Граница между добром и злом во многих рассказах Улицкой размыта (в обывательском представлении поступок Броньки - зло), ее героинь сложно оценивать по критерию добродетельности или порочности, в данной ситуации уместно мнение критики: «Вероятно, авторское сознание в прозе Л.Улицкой тоже знает раздвоенность, ибо герои очень часто отчетливо делятся на два лагеря - тех, кто выбрал жизнь в ее биологическом варианте, и тех, кто предпочел "гуманитарное" существование» (Серго, 2005).
О том, что не является грехом настоящая страсть, Улицкая пишет и в рассказе «Лялин дом». При этом сексуальную жизнь женщины Л.Улицкая воплощает по-женски, изнутри (кстати, в рассказах Т.Толстой с маскулинной составляющей ее творчества таких сцен нет).
Улицкая подробно касается в рассказе интимных деталей жизни героини, но это не унижающие достоинство Ляли описания постельных сцен, это рассказ о страсти зрелой женщины к бесчувственному юному мальчику, воспринимающему секс как одну из способностей своего тела. Таковы описания их первого нечаянного свидания:
«Глаза Кази темно блестели из-под опущенных век.
— Возьми! — сказал он хрипло и требовательно.
Бедная Ляля почувствовала, как всю сердцевину ее тела, от желудка донизу, свело такой острой судорогой, что, не помня себя, сбросила шубу, шлепанцы, еще что-то лишнее и через мгновение взвилась, запрокинув в небо руки, в таком остром наслаждении, которого она, неутомимая охотница за этой подвижной дичью, во всю жизнь не изведала…»
С невинной помощи болеющему мальчику начинается в жизни Ляли губительная для нее страсть, о которой лучше всего рассказать словами самой Улицкой: «— Сошла с ума, совсем сошла с ума! — всю ночь твердила себе Ляля, ворочаясь рядом с мужем, то сбрасывая с себя одеяло, то натягивая его до шеи (…) Посвящавшая всегда в свои романы двух-трех близких подруг и находя в том большую прелесть, на этот раз Ляля никому и словом не обмолвилась, ей было страшно…»
Порой интимную жизнь женщины Улицкая передает буквально одним штрихом. Проводив мужа на фронт, Маргарита «легла ничком на кровать, обняла пахнущую резким мужским одеколоном подушку и пролежала так четыре с половиной дня, пока запах окончательно не улетучился» («Чужие дети»).
Л. Улицкая наиболее подробна в описании отношений мужчины и женщины. Наверно, нет в русской литературе более страшного рассказа, чем рассказ Улицкой «Бедная счастливая Колыванова», где героиней выступает девочка-школьница, не понимающая, на что идет. Это и страшная страница о девчоночьем разврате, «венчающем» повседневность и жестокость жизни: «Шурик еще пошевелил в кармане:
— Ну что, посмотреть-то на него хочешь?
— Нет, — улыбнулась простодушно Танька, — мне бы поскорее.
— Ну ладно, — не обиделся Паук, — сядь тогда на лестницу, вон туда, — он указал ей на третью перекладину приставленной к лазу на голубятню грубо сбитой лестницы. — Да валенки надень, надень, замерзнешь, — разрешил он, когда увидел, как она стягивает из-под пальто кое-какую одежку и протягивает через нее голые цыплячьи ноги…»
Что же заставило школьницу Колыванову пойти на такой шаг? Зачем ей деньги, за которые заплачено девичьей чистотой?
Для Улицкой это прежде всего возможность показать, что любящей женской натуре всегда свойственна безоглядная жертвенность во имя любви, необязательно к мужчине или ребенку, но и в той необычной ситуации, в которой оказалась Таня Колыванова. Она тайно влюблена в свою классную руководительницу Евгению Алексеевну, девочка следит на каждым шагом своей учительницы, сопровождает ее до дома, метро, на тайные свидания, оставаясь незамеченной, жертвует собой, не сознавая непомерно высокую цену жертвы. И на фоне этих преследований и чувств Колывановой писательница представляет мир женщины, с его запутанностью, безуспешными поисками счастья, слабостью, распущенностью, неустроенностью, бедностью.
Когда в школе появилась эта новая учительница, красивая, хорошо одетая, это стало событием: «Онемели все — и старожилые девочки, и пришлые мальчики (как раз в тот год вышел указ о совместном обучении). Колыванова, которую природа наделила неизвестно зачем очень тонким обонянием, первой ощутила сложный и обморочный запах духов. Алена Пшеничникова немедленно решила – «вырасту и обязательно сошью себе такой же костюм в клеточку», а остальные двадцать пять девочек, не умевшие так быстро принимать решения, потрясно и бессмысленно таращились на это чудо». Улицкой точно подмечены все детали убранства женщины – и лак, и помада, и сумочка в тон обуви. Привлекательный внешний вид – одна из главных сфер женской деятельности, направленной как на себя, так и на других, это выражение гендерной роли женщины.
На фоне школьных романов детская любовь Татьяны к женщине, олицетворяющей для нее красоту и недосягаемость (в своем бараке девочка видела только скандалы) оказалась необычной. «Два урока в неделю и минутные встречи в коридоре не насыщали колывановской страсти. Обычно во время перемены она вставала напротив двери учительской и ждала ее выхода, как ждут выхода примадонны, и каждый раз Евгения Алексеевна оказывалась прекрасней возможного, действительность ее несказанной красоты превосходила ожидаемое, Таня счастливо обмирала. Невзирая на столбняк счастья, мелкие детали не ускользали от восхищенного взгляда: новая брошка у ворота, край шелкового платочка, вдруг высунувшийся из верхнего мелкого кармашка ее костюма». Ослепительные детали одежды героини множатся бесконечно, создавая контекст именно женской прозы.
На Восьмое марта Таня решает непременно подарить Евгении Алексеевне цветы, но денег у нее нет, и девочка обращается за помощью к старшей сестре, выход Лидка находит быстро: «— А если потараканят тебя?
— А сильно больно? — деловито поинтересовалась Колыванова.
Лидка задумалась, как бы верней объяснить:
— Мамка покрепче дерет.
— Тогда пусть, — согласилась Танька».
И после этого последовала сцена, которую мы привели выше.
Улицкая в рассказе продолжает мысль классической русской литературы о неизбежной жертве в любви, сама любовь для женщины - это жертва собой ради любимого. Конечно, героиня рассказа не осознает свою жертву и не может понять в свои 12 лет, что она отдала за букет цветов той, которая никогда не узнает в Тане своего обожателя. Можно предположить, что писательница намерено ставит героиню в ситуацию первого сексуального опыта за деньги, необходимые для покупки цветов. Дефлорация в переводе с позднелатинского – «срывание цветов» (defloratio).
Тщательно выписана развязка рассказа. Сюрприз Тани, тщательно подготовленный, оказался неожиданностью и для Евгении Алексеевны, и для ее супруга: «— Представь, Семен, на коврике у двери корзина с цветами… Но она не успела договорить, поскольку муж ее, Лукин, совершенно бабьим размашистым жестом закатил ей крутую оплеуху. Всей своей прежней гордой жизнью была она к этому не готова, не удержалась на ногах и упала, ударившись бровью об угол подзеркальника. Корзина тоже упала. Корзина с цикламенами лежала на полу в прихожей, и никак нельзя было сказать, чтобы она доставила Евгении Алексеевне большую радость…»
Так выяснилось, что у этой красивой и обеспеченной дамы несчастливая женская судьба. Она не любит своего мужа, изменяет ему в надежде обрести счастье с другим мужчиной.
Судьба самой Тани складывается неожиданно – она выходит замуж за шведа: «там она купила себе первым делом сапожки на белом каучуке, цигейковую шубу и пушистые свитера. Петерсона она не полюбила, но относилась к нему хорошо. Сам Петерсон всегда говорил, что у его жены загадочная русская душа. А бывшие одноклассницы говорили, что Колыванова счастливая». Неправдоподобный конец рассказа кажется скорее сказкой, чем реальной картиной жизни. При всем том, что Улицкая вообще склонна к happy end (то же мы видели и в рассказе «Бронька»), думается, что счастливый финал лишь оттеняет трагедию. Даже при таком финале читатель не может не задуматься о том, какая душевная травма сопровождает жизнь героини, неспособной теперь полюбить по-настоящему. Сломанные женские судьбы становятся предметом художественного исследования и в других рассказах Л. Улицкой.
Рассказом «Бедная счастливая Колыванова» был сделан шаг к изображению еще одного типа героини – русской женщины за пределами России. В рассказе «Цю-юрихъ» главная героиня, Лидия, уезжает за границу, выходит замуж за иностранца. К концу рассказа она становится владелицей ресторана "Русский дом" в Цюрихе. «Таким образом, сюжетная линия рассказа связана с перемещением женщины в другое культурное пространство, что неминуемо должно привести к обретению нового опыта, социального, духовного и т.д. Смена места жительства должна гарантировать и обретение героиней себя как индивидуальности. Но и пространство Швейцарии, как это парадоксально не звучит, также характеризуется Улицкой как пространство неразличимости. С одной стороны, Лидия становится деловой женщиной, с другой - это делает ее одной из многих, которые "тоже ходили в обуви от Балли, носили норковые шубы и часы Ориент» (Широкова, 2005).
Как видим, рассказы выходят за рамки собственно гендерной проблематики, но таких произведений у Улицкой значительно меньше. Улицкую привлекает многогранность и непредсказуемость женского характера, акцент же непосредственно ставится на великом терпении русской женщины и ее стойкости (или как говорят в народе «семижильности»).
Следует отметить, что героини ранних рассказов писательницы отличаются большей жертвенностью, чувствительностью, состраданием, они стремятся к высшему предназначению женщины – быть (именно быть, а не просто стать) матерью (Бронька, Берта, Бухара). Повествование носит характер завершенности («Счастливые», «Бронька», «Дочь Бухары»), утверждение любви, страсти – несет оптимистическое начало. Героини прошлых лет женщины цельные, гармоничные, живущие в согласии с собой. Некоторые рассказы Улицкой словно недописаны, три из них («Цю-юрихь», «Женщины русских селений», «Орловы-Соколовы») заканчиваются многоточием. Это истории все больше про то, как кому-то не повезло глобально. Выстраивается патологическая «невписанность» в заданный набор обстоятельств – карьеры («Орловы-Соколовы»), семьи («Пиковая дама»). Автор репрезентует образ несчастной, обремененной жизнью героини.