Технологии ограничены по месту и времени их применения. У конкретного сочетания техник, способов и приемов деятельности как определенной системы этой деятельности существует свое «внутреннее время» (И. Пригожин). Но при всей своей определенности, фиксированности действий, привязанных к пространственно-временным параметрам ситуации, технологии имеют и механизмы преодоления такой зависимости. И прежде всего эта зависимость преодолевается за счет присутствия в них «гена самонастройки», адаптируемости к ситуации.
Иными словами, в технологиях всегда есть место творчеству субъекта, импровизации, нестандартным действиям. Усиление такого импровизационного начала служит своеобразным сигналом для перехода к новым типам взаимодействий с контрагентами, совершенствования структуры и выработки оригинальных приемов деятельности. В то же время технологии – враг произвола. Они по природе своей противостоят интуиции и прецеденту как ведущим способам реализации человеческих целей. Технологии направлены на рационализацию и упрощение действий во имя достижения цели и именно поэтому склонны к известной формализации и институциализации, нормативному закреплению.
В силу этого у технологий существуют некие верхние пределы, которые они не должны переступать, чтобы не превратиться в форму откровенного субъективизма. Но они не должны и застывать, чтобы не нарушить соответствие процесса целедостижения динамично развивающейся ситуации. Вращаясь между этими полюсами формализации и субъективации, технологии постоянно подвергаются опасности перерождения либо в набор догм, либо в сплошную импровизацию субъектов.
В зависимости от характера и масштаба действующего субъекта технологии существенно отличаются по своим параметрам: ресурсам, оценкам их эффективности и т.д. Так, технологии, рассчитанные на оптимизацию деятельности массовых политических субъектов, как правило, являются более прерывистыми, а потому и менее надежными. Поэтому, чтобы уверенно управлять поведением крупных социальных слоев, регулировать динамику общественных настроений и т.п., необходимо использовать более строгие и жесткие регуляторы, нужны большие вложения, ресурсное обеспечение и т.д.
В структуру политических технологий, как правило, входят три наиболее значимых компонента: специфические знания; конкретные приемы, процедуры и методики действий; а также различные технико-ресурсные компоненты.
Принципиальная роль знаний обусловлена тем, что политические технологии по сути своей есть воплощение особых форм отражения действительности, которые направлены на нахождение средств и способов практического решения проблем, возникающих в сфере власти и управления государством. В этом смысле технологический уровень познания действительности не только представляет собой форму научно-прикладного знания, но и одновременно выражает оценку политических проблем с точки зрения заинтересованных в их решении субъектов.
Таким образом, технологическое знание является познавательно-проективной, идеально-преобразующей деятельностью, которая включает в себя приемы не только обыденного, но и научного познания действительности, как бы синтезируя их подходы для решения конкретной задачи. Это задает технологическому знанию собственную логику отражения и объяснения явлений, которая не присуща ни научным формам отражения, ни обыденным подходам в отдельности.
В отличие от теории, которая напрямую не связана с практикой и опосредует свои отношения с ней некими идеальными конструкциями, не исключающими разнообразных трактовок реальных явлений, технологическое знание непосредственно и вполне однозначно воспринимает действительность, внутренне организуясь на основе отражения реальности, конкретных событий. Технологическое знание отличает то, что оно является не «идеально сконструированной абстракцией, которая... привязана к конкретному трехмерному пространству с определенной точкой отсчета»,* а работает с конкретной проблемой, ситуацией, существующей в масштабе реального времени и обладающей такими топологическими (глубиной, шириной и другими метрическими характеристиками) и темпоральными (временными) параметрами событий, которые исключают саму возможность умозрительного достраивания происходящих событий логически выводимыми свойствами.
* Подшивалкина В. И. Социальные технологии: Проблемы методологии и практики. Кишинев, 1997. С. 42.
Если научное знание идеализирует событие (ситуацию), то технологическое знание конкретизирует логические объекты; если научное знание обращено к практике-универсуму, то технологическое отображение – к отдельному фрагменту действительности, отражаемому столь же конкретным субъектом. Поэтому с точки зрения технологического отношения к миру данный фрагмент практической реальности требует не логического осмысления, а практического ответа. Такой ответ должен формироваться в рамках принципиальной ограниченности конкретной ситуации и не предполагать теоретического расширения конкретного события до класса однотипных явлений. Вследствие этого все истины технологического знания принципиально подвижны (релятивны), исключительны и уникальны.
Технологическое знание рассматривает любое событие как некий фрагмент действительности, обладающий собственной логикой движения, источниками развития, пределами роста и т.д. и предполагающий выдвижение некой требующей решения проблемы. Таким образом, содержание технологического знания формируется на основе позиций того, кто отражает событие (технолог, аналитик); того, кто задает конкретные цели решения связанной с данной ситуацией проблемы (заказчик), а также того, кто действует на стадии решения задачи (исполнитель). Следовательно, каждый из них способен изменить содержание и форму технологической информации.
Такое утроение субъекта технологического знания свидетельствует о том, что вся его познавательная стратегия строится на сведении объективных условий к субъективно интерпретируемой ситуации как на стадии диагностики, так и на стадии актуализации знаний. Включение представлений этих субъектов в оценку ситуации показывает, что целевых ориентации в рамках технологического знания об одной и той же проблеме может быть сколько угодно. Поэтому конкретные проблемы технологически могут быть интерпретированы и «встроены» в самые разнообразные политические процессы.
При технологическом подходе на первый план выступает проблема выработки такой системы координат, которая способна привести к пониманию состава, структуры, формы, характера изменений тех или иных событий (ситуаций). Это предполагает включение в базу технологических данных не только выводов и оценок специального характера (оценок соотношения политических сил, их идеологических программ и т.д.), но и той информации, которая раскрывает данную ситуацию с экономической, бытовой, экологической и др. точек зрения.
В зависимости от характера решения практических задач технологическое знание может занимать самые различные позиции относительно тех теоретических выводов, которые сделаны академической наукой по поводу данного типа объектов. Если перефразировать О. Конта, то можно сказать, что технологии – это такие представления, которые установку на «знание» опосредуют установкой на «действие». Поэтому в ряде случаев носитель технологического знания может, выполняя свою задачу, не обращать внимания на те или иные теоретические выводы. Таким образом, научно-теоретические результаты исследований могут быть абсолютно индифферентными к решению конкретной практической задачи. Причем выводы фундаментальной науки могут быть проигнорированы даже тогда, когда они объективно необходимы для решения конкретной задачи. И такой выбор может быть продиктован не только целями или особенностями подхода аналитика, заказчика или исполнителя, но и их ресурсными возможностями, а также другими практически значимыми факторами.
Технологическая оценка ситуации формирует и собственные знаковые (семантические) структуры. Так, если язык науки всегда предполагает хотя и разноообразную, но все же строгую категориально-понятийную форму, то технологическое знание основывается на значительно более свободном порядке образования семантических структур. В его аналитической лексике строгие понятия соседствуют с чувственными образами, определенные в смысловом значении термины – с многозначными. Здесь присутствуют не только языковые формы, отображающие сложные смысловые оттенки, но и неспециализированные структуры общения (просторечия, бытовая лексика, аббревиатуры живого языка, слоганы, фольклор и т.д.). Так что технологическое знание базируется на более подвижном языке, знаковых структурах, подчеркивающих субъективность, индивидуальность исследователя и ориентированных на инструментальные цели, эмпирическую коммуникацию и расширение информации о событиях.
Технологическое знание в конечном счете представляют собой субъективную основу политической инженерии, которая занимается политическим проектированием (прогнозированием, планированием и программированием) и организацией практической деятельности институтов власти. Поэтому основной ценностью для технологий является даже не самое знание о том, как можно нечто сделать, совершить, а конкретное умение, навыки свершения действий и достижения целей.
Содержание таких конкретных навыков и умений, которые выражаются в применении определенных приемов, процедур, техник и методик действий, непосредственно задается конкретными целями или, в конечном счете, особенностями той или иной предметной сферы политики. Например, в сфере принятия решений это могут быть приемы согласования и соизмерения интересов сторон при выработке тех или иных целей государственной политики; в рамках разрешения международных конфликтов – способы поиска компромиссов между конфликтующими сторонами или воздействия на них со стороны примиряющих (арбитражных) структур; в информационной сфере политической власти – приемы дезинформирования общественности или, напротив, борьбы против клеветнических измышлений соперников и т.д.