К этому испытанию страна не была готова. Видя перед собой опыт быстрых, основанных на мобильных перемещениях войск, балканских войн, русская дипломатия и генералитет полагали, что боевые действия продлятся недели, от силы несколько месяцев. Многолетняя война была губительной для огромной неорганизованной страны с плохими коммуникациями, с недостаточно развитой индустрией, с малограмотной массой основного населения. Противник 1914 года всегда учитывал многонациональность России и постарался использовать это обстоятельство{1098}.
В результате войны Россия потеряла Польшу, Финляндию, Эстонию, Латвию, Литву и Бессарабию, составлявших в совокупности 15,4% ее населения. Потеря 817 тысяч квадратных километров территории и 28 млн. подданных означала также потерю 10% всех железнодорожных путей, трети всех индустриальных предприятий, использующих одну шестую часть всех индустриальных рабочих, производивших одну пятую всех индустриальных товаров{1099}.
Написанное в этой книге хотелось бы видеть уроком для будущего. Фундаментальный, столетиями взлелеянный страх перед внешней уязвимостью был доведен Первой мировой войной до стадии морального террора. Сколь ни велика и обильна была Россия человеческими и прочими ресурсами, количество не перешло в качество. Россия стала жертвой превосходной германской организации, технологии, науки. Порожденное массовое чувство уязвимости и создало ту почву, на которой в течение нескольких месяцев расцвел большевизм, обещавший социальный прогресс в условиях новой безопасности, построенной на основе самой передовой западной теории.
Союзники России не сделали ей ничего более того, что соответствовало их представлениям о собственном благе. Не они стали причиной ее несчастий. Россия так и не смогла найти ту дорогу, которая привела бы ее к созданию условий для ускоренного развития. Дело Петра потерпело поражение в 1917 г. Были ли для этого предпосылки? [586] Отрицать наличие некоторых из них бессмысленно. Русская военная мощь не сравнялась с лучшими армиями своего времени — прежде всего с главным врагом — германской армией, что и было продемонстрировано в 1914-1917 гг. Русские полководцы одерживали победы в боях против австрийцев и турок, но на германской линии фронта результат всех кровавых усилий был обескураживающим. Тыл некоторое время работал не только жертвенно, но и слаженно. Однако по мере растущего напряжения сказалась незрелость общественного устройства и несформированность жителей как граждан, равных «прометеевскому человеку» Запада. Это и предвосхитило фатальную слабость России в час ее исторического испытания.
В результате Первой мировой войны произошла базовая трансформация российского сознания и Россия ринулась прочь от единения с западными соседями — в поисках особого пути, особой судьбы, изоляции от жестокой эффективности Запада. Так был избран путь на семьдесят лет. Россия подошла к концу двадцатого столетия, перенеся немыслимые испытания, но так и не выработав систему противостояния ошибочному курсу своих правителей, мирной корректировки этого курса. В невиданном самоотречении Россия, ее граждане предпочитали пройти весь путь до конца и лишь потом извлекать уроки. Ни одна западная нация не позволила себе такой роскоши.
Опыт семидесятилетней изоляции, как и жестоко-наивный слом советского наследия, показали, что модернизация в условиях сознательно поддерживаемой фактической автаркии может принести нашей стране — даже при невиданной жертвенности — лишь половинчатый успех. Мы повторяем худшие образцы устаревшей технологии в условиях подавления предприимчивости и гения народа, делая узко понимаемую национальную гордость препятствием для нашего развития. Как и тысячу лет назад актуальны слова: «Велика и обильна земля наша, но порядка в ней нет...»
Сказать их требуется немалое мужество. Те страны, которым в своей истории удалось преодолеть наивный этноцентризм, сумели ныне возглавить мировое развитие. Те же, где возобладало близорукое мнимое самоуважение, оказались в хвосте развития и ныне жестоко платят за свою безумную гордыню.
И социализм, и бег от него были восприняты огромной людской массой в России как весьма многообещающее предприятие. Детская наивность отражала в любом случае внутреннюю веру в то, что «хуже не будет». Много раз становилось хуже, но и тогда находились козлы отпущения, а вовсе не общий методичный план решения социальных и экономических проблем. Так мы потеряли двадцатый век в деле приобщения к западному рационализму, который, строго говоря, ни хорош и ни плох, но дает инструмент изменения курса не после очередных похорон очередного вождя (буквальных или политических), а в ходе корректировки общественного развития при сохранении жертвенных результатов труда поколений предшественников.
Европейская трансформация 1989 — 1991 гг. дала миру снова объединенную Германию и разъединенную Россию, отодвинутую на тысячу километров к востоку. Современникам остается утешаться мыслями, [587] подобными следующему изречению С. М. Соловьева, характеризующему положение России после поражений на западе в конце XVI в.:
«Уход русской нации на отдаленный северо-восток был важным обстоятельством, потому что позволил русскому государству становиться сильнее вдалеке от западного влияния. Мы видим, что те славянские нации, которые преждевременно вошли в контакт с Западом, сильным своей цивилизацией и своим римским наследием, пришли в упадок, потеряли свою независимость и некоторые из них даже свои национальные признаки»{1100}.
Но до сих пор не найдено оптимальное сочетание огромных собственные ресурсов и способа естественного восприятия опыта наиболее развитых стран, такого восприятия, которое гарантировало бы от опасной зависимости от одной из них. Первые князья Киевской Руси, как и Петр Великий впоследствии, сумели найти в себе мужество, а в народе отклик. Приобщение к современной технической цивилизации лежит на одной чаше весов, а безумная гордыня изоляционизма — на другой. Мы генетически наследуем стоицизм народа, жертвенность которого общепризнанна. Наши предки ценой неимоверных жертв сохранили нам драгоценную свободу выбора. Этот выбор зависит сейчас только от нас.
Первая мировая война знаменует собой первую попытку Германии завладеть лидирующими позициями в Европе и мире в целом. Колоссальная германская мощь позволила Берлину на протяжении четырех с лишним лет сражаться едва ли не со всем миром. Генерал Брусилов не зря в своих мемуарах пишет, что «немцы сражались как львы». Пораженный мир не верил своим глазам — немцы вели всю войну на территории своих противников, их победоносные войска вошли в несколько европейских столиц. И Германия несомненно добилась бы своих целей, если бы не жертвенное самоотрешение России и не энергичное вмешательство Америки.
Разумеется, истории претит сослагательное наклонение. Но не нужно обладать запредельной фантазией, чтобы увидеть реальность реализации планов германской Миттельойропы. Ведь Германия уже стояла кованым сапогом от Греции до Финляндии, от Бельгии до Грузии. И ее индустриальная мощь, организованная административная сила, военное превосходство получили многократное и наглядное подтверждение. Смогла бы Германия удержать эту невиданную зону влияния? Империя кайзера демонстрировала чрезвычайную эффективность, лояльность германского населения до 1918 года не имеет параллелей, всеевропейское германское влияние направило бы историю в неведомое русло. Как жертвы этой невиданной силы, мы должны быть благодарны стойкости французов, решимости англичан и предприимчивости американцев — их жертвы и воля аннулировали самые жестокие положения Брест-Литовского мира, оторвавшего от тела России едва ли не половину ее территории.
Вопрос о виновниках войны «увял» после своего рода историографической революции, произведенной в 1967 году блестящим германским историком Ф. Фишером, который призвал не заниматься [588] примитивной хронологией (кто первым начал мобилизацию, объявил войну, грозил «штальрингом» и прочее), а обратиться к целям воюющих сторон. Сугубо наступательными и агрессивными, четко выраженными и национально признанными они были у одной державы, и этой державой была Германия. Именно она оборвала договорные отношения с Россией, отняла две провинции у Франции, бросила Британии вызов на морях, создала фантом якобы недогоняемой после 1917 года России. Приведенные в данной книге планы Германии на всех этапах мирового конфликта делают неизбежным жесткий вывод: только Берлин желал быстрых, революционных перемен в мировой геополитике. Он стремился отнять у Британии трезубец Посейдона, низвести до положения сателлита Францию, а Россию вернуть в допетровское Московское царство, чтобы затем, владея мощью Европы, бросить вызов Новому Свету.
Если бы Германия просто желала мира, она могла бы наладить нерасторжимые дружеские связи с любым из ее будущих соперников и тем самым нейтрализовать создание той глобальной коалиции, только формирование которой позволило соседям Германии противостоять ее дьявольской гордыне, ее невиданной эффективности, ее науке, ее набранной из индустриальных рабочих армии, профессионалам ее военной науки. Жертвы вышеуказанных схем (так или иначе предполагавших германское доминирование) могли с ними согласиться, только потеряв национальное самоуважение, отказавшись от исторических святынь, изменив национальным интересам.
Каковы исторические уроки Первой мировой войны? Во-первых, чисто силовая структура, мир некоего умозрительно воспринимаемого силового равновесия, лишенный всеобъемлющей организации и взаимоприемлемой системы ценностей, не может гарантировать мирное развитие, мирное сосуществование надолго и стабильно. Реальное или мнимое нарушение равновесия так или иначе провоцирует спазматические действия по восстановлению утраченного баланса.