Примером может служить объяснение такой особенности немецкого порядка слов как «рамка» (замыкание). Эту чисто структурную черту немецкого языка, обусловленную историей его развития и не связанную с синтаксическими категориями предложения, Л. Вейсгербер рассматривает как проявление «особо синтезирующего способа мышления».
И. И. Мещанинов склонен усматривать в немецкой рамке выражение особого восприятия отношения между объектом и преди<392>катом, как особо тесной связи между ними, по сравнению, например, с французским языком, где эта связь якобы не воспринимается как в такой же степени тесная, поскольку в нем нет замыкания объекта в рамке сказуемого [55].
На это можно было бы сделать возражение, что ведь и в немецком языке объект не всегда замыкается в рамке сказуемого, во-первых, потому, что рамочная конструкция далеко не всегда возможна (она ограничена случаями, когда в предложении имеется сложное сказуемое, сложное время или сложный глагол); во-вторых, потому, что объект при наличии рамки может не входить в нее, а занимать первое место, при этом в рамку может включаться подлежащее17.
Может быть, самой главной причиной сомнительности выводов рассматриваемых концепций является односторонне статичный подход к фактам языка. Учитывается только система языка. Вне внимания остается то обстоятельство, что «относительность» системы, ее ограниченность или избыточность нейтрализуется при актуализации в речи за счет возможностей синтагматики, в том числе суперсегментных (просодических) средств18.
Приведенные критические соображения отнюдь не означают, что различия между языками не следует рассматривать как особенности в «языковой картине мира», в «категоризации действительности» (по терминологии Л. В. Щербы, который придавал этому факту большое значение, хотя, может быть, и преувеличивал<393> его). Мы хотим только подчеркнуть, что неправомерно делать из них непосредственные выводы в отношении мышления носителей того или иного языка, не установив при этом, в каком смысле понимается мышление и, что особенно важно, в чем и по сравнению с чем можно усматривать его специфические черты исходя из строя отдельных языков.
Весь рассмотренный комплекс вопросов можно сформулировать как проблему соотношения общих и особенных признаков в языке и в мышлении. В настоящее время возникла насущная потребность вычленения и осмысления общего в языках. Но общее в языках, особенно в их семантической системе, не может быть исследовано без выяснения общих закономерностей познания, мыслительной деятельности человека. Эти задачи относятся к проблеме лингвистических универсалий (инвариантов) [26; 70; 76; 107; 110], возродившейся в настоящее время на новой, более широкой основе, по сравнению с тем, как она ставилась в период первичного увлечения общей грамматикой. Эта новая основа — огромный фактический материал в области языков различных типов и прогресс в научной методологии, освоение новых методов — позволяет надеяться, что исследования языковых универсалий дадут положительные результаты в смысле более глубокого изучения и языка, и мышления, а тем самым выявления общих закономерностей их взаимосвязи.
При обсуждении вопроса о различной категоризации действительности в конкретных языках нужно, по-видимому, прежде всего установить наиболее общие линии, по которым отмечаются семантические различия в отражении мира. Эти различия — особенное в языках — могут быть правильно осмысленны только на основе общих закономерностей мышления.
Согласно марксистско-ленинской гносеологии, мышление рассматривается не как зеркально-мертвое отражение объекта, не как фотография его. «Познание есть отражение человеком природы. Но это не простое, не непосредственное, не цельное отражение, а процесс ряда абстракций, формирования, образования понятий, законов etc» [43, 156]. Сложность познания (мыслительной деятельности, отражения) заключается в том, что оно детерминируется двоякими факторами: объективными, т. е. закономерностями, спецификой самого мира вещей, и субъективными, т. е. особенностями человеческой природы — биологическими и социальными. Человек познает мир вещей не созерцательно, не пассивно, а активно воздействуя на него в процессе практики. Именно такое понимание сущности познания отличает диалектический материализм от созерцательного материализма фейербаховского типа, как подчеркивает К. Маркс в «Тезисах о Фейербахе»: «Главный недостаток всего предшествующего материализма — включая и фейербаховский — заключается в том, что предмет, действительность, чувственность берется только в форме объекта,<395> или в форме созерцания, а не как человеческая чувственная деятельность, практика, не субъективно» [50, 1].
Как все больше подтверждается конкретно-научными исследованиями, объект отражается человеческим мозгом особым способом, включающим момент преобразования, моделирования.
Как продукт (результат) этого преобразования возникает субъективный образ объекта, который не абсолютно тождествен с отражаемым предметом, но и не абсолютно отличен от него. Субъективное человеческое отношение входит как необходимый компонент в этот образ19.
Исследование способа моделирования объекта и является одной из важнейших научных проблем нашего времени.
Нужно отметить, что признак преобразования подчеркивается К. Марксом в его известном определении идеального (отражения) наряду с признаком вторичности: «... идеальное есть материальное, пересаженное в человеческую голову и преобразованное в ней». Однако именно эта сторона отражения (идеального) иногда недооценивается при обсуждении сущности познания с точки зрения материалистической философии, подчеркивается только — или главным образом — вторичность, производность сознания от бытия.
Как показывают исследования, элементы преобразования, моделирования выступают уже на чувственной ступени познания20. Они усложняются на ступени дискурсивного (логического) мышления, когда «вступает» в действие язык. Язык привносит в отражательное (мыслительное) содержание свою специфику — познанное содержание преобразуется в коммуникативном плане. В процессе общения человек как член социального целого не только обо<395>значает определенным способом познанное им объективное содержание, но и выражает свое отношение к нему, оценивая его с точки зрения целей и условий коммуникации.
Преобразование отражаемого в процессе познания, формирование абстрактных понятий может идти в известных границах разными путями, основываться в той или иной степени на разных признаках предметов и явлений. Выбор инвариантных признаков— «принцип избирательности» — может быть обусловлен разными причинами, обстоятельствами, мотивами, но в конечном счете избирательность на всех уровнях познания детерминируется практической социальной деятельностью познающих субъектов.
Принцип избирательности в первичном формировании понятий может проявляться по-разному в разных языках и в разных его сферах и приводить в конечном счете к большим или меньшим расхождениям между конкретными языками в представлении «картины мира» (подробнее см. гл. «К проблеме сущности языка»
Но не менее важную роль в возникновении различий в «категоризации действительности», в особенности в становлении значений в области грамматической системы, имеет также влияние уже сложившейся, наличествующей к моменту образования нового понятия (лексического или грамматического значения) структуры данного языка и те традиции способов языкового изображения, которые составляют особенность данного конкретного языка.
В синхронном аспекте одно из самых общих различий в отражении объективной действительности в конкретных языках заключается в том, что одни и те же предметы и явления представлены в них с разной степенью дифференциации. То, что в одном языке представлено нерасчлененно (унифицированно, типизированно), в другом может быть представлено в большей или меньшей степени расчлененно, дифференцированно. Ср., например, более или менее дифференцированное обозначение спектра, а также наиболее важных для того или иного народа предметов и явлений — животных, состояний погоды и пр. В области грамматики более или менее дифференцированное представление комплексов дизъюнктивных отношений (оппозиций) в грамматических категориях (больший или меньший их объем, в частности, в категориях времени, числа, падежа и пр.) [72]. Сюда же нужно отнести и различия в составе грамматических категорий. Наличие или отсутствие идентичной грамматической категории в том ли ином языке есть также проявление разной степени дифференциации в отражении и языковом преобразовании одних и тех же объектов (ср. наличие или отсутствие в отдельных языках категории вида, определенности/неопределенности и т. д.).
Разная степень дифференциации языкового выражения в основе своей одинакового отражательного содержания (иначе говоря — вербального обозначения одинаковых объектов) наиболее отчетливо выявляется при сравнении систем уже сложившихся языков.<396>
Однако, несмотря на стабильный характер, различия эти все же относительны и не могут служить основанием для выводов о различных системах мышления народов, ибо эти различия могут сниматься в акте речи, если дифференциация тех или иных значений оказывается актуальной для данной ситуации общения. Так, в русском языке наряду с общим обозначением рука существуют (например, в анатомии) плечо, предплечье и кисть руки; для дифференциации оттенков цвета в немецком языке употребляют сложные прилагательные (например, hellblau для 'голубой' и т. п.). Возможности дифференцированного обозначения в речи существуют, по-видимому, для всех случаев нерасчлененного обозначения, которые обычно рассматривают как особенности вербализации в конкретных языках. Дело только в том, что дифференцированное обозначение определенного содержания может быть в одних языках обязательным, а в других — факультативным.