Именно к такому итогу и придет героиня. Любовь оказывается для Нины нереализованным характерным для мужской гендерной роли желанием властвовать и покорять, и мужчину она себе находит робкого и нерешительного, позволившего ей подчинить свою волю. Герой рассказа реализует женскую роль и предназначение в патриархальной культуре, он излучает доброту и бескорыстие, всегда и всем готов помочь, он сострадателен и сердоболен, отзывчив на чужие проблемы.
«А он, беспечный, готовый повиснуть на шее у любой уличной собаки, пригреть любого антисанитарного бродягу, тратил себя на толпу, разбрасывал себя пригоршнями; простая душа, брал авоську, нагружал ее простоквашей и сметаной и шел навещать заболевшую Лизавету, и приходилось идти с ним, и, боже мой, что за берлога, что за комната, желтая, жуткая, заросшая грязью, слепая, без окон!»
Нина понимает, что на пути к ее счастью, к браку стоит другая женщина, вот здесь и пригождается ее по-мужски деловые качества, ее настойчивость и целеустремленность: «Уничтожить Лизавету было так же трудно, как перерезать яблочного червя-проволочника». Когда ее пришли штрафовать за нарушение паспортного режима (очевидно, по наводке Нины), она уже ютилась в другом месте, и Нина посылала отряды туда. Лизавета пряталась в подвалах – Нина затопляла подвалы; она ночевала в сараях – Нина сносила сараи; наконец Лизавета сошла на нет и стала тенью. Семь пар железных сапог истоптала Нина по паспортным столам и отделениям милиции, семь железных посохов изломала о Лизаветину спину, семь кило железных пряников изгрызла в ненавистной дворницкой – надо было играть свадьбу». Героиня приходит к своей цели через разрушения, уничтожая и без того несчастную и обездоленную Лизавету, неосознанно стоящую на Нинином пути к Грише. Нина все решила за себя и своего избранника, нарисовала картину счастливой и безмятежной семейной жизни, не понимая, что Грише для счастья нужен не красивый дом с заботливой женой и трехразовым питанием, а свобода творчества и выбора собственного жизненного пути, он пришел в эту жизнь не для ублажения Нины, не для сытой жизни, он другой, отличный от представлений героини. Гриша не живет по стандартам общепринятого счастья, он сделал давно свой выбор. Но излишняя мягкость характера героя позволили женщине устроить все на свой манер:
«Уже редела пестрая компания, уже приятная тишина стояла вечерами во флигеле, уже с уважением стучал в дверь случайный смельчак и тщательно, сразу жалея, что пришел, вытирал ноги под Нининым взглядом. Недолго оставалось Гришуне уродоваться с лопатой и зарывать свой талант в сугробы, он переезжал к Нине, где его ждал прочный, просторный письменный стол, покрытый оргстеклом, слева на столе – вазочка с двумя прутиками вербы, справа – в рамке с откляченным хвостом улыбалась Нинина фотокарточка, так сказать, "твое лицо в его простой оправе". И улыбка ее обещала, что все будет хорошо, сытно, тепло и чисто, что Нина сама сходит к товарищу Макушкину, чтобы решить наконец затянувшийся вопрос со сборником, она попросит товарища Макушкина внимательно просмотреть материалы, дать советы, кое-что подправить, нарезать вязкий торт Гришиного творчества на съедобные порционные пирожные».
Перед их бракосочетанием Нина позволяет Грише устроить прощальный ужин с друзьями. Тема застолья для литературы не нова, она воплощает идею раскрытия человеческой души, истинной натуры, идею познания друг друга: «На прощальный ужин повалили неисчислимые полчища – девочки и уроды, старики и ювелиры, и пришли, выворачивая ноги, трое балетных юношей с женскими очами, и приполз хромой на костылях, и привели слепого, и мелькнула тень Лизаветы, почти уже бесплотная, а толпа все прибывала, жужжала и неслась, как мусор из пылесоса, пущенного в обратную сторону, и расползались какие-то бородачи, и стены флигеля раздвигались под людским напором, и были крики, плач и кликушество… А к утру вся нечисть сгинула, и Нина, уложив Гришуню в такси, отвезла его в свой хрустальный дворец».
Толстая меняет своих героев ролями, происходит так называемый гендерный трансвестизм, при котором мужчина и женщина меняются качествами, лежащими в основании разделения на мужской и женский тип поведения. Нина воплощает мужской гендерный образ, а Гриша – женский.
Нина счастлива, она совсем не замечает уныния супруга. «...Ах, знаете, некому написать портрет любимого человека, когда он, протирая заспанные голубые очи и выпростав из-под одеяла молодую мохнатую ногу, зевает во всю ширь! И смотришь на него как завороженная, и все-то в нем твое, твое: и изъян в зубном ряду, и проплешина, и чудесная бородавка! И чувствуешь себя королевой, и люди расступаются, и коллеги почтительно кивают, и Аркадий Борисыч (бывший любовник – Г.П.) вежливо подает руку, обернутую в стерильную бумажку. Хорошо было врачевать доверчивых больных, хорошо нести домой полные сумки вкуснятины, хорошо было вечером проверять, как заботливая сестра, что написал Гришуня за день».
Нина реализует в супружеских отношениях себя не только как женщина-охотница, но и как мать; она переносит материнские чувства на мужа, тем самым напрочь лишая его собственного мнения и возможности самовыражения, Гриша становится маленьким сынком для героини. «Только вот слабенький он был, много плакал, и не хотел кушать, и не хотел писать ровненько на чистой бумаге, а все подбирал по старой привычке тючки да сигаретные коробки и чертил каракульки, а то просто рисовал загогулины и закорючки. И сочинял про желтую-желтую дорогу, все про желтую дорогу, а над дорогой – белая звезда. Нина качала головой: "Подумай, солнышко, такие стихи нельзя нести товарищу Макушкину, а ты должен думать о сборнике, мы живем в реальном мире". Но он не слушал и все писал про звезду и дорогу, и Нина кричала: "Ты меня понял, солнышко?! Не смей такое сочинять!" И он пугался и дергал головой». Раз в неделю жена проверяла его письменный стол и выбрасывала те стихи, которые женатому человеку сочинять неприлично. И порой ночью, - пишет Т.Толстая, – «она поднимала его на допрос: пишет ли он для товарища Макушкина или отлынивает? И он закрывался руками, не в силах вынести яркого света ее беспощадной правды».
Брак героини трудно назвать счастливым, Гриша изнемогает под гнетом Нины, она, не замечая его душевных переживаний, не осознавая, что день за днем лишает его дорогих ему людей, предметов, вещей, приводит героя к гибели души, что влечет за собой физическую смерть.
К любым проблемам, стоящим перед Ниной, героиня подходит по-мужски конструктивно, уверено и практично; придя, в конце концов, к грустному итогу: «Так они худо-бедно прожили два года, но он, хотя и окруженный всяческой заботой, не ценил ее любви и совсем перестал стараться. Бродил по квартире и бормотал, бормотал, что вот он умрет, и завалят его землей, глиняными кладбищенскими пластами, и мелкое золото березовых копеечек, милостыней осыплется на могильный холм, и сгниет под осенними дождями деревянный крест или фанерная пирамидка – что уж там не жалко будет над ним поставить, и все-то его позабудут, и никто не придет». Потом добрые люди рассказали ей, что Григорий хочет вернуться во флигель, что он не безуспешно ходил к взятой на его место дворничихе и торговался за сколько «она уступит ему его прежнюю жизнь». У Нины были связи в горздраве, «и она намекнула там, что вот прекрасное трехэтажное здание в центре, можно занять под учреждение, они же как раз искали. Они благодарили ее там, в горздраве, им это подходило, и очень скоро дворницкой не стало, камин сломали, и один из медицинских институтов разместил во флигеле свои кафедры».
Критики давно заметили отличительную черту творчества Толстой – сильные, непредсказуемые концы. Рассказа «Поэт и муза» не стал исключением, в этом отношении он превосходит любые возможные, логически или алогично выстроенные финалы:
«Гриша замолчал и недели две ходил тихий и послушный. А потом даже повеселел, пел в ванной, смеялся, только совсем ничего не ел и все время подходил к зеркалу и себя ощупывал. "Что это ты такой веселый?" - допрашивала Нина. Он открыл и показал ей паспорт, где голубое поле было припечатано толстым лиловым штампом: "Захоронению не подлежит". "Что это такое?" - испугалась Нина. А Гришуня опять смеялся и сказал, что продал свой скелет за шестьдесят рублей Академии наук, что он свой прах переживет и тленья убежит, что он не будет, как опасался, лежать в сырой земле, а будет стоять среди людей в чистом, теплом зале, прошнурованный и пронумерованный, и студенты – веселый народ – будут хлопать его по плечу, щелкать но лбу и угощать папироской; вот как он хорошо все придумал. (…) И вот с этого момента, говорила потом Нина, любовь их как-то пошла наперекосяк, потому что не могла же она пылать полноценной страстью к общественному достоянию и целовать академический инвентарь. Ничто в нем больше ей не принадлежало». С глубокой иронией говорит Толстая о своей маскулинной героине, которая не чувствует своей вины, считая, что «виновата жизнь».
«И подумайте, какие чувства должна была пережить она, прекрасная, обычная женщина, врач, безусловно заслужившая, как и все, свой ломтик в жизни, – женщина, боровшаяся, как нас всех учили, за личное счастье, обретшая, можно сказать, свое право в борьбе? (…) И после его смерти она очень переживала, и подруги ей сочувствовали, и на работе пошли навстречу и дали десять дней за свой счет. И когда все процедуры были позади, Нина ездила по гостям и рассказывала, что Гриша теперь стоит во флигельке как учебное пособие, и ему прибили инвентарный номер, и она уже ходила смотреть. Ночью он в шкафу, а так все время с людьми». Подобный финал рассказа ставит вопрос о философии мечты, ее воплощении и удовлетворенности того, кто хотел исполнить свою мечту, во что бы то ни стало, ценою крушения мечты другого человека. Если обратиться к метафоре рассказа, то Толстая подобным окончанием «Поэта и музы» канонизирует мужской образ.