Тот же принцип сюжетообразующей роли поведения героинь Петрушевская использует и в изображении жизни следующего поколения героинь того же рассказе: «дочь М.И. находит свое женское счастье, несмотря на недуг». И девочки, потом женщины за четыре десятилетия вся жизнь предстает как перечисление глаголами наиболее значимых ее этапов. Ее поведение было либо следствием давления окружающих, либо свободным выбором.
«Потом был частный врач, время от времени девочку оставляли дома вне школы и кормили таблетками, а когда сеанс радужных видений заканчивался, девочка возвращалась в стан нормального народа, училась как все, затем (уже как избранные) поступила в университет, вот вам и атом! Нет, явно созвездие атомов, но уже позже скрывать все дела стало труднее, студенты ведь ездят на практику, отбывают вдаль, матери нет, и это несчастное скопище атомов, выйдя из реальности на глазах чужих людей, оказывалось в психушке, и вполне закономерно.
Там девушка и познакомилась с другим таким же обездоленным и вышла (!) замуж. Как? А так, никому не запрещено. Закончила университет, тут стоп. Нельзя было преподавать в школе. Но обходом, тихой сапой, устроилась вести кружки, зарабатывала мизер, и жили на это с мужем. Устанет там, начинают роиться видения, перебегает к маме.
Поведение второстепенных персонажей – окружение героини передано лишь выразительной деталью. При известии о замужестве М.И. «раскаты хохота долго будоражили телефонное пространство, объединяющее подруг М.И. в обширную шпионскую сеть».
В других случаях, что демонстрирует многогранность таланта Петрушевской, формы поведения героев раскрывают движение сюжета не в его чисто событийной ипостаси, а в движении чувств, переданного жестами. Дается описание внутреннего состояния человека, в котором схвачена специфика внутренней речи, передающей психологические состояния героев в рассказе «Вольфганговна и Сергей Иванович».
«– Савва Ильич, – после паузы вымолвил Сергей Иванович.
– Это дирекция, второй этаж.
– Савва декорации, – произнес Сергей Иванович с трудом.
– Что Савва декорации?
– Велел.
Она оглянулась на пианиста. Молодой человек с шапкой кудрявых волос (вылитый Додик) махнул рукой.
– Ну мы Савве говорили, что нужен настройщик, ковер и художник. Так вы кто?
– Это, – сказал Сережа
– А, – выдохнула, вдруг неизвестно почему заволновавшись, девушка. – Вы декорации?
Сережа кивнул» (курсив мой – П.Г. ).
Такие штрихи, как «после паузы вымолвил», «произнес с трудом», особенно ответ на вопрос «Вы кто?» - «Это» - очень точно передают растерянность героя от встречи с девушкой его мечты, как и то, что в его волнение в конце диалога передалось Тане: «выдохнула, вдруг неизвестно почему заволновавшись».
Других героинь Петрушевской одиночество толкает на «виртуальное» поведение – на бесконечные выдумки своих успехов на любовном фронте. В рассказе «Скрипка» молодая женщина Елена ждет ребенка, находится в больнице «на сохранении», но ее никто навещать не приходит. Елена придумала себе историю жизни и рассказывает ее по частям во время обхода врача, что она учится в консерватории, что к ней скоро должна прийти подруга, что у нее есть муж, но на самом деле героиня совершенно одна, она пытается продлить свое нахождение в больнице, т.к. ей просто некуда идти. Беременная, одинокая, ненужная молодая женщина – одна из многих российских женщин, оказавшихся брошенными на произвол судьбы. В центре повествования формы поведения героини рассказа. Елена все время пишет: «Снова садилась за письмо и писала, писала, писала, пока не подходила пора запечатывать всю эту писанину и торжественно нести ее через всю палату к выходу. Или еще она шла звонить и с кем-то вела тихие переговоры, очевидно, сугубо делового характера — по ее лицу было видно, что она что-то хочет выяснить чрезвычайно важное и решающее для себя, и так происходило каждый день с этими телефонными разговорами — всякий раз было все то же озабоченное лицо, тот же тишайший голос, те же неопределенные, непонятные вопросы.
Несмотря на эти, сугубо деловые телефонные разговоры, а значит, и наличие кого-то, кто что-то делал для Лены, — к ней никто никогда не приходил, и соответственно ничего на ее тумбочке не стояло, кроме пустого стакана, накрытого бумажной салфеткой».
Пытаясь скрыть свое одиночество, она выдумывает несуществующую жизнь, врет еще и потому, чтоб не видеть жалости, не слышать сочувственных слов. Она хочет казаться сильной и благополучной. Но обман ее в итоге раскрывается, ее выписывают за два месяца до родов, и женщина в палате советует Лене «пока отдать ребенка в дом ребенка хотя бы на год, и за этот год как-то встать на ноги, найти работу и жилье и только после того забрать ребенка к себе насовсем. Лена торжественно кивала, сидя на своей кровати, а затем все-таки попрощалась со всеми снова и пошла со своим вздутым животом, и потом ее еще раз можно было видеть спустя полчаса в окно, когда она торжественно удалялась в каком-то мятом желтом плаще, держа под руку свою знаменитую подругу, и всем было ясно, что обморок на улице был подстроен и что спустя какое-то время они опять что-нибудь инсценируют с подругой на улице, если только Лена не упадет в обморок еще до того, как они успеют обо всем договориться».
Героиня еще одного рассказа Петрушевской – «Рассказчица» - Галина развлекает своих сослуживцев - постоянно рассказывает всем обо всем. Что это: способ женского самовыражения, привлечения к себе интереса, недостаток участия, любви со стороны близких людей? Скорее отчаяние одиночества. Подробности своей частной жизни рассказчица выносит на общественный суд, таким образом стремится обратить на себя внимание, поведать о своей беде, в конце концов обозначить свое место в этом мире, заявить, что она существует. Ее существование заключено в высказывании, выговаривании своих несчастий.
Героиня в сложной жизненной ситуации: мать умирает от рака, с отцом сложные отношения, друг-архитектор уходит от нее, подруг у нее нет и никогда не было. Галя совершенно одна в этом мире, но постоянно рассказывает о своей счастливой любви.
Окружающим ее людям кажется, что она совершенно не умеет себя вести и не знает предела, когда уже нельзя, вводит малознакомых, посторонних людей в свой мир, рассказывая им подробности своей жизни, делясь с ними своей болью, своей радостью. Она не встречает сочувствия, на которое рассчитывает, над ней посмеиваются и недоумевают, считая ее ненормальной, со странностями.
А через два месяца после смерти матери (т.е. когда чувство одиночества достигло предела) она объявляет о скорой свадьбе, куда приглашает весь коллектив. И вновь Галина удивляет окружающих откровением: «Во-первых, никто от нее и не ждал такого точного ответа, и никому это не нужно было, никого это не касалось. Во-вторых, даже из чувства простого самосохранения ни одна девушка не стала бы всех оповещать за два месяца до свадьбы: мало ли что может случиться за эти два месяца, да и потом зачем же это надо, чтобы каждый встречный-поперечный знал об этом глубоко личном, сокровенном событии?
Все просто опешили. Никто этого не ожидал, тем более что предстояла реорганизация и по этой реорганизации учреждения Галина как «штатная единица» подлежала сокращению»: она пригласила всю контору к себе на свадьбу и даже назвала адрес кафе, где все это будет происходить через месяц». Несмотря на то, что Галина не находит отклика у своих сослуживцев, она продолжает делиться с ними своим сокровенным: «Она стала приносить в контору разные вещи — материал на платье для свадьбы, и все его посмотрели через силу, потому что знали, что Галя подлежит сокращению, а она еще в то время не знала. Потом Галя принесла жемчужный воротник и жемчужные манжеты к этому платью, и всем желающим рисовала, какое у нее будет платье. Но теперь в том, что она все рассказывала, совсем не было прежнего — что ее расспрашивали, а она отвечала. Нет, теперь она рассказывала сама, и как-то лихорадочно, точно боялась, что ее не расслышат. И ей стали делать замечания, что в рабочее время надо заниматься совсем другими вещами, а именно тем, за что платят зарплату. Она тут же замолкала и прятала свои рисунки и манжеты, но на следующий день все повторялось сначала.
Когда Галя вернулась от инспектора отдела кадров, от которой наконец узнала о предстоящем сокращении ее единицы, то как ни в чем не бывало сказала, что все равно ждет всех на свадьбу в кафе и пришлет всем пригласительные билеты. И все как-то неприятно растерялись, тем более что пятница для всех дорогой день, конец недели, кто-то уезжает за город, у кого-то свои, другие дела. Но она ничего этого даже не подозревала о других и, уходя в последний день и со всеми прощаясь, еще раз повторила: «Ну, погуляем у меня на свадьбе, не забудьте, через пятницу».
На свадьбу пришли единицы, а потом всем рассказывали о «том, что Галя со свойственным ей простодушием и даже наивностью сказала им: «Ну как вам мой муж?» — и показала им туфли из-под длинного платья: «Ну как вам мои туфли?» И что закуски было страшно мало, так что девочки из экспедиторской просто были посланы в разведку по другим столам и утащили и принесли тарелку вареной колбасы, и тарелку копченой колбасы, и блюдо заливного. И их столик был самый шумный, хотя все шумели на этой свадьбе, все сто человек. И как заведующий дико смеялся и кричал вместе со всеми «горько». И ими овладел какой-то бес добычи, они прямо хватали с соседних столиков то водку, то букет цветов. И как девчонки из экспедиторской стащили с соседнего стола большой букет белых лилий, когда уже нужно было уходить со свадьбы, потому что заведующий, по-детски хитро им сказал: «Пользуйтесь, девчонки, когда еще вам удастся на свадьбе именно такой погулять», — и они уже при выходе схватили прямо из кувшина этот букет белых лилий и пошли на выход. А по дороге зашли в туалет поправить прически и попудриться, потому что были все-таки порядочно пьяны. И тут они увидели Галю, смутились, протянули ей этот злосчастный букет белых лилий и сказали глупо-преглупо: «Это тебе». А Галя в своем длинном до пят платье, откинув фату и сняв перчатки, страшно плакала в этом мокром туалете при кафе».