Смекни!
smekni.com

Конфликты детской души, Юнг Карл Гюстав (стр. 13 из 67)

64

есть землянику, есть вероятность того, что наши организмы среагируют неприятными высыпаниями на коже, и этот факт неумолимо докажет нам, что, вопреки нашему первоначальному мнению, на землянику у нас аллергия. В области же психического все кажется нам зависящим от произвола и предоставленным нашему усмотрению. Этот общий предрассудок возникает вследствие чрезмерного смешения понятий психического и сознания. Есть, однако, бесчисленное множество очень важных психических процессов, которые или бессознательны, или осознаются нами лишь косвенно. Ведь о бессознательном мы ничего не можем знать непосредственно, но косвенно все же мы воспринимаем воздействия, достигающие порога нашего сознания. И если в сознании все кажется нам произвольным, то, как представляется на первый взгляд, мы не можем найти в нем нигде объективного критерия для познания самих себя. И однако, такой критерий, открывающий нам без обмана поскольку является продуктом самой природы- истину о нас самих, не зависящую от наших желаний и страхов, есть. Эту объективную констатацию нашего состояния мы находим в таком продукте психической деятельности, которому, конечно, мы лишь в последнюю очередь решились бы приписать подобное значение. А именно, этот продукт - сновидение. Что же такое сновидение? Сновидение есть продукт бессознательной душевной деятельности во время сна. В этом состоянии душа в значительной мере неподвластна нашему сознательному произволению. Той малой долей сознания, которая еще остается у нас в состоянии сна, мы можем только воспринимать случающееся; но мы уже не в состоянии по нашему желанию и произволу направлять течение психических процессов, а потому лишены также и возможности обманываться. Сновидение есть автоматический процесс, основанный на независимой деятельности бессознательного и точно так же недоступный нашему произволению, как, например, физиологический процесс пищеварения, Следовательно, мы имеем дело с абсолютно объективным психическим процессом, из природы которого мы можем делать объективно-значимые выводы о характере действительно наличного психического состояния.

65

Допустим, что все это так, скажете вы, но каким же это образом возможно получить из путаной и случайной смеси представлений о сновидении сколько-нибудь надежный вывод? На это я прежде всего должен возразить, что сновидение лишь кажется нам путаным и случайным. При ближайшем рассмотрении, однако, мы обнаруживаем примечательную внутреннюю связь отдельных элементов сновидения не только между собою, но и с содержаниями бодрствующего сознания. К открытию этого обстоятельства нас привела относительно простая процедура, заключающаяся в следующем. Текст сновидения делят на отдельные фразы или образы, а затем тщательно собирают все свободные ассоциации к каждому элементу сновидения. Таким образом вскоре мы начинаем замечать в высшей степени тесную взаимосвязь между образами сновидения и тем, что внутренне занимает нас в состоянии бодрствования, хотя, впрочем, мы и не знаем поначалу, как нам следует трактовать эту взаимосвязь. Сбор такого рода ассоциаций образует лишь подготовительный этап анализа сновидения, впрочем, этап очень важный: тем самым постигается так называемый контекст данного образа сновидения, который обнаруживает перед нами все многообразные отношения сновидений с отдельными содержаниями бодрствующего сознания и показывает нам, сколь непосредственно связано сновидение со всеми наклонностями конкретной личности. Если мы до такой степени аналитически высветили все стороны сновидения, то можем перейти теперь ко второй части нашей задачи, а именно к истолкованию наличного материала. Здесь, как и всегда в науке, нам следует по возможности уберегать себя от предрассудков. Мы должны, так сказать, предоставить слово самому материалу. В очень многих случаях достаточно самого общего взгляда на образ сновидения и на весь собранный материал, чтобы по крайней мере предчувствием уловить значение данного сновидения. В таких случаях для постижения смысла сновидения не нужна особенно напряженная работа мысли. Но в других случаях требуется трудная работа по интерпретации образов сновидения, причем при анализе мы вынуждены прибегать к помощи научного опыта. К сожалению, я

3 Зак. 354

66

не имею возможности подробно обсуждать здесь весьма обширную тему символики сновидений. Об этом уже написаны целые тома. На деле разгадывать смысл накопленного в этих томах материала наблюдений бывает нелегко, хотя, как я уже сказал, есть много случаев, когда достаточно просто здравого смысла. Чтобы проиллюстрировать только что сказанное, приведу вам один маленький пример из практики: сновидение и его истолкование. Сновидцем был человек с университетским образованием в возрасте около 50 лет. Я встречался с ним лишь в обществе, и в наших случайных беседах он не упускал случая шутливо намекнуть на мое "снотолковательство". И вот однажды, при очередной нашей встрече, он опять, смеясь, поинтересовался, занимаюсь ли я по-прежнему толкованием снов. Тогда, как и всегда в подобных случаях, я ответил ему, что у него, очевидно, совершенно превратное представление о природе сновидений, на что он заметил, что накануне ему приснился один сон, и предложил мне истолковать его. Я согласился, и он рассказал мне следующий сон: Он был один на прогулке в горах. Перед собою он видел высокую, крутую гору и хотел взойти на ее вершину. Вначале восхождение было довольно трудным; но потом, чем выше он всходил, тем более тянуло его наверх, к самой вершине. Он поднимался на гору во все более быстром темпе и постепенно впал в своего рода экстаз. Ему казалось, что он просто взлетает к вершине горы, а достигнув вершины, он почувствовал, что потерял всякое ощущение своего веса и, перешагнув через вершину горы, ступил в пустоту. И здесь он проснулся. И вот он хотел знать, что я думаю об этом сновидении. Я знал, что мой знакомый - не просто тренированный, но истинно увлеченный альпинист. Поэтому я не слишком удивился, встретив еще одно подтверждение старого правила, гласящего, что сновидение изъясняется обычно на языке, привычном для видящего его. Зная, как важен для него альпинизм, я предложил ему рассказать мне подробнее о различных восхождениях. Он охотно согласился и рассказал, что особенно любит ходить в горы один, без проводника, именно потому, что его чрезвычайно влечет к себе опасность, связанная с такими походами. Он рассказал мне также о несколь-

67

ких своих весьма опасных походах, рискованность которых особенно впечатлила меня. Я про себя удивлялся тому, что же побуждает его, как мне казалось, с особой страстью искать столь опасных положений. Он тоже явно думал о чем-то подобном, ибо, посерьезнев, прибавил, что опасностей он не боится и что смерть в горах казалась бы ему прекрасной. Это его замечание проливало существенно важный свет на все его сновидение. Было очевидно, что он сознательно искал опасность и его, вполне возможно, побуждали к тому мотивы самоубийства, которых он сам мог не признавать за собою. Но почему же он так искал своей смерти? Для этого нужны были особо весомые причины. Я возразил ему поэтому, что человеку в его положении не следовало бы подвергать себя таким опасностям. На это, однако, он сказал весьма решительно, что не позволит лишить себя горных прогулок, что он должен ходить в горы, подальше от города, подальше от семьи,- что, мол, эта домашняя жизнь не стоит свеч. Это открыло мне доступ к потаенным причинам его страсти к скалолазанию. От других людей я слышал о моем знакомом, что его семейная жизнь разладилась, что ничто более не удерживает его в семье, дома. Профессиональная его жизнь также, казалось, более или менее надоела ему. Так было найдено объяснение его невероятной страсти к опасным горным походам: горы были для него избавлением от ставшей невыносимой жизни. Это объясняло также и его сон. Он все-таки еще привязан к жизни, и потому горное восхождение было поначалу трудным. Но чем более он предается своей страсти, тем более она влечет его за собою и окрыляет его шаги. Наконец, страсть выводит его из самого себя, он утрачивает ощущение тяжести своего тела и само тело, он восходит еще выше вершины горы, он выходит в пустое пространство. Это, очевидно, означало смерть в горах. После некоторого молчания он вдруг сказал: "Но мы ведь говорили совсем о другом. Вы-то хотели истолковать мой сон. Что Вы о нем скажете?" Я честно изложил ему свое мнение: что он ищет себе смерти в горах и что при подобной установке он подвергается весьма большому риску и в самом деле погибнуть там.

68

Он, смеясь, ответил: "Какая чепуха! Совсем напротив: в горах я отдыхаю и расслабляюсь". Напрасно пытался я разъяснить ему всю серьезность его положения. Полгода спустя, при спуске с одной чрезвычайно опасной вершины, он в буквальном смысле слова ступил в пустоту, упал на стоявшего под ним горного проводника, потащил его за собою вниз, и оба они разбились насмерть. Из этого случая вы можете видеть, какова вообще бывает функция сновидения. Оно отображает некоторые жизненно важные коренные наклонности личности - или такие, которые имеют значение на всем протяжении жизни, или такие, которые особенно важны в настоящий момент. Сновидение объективно констатирует все это, не обращая внимания на сознательные желания и убеждения человека. В свете приведенного примера вы, вероятно, согласитесь со мной также в том, что при известных обстоятельствах учет сновидений может, быть неоценимо важен для сознательной жизни человека, даже если в самом сновидении и не идет речь о чем-то касающемся жизни и смерти. Сколько, например, моральной выгоды извлек бы видящий сон человек для своей практической жизни из одного только познания своей опасной неумеренности в желаниях! Вот причина, побуждающая нас, врачей-психиатров, обращаться к старому как мир искусству толкования сновидений. Нашему воспитанию подлежат взрослые люди, которые более не позволяют, подобно детям, руководить собою авторитетам и жизненный путь которых уже настолько индивидуален, что, конечно, ни один даже самый компетентный советчик не смог бы указать им единственно верного пути. Поэтому мы должны дать выразить себя в слове самой душе человека, чтобы он в глубине души понял, как обстоят у него дела. Надеюсь, мне удалось дать вам некоторое представление об идейном контексте аналитической психологии - насколько это казалось возможным в рамках одной лекции. И я буду вполне удовлетворен результатами своего выступления, если из сказанного вы почерпнете намеки и импульсы, которые могут быть вам полезны в профессиональном отношении.