на поступках героев драмы, или на подробностях их поведения. Так, в ходе анализа «Грозы» в центре внимания окажутся «волевые акты» персонажей, в то время как при анализе «Вишневого сада» — «подробное поведение» действующих лиц.
При анализе образов пьесы не следует ограничиваться только выяснением поступков действующих лиц. Надо обратить внимание учащихся на то, как персонаж осуществляет свои поступки. И встает перед учителем задача формирования и развития воссоздающего воображения учащихся.
Психофизическое поведение персонажа драматургического произведения — тем более при чтении пьесы, а не при восприятии ее со сцены — трудно представить и осмыслить из-за отсутствия в драме авторского комментария. Оно может вырисовываться лишь из диалога и скупых авторских ремарок. Поэтому, приступая к анализу речи героя, следует помнить, что она характеризует действующее лицо своим причинно-следственным характером, своей содержательной, логико-смысловой стороной и формой, в какую это содержание воплотилось.
Приступая к разбору сцены-диалога, прежде всего следует поставить перед учащимися вопрос: В какой обстановке и почему возник и ведется этот диалог? Тут определенную помощь окажут авторские ремарки, и, значит, нужно уделить должное внимание их рассмотрению, выяснить, насколько они вооружили учащихся.
Если авторские ремарки, как это зачастую бывает, не дают учащимся достаточной опоры для работы воссоздающего воображения, придется дать ряд дополнительных материалов: то эскизы декораций (например, к «Грозе» Б. Кустодиева), то авторские пояснения (скажем, в письмах Чехова к Станиславскому о декорациях II акта «Вишневого сада»), то использовать книги (главу «Хитров рынок» из очерков Вл. Гиляровского «Москва и москвичи», фотографии ночлежных домов из альбома «Московский Художественный театр» — к пьесе «На дне») и т. п.
Не следует упускать и возможностей, заложенных подчас в самом произведении. Так, в «Вишневом саде», следует указать на то, какой предстает перед нами обстановка в речах самих участников происходящих событий (Гаев: Сад весь белый; Варя: Уже взошло солнце... Взгляните, мамочка, какие чудесные деревья!.. какой воздух! Скворцы поют! и т. д.).
Понятно, что воспроизведение в воображении учащихся конкретной обстановки событий не является самоцелью, а способствует раскрытию идейного содержания произведения.
Учитывая, что у школьников, как правило, отсутствуют зрительные представления о герое драматургического произведения, а процесс понимания образа героя связан со зрительным представлением о нем, надо в процессе анализа произведения по ходу развития действия выяснить, что сообщает автор о внешнем облике героя, что говорят о внешности персонажа другие действующие лица пьесы, что говорит о своей внешности сам герой, какие детали во внешнем облике героя указывают его происхождение и условия жизни, как те или другие черты личности выражаются в его внешности.
Но, конечно, главный материал — сами слова городничего, его монолог «Вот смотрите, смотрите, весь мир, все христианство, как одурачен городничий...». Понимает ли он, что не Хлестаков его одурачил, а он — сам себя? Ведь он «тридцать лет живет на службе; ни один подрядчик не мог провести, мошенников над мошенниками обманывал...».
Один ли городничий понимает, что одурачил сам себя— ведь и Ляпкин-Тяпкин, судья, восклицает: «Как же это, господа? Как это в самом деле мы так оплошали?» Выходит, и чиновники поняли это. Потому закономерна реплика городничего: «Чему смеетесь? Над собой смеетесь».
Одновременно с анализом психофизического состояния городничего, его поступков ведется словарная работа, без которой невозможно понять его состояние. «Вон он теперь по всей дороге заливает колокольчиком! Разнесет по всему свету историю. Мало того, что пойдешь в посмешище — найдется щелкопер, бумагомарака, в комедию тебя вставит...»—тут нужен, помимо простого толкования неизвестных русских слов, и комментарий историко-бытовых реалий, и разбор языковой идиоматики.
Особого комментария, очевидно, потребует и конец комедии, ибо учителю придется подвести итоги дискуссии о том, что означает сообщение о приезде настоящего «ревизора», которая, очевидно, возникнет в классе.
В своей принципиальной схеме анализ диалога должен охватить следующие вопросы: В какой обстановке начался и ведется диалог? Каковы его причины? Каково содержание диалога? Какие черты героев раскрываются в нем? Как ведут себя герои в продолжение диалога?
Нельзя рассчитывать, что у учащихся сложится полное представление о пьесе и ее героях в результате проведенного в классе текстуального анализа. Необходима последующая работа — синтез материалов, накопленных в процессе целостного анализа, например, обобщение наблюдений над образами героев.