Объединение действительных и недействительных сделок в одну категорию - сделки оправдано еще и потому, что к ним подлежит применению ряд общих правовых норм. Так, как действительные, так и недействительные сделки могут быть как односторонними, так и двух- и многосторонними (ст. 154 ГК). Положения статьи 158 ГК, в которой говорится о форме сделок, в равной мере применимы как к действительным, так и к недействительным сделкам. На основании ст. 157 ГК сделка может быть квалифицирована как условная независимо от ее действительности. Наконец, выяснив, что перед нами - двусторонняя сделка (договор), совершенная, например, в письменной форме, мы обращаемся к нормам обязательственного права, чтобы выяснить, какой именно договор подвергается рассмотрению. Ответ на последний вопрос может быть дан только при обращении к нормам, устанавливающим признаки договора определенного типа, например, к положениям об аренде или купле-продаже. В то же время к этим нормам нет необходимости обращаться, если речь идет, например, о деликте. Что касается тех правовых норм, устанавливающих требования, соблюдение которых необходимо для действительности сделки, то при рассмотрении сделки (как действительной, так и недействительной) эти нормы также подлежат применению для определения того, действительна сделка или нет.
Подводя итоги вышеизложенному, приходим к выводу, что сделка может как соответствовать закону, так и противоречить ему, как влечь те правовые последствия, на которые она направлена, так и не влечь таковых. Поэтому договором следует считать соглашение, направленное на гражданско-правовые последствия, независимо от того, порождает ли оно последствия, на которые направлено. По критерию способности влечь указанные правовые последствия договоры делятся на действительные и недействительные. Недействительный договор представляет собой соглашение, не соответствующее требованиям закона и не влекущее те последствия на которые оно направлено, но являющееся сделкой.
Уяснив понятие недействительного договора, перейдем к установлению его места в системе юридических фактов и в первую очередь того, является ли он вообще таким фактом.
2.Виды незаключенных договоров, их характеристика
В качестве основного различия последствий недействительности и «незаключенности» договора называется невозможность применения реституции. Прежде всего считаем необходимым сказать несколько слов в защиту реституции, сама возможность существования которой иногда ставится под сомнение даже для недействительных сделок. Более того, делается предложение об исключении норм о реституции (п. 2 ст. 167 ГК) из ГК с тем, чтобы к недействительным сделкам применять правила о виндикации и неосновательном обогащении[88] . Данная позиция обосновывается тем, что правовая природа реституционных требований - виндикационная или кондикционная, поэтому нет оснований для применения особых правил о реституции[89] . Также доказывается, что понимание реституции в России как особого средства защиты - пережиток советской идеологии и порождение неправильной интерпретации римских источников, в то время как большинство стран вовсе не знает такого института[90] . В итоге реституция названа «упрощенным механизмом, не известным ни одной развитой правовой системе мира»[91] .
Само по себе сделанное предложение об отказе от реституции, а также отдельные обосновывающие его аргументы вызывают возражения.
Следует согласиться с тем, что требования по возврату имущества по недействительной сделке в зависимости от вида переданного имущества имеют виндикационную или кондикционную природу. В настоящее время такой точки зрения придерживаются многие авторы[92] . Нередко подобным образом рассматривались данные требования и на базе ранее действовавшего законодательства[93] . Трудно отрицать, что при передаче по недействительной сделке законным владельцем индивидуально-определенной вещи владение получившего эту вещь будет незаконным, а у передавшего вещь появляется право требовать возврата вещи. Если же передано имущество, определенное родовыми признаками, возникнет неосновательное приобретение имущества за счет другого лица. Как справедливо отмечено, в обоих случаях, имущество является недолжно полученным, но неосновательное обогащение имеет место только в одном из них[94] .
Однако подобная квалификация требований по возврату имущества по недействительной сделке, рассмотренных отдельно друг от друга, не исключает возможность существования такого способа защиты как реституция. Его существование обусловлено особенностью ситуации, которая имеет место именно при исполнении сделки: неосновательно полученное имущество оказывается у обеих сторон по сделке, и возникает необходимость вернуть его также обеим сторонам. Поэтому в случае предъявления требования о применении последствий недействительности сделки имущество должно быть возвращено обеим сторонам по сделке. Однако правила о виндикации и кондикции не рассчитаны на достижение этой цели, поэтому и не имеют прямого действия, а нормы главы 60 ГК применяются к этим отношениям только субсидиарно.
Считается неудачным, что реституция обязывает к возврату стоимости погибшей вещи даже тех лиц, которые не могут нести гражданско-правовую ответственность (например, малолетние) или которые не знали и не должны были знать о неосновательности обогащения[95] .
Можно допустить, что безусловная обязанность по возмещению стоимости случайно погибшей вещи не должна быть возложена на потерпевшую сторону в недействительной сделке, например, на лицо, заключившее договор под влиянием угрозы[96] . Здесь разумным было бы применение правила о том, что лицо ответственно за случайную гибель вещи только с момента решения суда о признании сделки недействительной, то есть когда оно узнало или должно было узнать о неосновательности обогащения (п. 2 ст. 1104 ГК). Однако это правило нельзя считать универсальным для обеих сторон по оспоримой сделке. Во всех случаях совершения сделок, указанных в ст. 179 ГК (совершенных под влиянием обмана, насилия и т.д.), виновная сторона узнает о неосновательности обогащения также только с момента признания сделки недействительной судом. До этого момента полученное ею имеет законное основание, а осознание порочности сделки не означает незаконности владения. Однако нельзя признать правильным, что виновная сторона должна компенсировать стоимость случайно погибшей вещи, только если утрата произошла после решения суда. Это свидетельствует о необходимости наличия специального правила относительно сделок, и исключает прямое применение п. 2 ст. 1104 ГК.
Кроме того, в случае применения указанного положения закона, компенсация стоимости случайно погибшего имущества не должна быть выплачена и недееспособному в случае, когда другая сторона не знала и не должна была знать о его недееспособности. Представляется, что такой подход ставит в крайне неблагоприятное положение более слабую сторону договора. Между тем правило о том, кто несет риск случайной гибели вещи (ст. 211 ГК), которого предлагается придерживаться в данном случае[97] , носит диспозитивный характер. Закон прямо предусматривает возможность перенесения этого риска с собственника на другое лицо.
Еще один аргумент в пользу отказа от реституции состоит в том, что «обязанность по возмещению стоимости полученного не может быть возложена на недееспособных и малолетних, ибо они не обладают деликтоспособностыо»[98] , а при реституции это не учитывается. Возмещение стоимости утраченной вещи, действительно, можно рассматривать как гражданско-правовую ответственность. Однако, то, что эту ответственность не могут нести сами недееспособные или малолетние, не означает, что она не должна возникнуть и не может быть возложена на других лиц (например, законных представителей малолетнего или опекуна недееспособного, которые виновны в неосуществлении должного надзора за указанными лицами, уничтожившими вещь). Не можем признать правильным то, что виновное лицо должно быть освобождено от ответственности, а невиновное (например, контрагент недееспособного, который не знал и не должен был знать о недееспособности) - лишиться возможности требовать возмещения убытков (компенсации стоимости погибшей вещи).
Другой вопрос, если речь идет об ответственности в случаях, когда другая сторона знала или должна была знать о недееспособности или малолетстве контрагента. Можно допустить, что риск утраты вещи, например, малолетним должен нести тот, кто виновно передал ему имущество, даже при умышленном уничтожении этого имущества малолетним и наличии вины родителей. Однако подобный дифференцированный подход вовсе не следует из норм о кондикции и деликтной ответственности, а может быть введен только путем установления специальных положений о сделках.
В то же время механизм реституции обладает несомненными достоинствами, поскольку позволяет исключить возникновение реального неосновательного обогащения одного лица за счет другого. Предположим, одна сторона передала другой по недействительному договору индивидуально-определенную вещь и получила за нее деньги. Если потребуется предъявление двух самостоятельных исков, может оказаться, что полученное вернет только одна из сторон.