Смекни!
smekni.com

Типология и поэтика женской прозы: гендерный аспект (стр. 34 из 45)

В прозе Петрушевской гендерные конфликты между мужчиной и женщиной в любовных отношениях весьма многообразны и отображают многообразие ситуаций самой жизни. Это, во-первых, слабость и материальная несостоятельность, необеспеченность, отсутствие, как говорится, своей крыши над головой, что никогда не приведет к влюбленности и даже большой любви, к семейному счастью. Так, неосуществившийся жених Галины («Рассказчица» Л. Петрушевская), архитектор сорока лет, сильно привязанный к своей престарелой маме, которая так не разрешила ему жениться: «У него мать старая, а ему уже почти что сорок лет, и он никак не может решиться представить себе, как же так в их двух комнатушках вместо одной хозяйки, его матери, будет жить еще и его молодая жена, и насколько это будет сложно, он просто не представляет, ему нужно много работать, он еще и художник». По сути дела тот же конфликт, но осложненный дополнительной ситуацией (донжуанством героя) изображен в позднем рассказе Л. Петрушевской «Спасибо жизни». Сообщая, что М.И. в свое время родила внебрачную девочку, автор останавливается на образе отца «замшелого гения, который проживал с лежачей мамой в своем книгохранилище и весь именно что зарос – даже нос покрылся какими-то паутинами…» И вновь образ слабого мужчины, привязанного к маме и боящегося ответственности за свою собственную семью: «Что характерно, гений, несмотря ни на что, вскоре женился и родил еще двоих детей, хотя по-прежнему жил с семьей порознь (его мама!)».

Дефлорация женщины в женской прозе, как это ни парадоксально, лишена романтического флера, какой набрасывался на нее в мужской литературе (исключение составляет «Жизнь» Мопассана).

С влюбленной М.И. ее «Гений один раз снизошел до совокупления после бутылки (он охотно пил хорошее вино, а М.И. раскошелилась и притащила портвейн “Порто”, а также сыр, колбасу и мятные пряники, прямо с зарплаты)». Именно в этот момент очередная поклонница, как пишет Петрушевская, «прорвалась по телефону, причем дважды, вела артподготовку, желала привезти “супчику”, и бедная М.И. дважды застывала в неудобной позе, а гений отвечал, что да, запыхался, прибежал от мамы. И опять прибежал, да (опять запыхался). Не хотел травмировать претендентку второго эшелона или уже ее боялся.

М.И. все вытерпела, все это лишение девственности…»

В семейной жизни отношения героинь с противоположным полом также складываются не самым лучшим образом, в противостоянии мужского и женского начал. Это проблема ослабления мужского плеча в мире, где героиня зачастую одинока или должна самостоятельно бороться с трудностями, в то время как ее муж, друг страдает от алкоголизма (вариант: от полного бездействия, апатичного настроения и т.д.). Предельно обобщенная форма семейного гендерного конфликта раскрывается в том же рассказе Петрушевской «Спасибо жизни».

М.И. устраивает свою жизнь сама, происходит так называемый «гендерный трансвестизм», при котором социальные роли мужчины и женщины меняются: героиня готова «жениться», мужчины в рассказе «вели себя как капризные барышни». Героиня обеспечивает сносный, как говорится, прожиточный минимум семье и не только своей квалификацией (напомним, что она кандидат наук), потом нищенской пенсией, но и умением и желанием, хоть по линии благотворительности, что-то достать для семьи, в отличие от мужа, который (автором нарочито взят почти идеальный вариант) – «непьющий плотник, золотые руки, масса перспектив (если подумать!)», но он «принципиально не берет халтуру, зарабатывает минимум, мог бы горы злата, но презирает (курсив мой – Г.П.)». Забота о материальном благополучии семьи редко входит в обязанности современного мужчины (авторы имеют в виду массовый типаж, а не узкую прослойку современных бизнесменов). В результате – многозначительность и обобщающая сила конфликта в рассказе «Спасибо жизни» воплощена в финале: «Все устроилось, только нет одежды, и вечные тапочки на резиновой подошве мелькают в сторону благотворительных точек, муж в результате одет-обут, дочь в кофточках, мама в халатиках, но там, откуда бьет родник сэконд хэнда, не бывает целых колготок, только носочки малого детского размера либо мужские. Но случаются брюки и длинные юбки, это спасение, спасибо жизни».

Вторая грань семейного конфликта – мужская неверность. Завистливый шепоток подруг, что «М.И. в своих носочках трепаная и странная, не пара» своему мужу, который притягивал их взгляды «на прогулках с собакой, с сеттером (!), и иногородний муж всегда был аккуратен, подтянут, Боже, и с трубкой! Джеймс Бонд!». Но вскоре зависть сменилась злорадством, смешанным сочувствием: оказалось, что «раз в неделю пан ходит ночевать к троюродной сестре М.И. … какие страдания у нее в эту одну ночь в неделю! Бедная».

Интересно, что Петрушевская подробно останавливается на непроявленном конфликте. Даже о том, что сильнее всего ранит женщину, – неверность мужа – Петрушевская сообщает косвенно, через сплетни подруг М.И. Читатель так и не узнает эмоциональную реакцию М.И. на измену супруга, знает только, что она терпит и сцен не устраивает. В жизни такой гендерный конфликт может проявляться в разных формах, но писателю важнее дать его основу как закон жизни, скрытый за внешне благополучным фасадом «семейного счастья»: «М.И. и плотник дружно присматривают за своим почти столетним младенцем» (курсив мой – Г.П.). Читателю не надо подозревать писательницу в жестокосердии по отношению к выжившей из ума почти столетней старухе: ее образ – символ, парадоксальный и гротескный, символ бесперспективности современной семьи, знак, заменяющий венец любви – ребенка и подлинное семейное счастье.

Символична в этом рассказе и глухота мужа, которая подчеркивается на протяжении всего развития сюжета, смысловая оппозиция, но имеет и кульминационное выражение, когда, казалось бы, сталкиваются интересы супругов: «Правда, М.И. ненавидит телевизор, и муж ее смотрит передачи беззвучно, в наушниках, но правда и то, что зять глуховат в сильной степени и без наушников (а там еще слухоаппарат) ничего не схватывает, языка немых не изучил». Сильная женщина и рядом мужчина, который не хочет ничего слушать. Возможно, глухота – это художественное воплощение реакции героев на жизненные проблемы и, конечно же, символ глухоты и непонимания между членами семьи.

Нам могут возразить: семья М.И., созданная уже пожилыми людьми, скорее исключение, чем правило. Но скрытый, возможно даже не осознаваемый, а порой и ярко выявленный конфликт всегда присутствует в семейной жизни всех героинь Петрушевской. Но нет гармонии и в семейной жизни тех героинь женской прозы, которые преодолели барьер одиночества, не так как М.И., а в положенный срок. Жизнь семей у Петрушевской безрадостна, причем это касается и душевно активных героинь и пассивных.

В рассказе «Отец и мать» гендерный конфликт раскрывается на грани психической аномалии. Героиня рассказа Таня – старшая дочь в многодетной семье с проблемными отношениями между родителями: «Младше ее (Тани – П.Г.) были многочисленные девочки и самый последний, мальчик, которого мать так и носила у груди все самое последнее время своей супружеской жизни и бегала со своим сыном на руках вслед за мужем, направляющимся на службу, — бежала, чтобы не дать ему уйти на эту проклятую службу, где он только занимается сплошным развратом». Отец Тани военнослужащий, мать нигде не работает, постоянно подозревает мужа в измене, устраивает скандалы, истерики – такая стандартная жизненная ситуация вынесена Петрушевской на читательский суд.

Петрушевская традиционно распределяет роли в семье: замученная многодетная мать, болеющая ненавистью к собственному мужу, «ненавистью труженицы и страдательницы к трутню, к моту и предателю интересов семьи, хотя отец каждый вечер возвращался в лоно этой семьи и брал на руки очередного маленького, но мать и этот жест трактовала как уловку, как подлый финт провинившегося кобеля, и они чуть не раздирали маленького пополам — отец, чтобы не дать его взбешенной матери, а мать, чтобы не дать отцу повыставляться и поиграть в бесчестную игру, в отца семейства, при полном отсутствии к тому оснований. Могло показаться даже, что мать видит в своих детях только целый ряд вещественных доказательств своих усилий в жизни, своего нечеловеческого труда и своей неоспоримой, но ежечасно оспариваемой ценности перед лицом мужа-кобеля, который дрожит и трясется, как студень, каждый раз, когда она подымает голос…»

В нескольких предложениях Петрушевская показывает всю трагедию несостоявшейся жизни всех членов семьи: абсолютное непонимание между мужем и женой, ежедневные скандалы. Все характеристики мужа даны через восприятие жены – это ее оценка отца многочисленных детей и, наверно, когда-то любимого человека. После прочтения рассказа складывается двоякое впечатление: с одной стороны, кажется, что Петрушевская не договаривает: возможно, в прошлом между мужчиной и женщиной случилось нечто страшное, то, что привело к ненависти и разладу; с другой - понимаешь, что автор дает подлинный образ женщины-разрушительницы, неуверенной в себе, постоянно пытающийся доказать собственную значимость, обратить на себя внимание, вызвать сочувствие и жалость окружающих, утверждающийся за счет унижения собственного мужа и детей. Таким образом, Петрушевская здесь полностью развенчивает миф о русской женщине, воспетой всей классической литературой. Писательница даже лишает героиню имени, представляя ее как Петровну.

Нельзя не обратить внимание на отношение родителей к детям. Для иллюстрации обратимся к тексту рассказа:

«… Мать видит в своих детях только целый ряд вещественных доказательств своих усилий в жизни, своего нечеловеческого труда и своей неоспоримой, но ежечасно оспариваемой ценности перед лицом мужа-кобеля…» Рассказ насыщен, казалось бы, избыточными и отвратительными, но необходимыми подробностями: