Итак, понятие Я производно от функции социальных отношений; в таком случае требует пересмотра и прежнее представление об индивидуальном характере генезиса значений. Согласно традиционной (философской и психологической) точке зрения, феноменальное Я наделяет значением события и факты внешнего и внутреннего мира и сообщает это значение — посредством языка — другим Обозначение выступает, таким образом, актом индивидуального сознания. Но такая постановка вопроса порождает целый ряд хорошо известных психологических и эпистемологических проблем. Например, нужно объяснить, каким образом внешний мир становится значимым для внутреннего мира индивида (философский аспект), как возможно наделение разными смыслами одних и тех же явлений (культурно-психологический аспект), как люди выражают индивидуальные значения в языке (психолингвистический аспект). Наиболее трудной представляется классическая проблема интерсубъективности: каким образом люди
43
сообщают друг другу свои индивидуальные значения и добиваются их общности и единства смысла?
Для того, чтобы выйти из замкнутого эпистемологического круга, в котором вращаются традиционные теории значений, необходимо изменить угол зрения на проблему и поставить вопрос о "значении в контексте других", полагает Джерджен Этот шаг будет первым на пути создания принципиально новой, "реляционной" концепции языка и значений, где во главу угла будет поставлен не индивид, а контекст его социальных отношений
Истоки новой концепции следует искать в теоретических работах в области семиотики. В частности, Пирс и Соссюр трактовали общество как "совместное участие в общей знаковой системе, или языке". В таком случае, пишет Джерджен, мы можем рассматривать социальное понимание как продукт подобного участия. С этой точки зрения, не индивид предшествует отношениям как инициатор коммуникации, а конвенции отношений предоставляют ему возможность добиваться понимания Вместе с тем, автор не согласен с семиотической традицией в том, что касается лингвистической природы происхождения значений, и предлагает "заменить текстуальность коммунальностью". "Слова (или текст) не содержат значений внутри себя, они генерируют значения благодаря своему положению в сфере человеческих интеракций. Именно интеракция сообщает языку способность обозначения и именно она должна стоять в центре критического анализа" (24, с 263-264).
В соответствии с данной теоретической установкой Джерджен формулирует некоторые предварительные тезисы реляционной теории значений. Индивидуальное высказывание само по себе не обладает конкретным значением, а только его потенциалом. Для того, чтобы потенциал мог реализоваться, необходимо дополнительное действие (лингвистическое или любое иное) с6 стороны другого участника коммуникации, который так или иначе реагирует на исходное высказывание. Высказывание и дополнительное действие образует первичное отношение, или диаду, которая в одно и то же время производит значение и ограничивает потенциал исходного высказывания (так как из широкого набора потенциальных толкований реакция партнера выбирает какое-либо одно). Дополнительное действие - в единстве
44
с исходным высказыванием, в свою очередь, также нуждается в дополнении, расширяющем сферу значения, порожденного в диаде. В этом бесконечном процессе увеличения амплитуды значений происходит постоянное их реконcтитуирование в контексте все новых и новых дополнительных действий и новых участников интеракций. "Будет ли мое высказывание иметь смысл - это вне моего контроля, но и вне контроля моего партнера или самого диадического процесса, - подчеркивает Джерджен, - мы обретаем потенциал значения в диаде благодаря нашей вовлеченности в предшествующие отношения... В итоге значимая (осмысленная) коммуникация всегда зависит от длинной совокупности отношений вплоть до реляционных условий общества в целом" (24, с 268).
Совокупность отношений, обладающих значением, является, таким образом, упорядоченной и скоординированной и в этом своем качестве формирует относительно постоянную позитивную онтологию. Такая онтология поддерживает рутинную практику осмысленных интеракций и, вместе с тем, становится почвой для неверного или ложного понимания. Продуцирование значений - это путь к компромиссу и конфликту одновременно
Таким образом, порождение значений - это трудно уловимый динамичный процесс, где понимание языка (или действий) других тождественно достижению успешной (в терминах локальных стандартов суждения) скоординированности общих усилий. Следовательно, "понимание - это не ментальный акт, берущий начало в сознании, а социальное достижение, имеющее место в публичной сфере" (24, с 273).
Конструкционистская трактовка знания как "артефакта социальных сообществ" должна быть распространена и на сам корпус психологических теорий как набора суждений о ментальных внутренних феноменах и их связях с поведенческими (внешними) проявлениями. Руководствуясь тезисом о знании как форме социального дискурса, Джерджен выдвигает ряд аргументов, свидетельствующих, по его мнению, о том, что классический картезианский "словарь ментальных предикатов не имеет эмпирического якоря, так как он не может быть редуцирован к поведенческим актам или выведен из них" (22, с 44). Этот словарь, которым до сих пор пользуются психологи, формируется и используется безотносительно к событиям внешнего мира (включая
45
поведение субъектов); он функционирует в соответствии с "принц ипом циркулярности" (или круговорота) образующих его терминов и представляет собой замкнутую, самореферентную систему "определений в круге".
Действительно, ментальные предикаты в принц ипе не поддаются остенсивному определению: нельзя "указать" на феномен боли или страха подобно тому, как соотносят термин и объект в мире физических явлений. Следовательно, ментальные предикаты могут получить определение только путем сопоставления их с другими ментальными предикатами, причем чем больше сектор совпадения их значений, тем правдоподобнее и убедительнее выглядит их "каузальная" связь. Так, "цель" обычно определяют через понятие "рационального", рациональное является "ментальной силой", те силой "разума", а разум - это способность "рационального мышления" и тд Повышенную эмоциональность считают причиной, препятствующей логическому мышлению; мышление - это когнитивный акт, а когнитивное определяется как антипод эмоционального; в таком контексте суждение о противоположности эмоционального и рационального выглядит вполне убедительно
Замкнутость системы дефиниций ментальных предикатов, продолжает Джерджен, делает их аналитически истинными, т е. истинными по определению. Их достоверность обусловливается самой структурой языка, в пространстве которого они функционируют. Другим аргументом в защиту "дискурсивного" прочтения психологического знания выступает тот факт, что все суждения о поведении людей могут быть в прин ципе редуцированы к суждениям о ментальных состояниях. Именно этим и занимается постоянно традиционная психология: описание поведенческих актов никогда не исчерпывается перечислением их пространственно-временных характеристик, оно обязательно включает выявление мотивов, целей, желаний и т д. , т е. внутренних (ментальных) параметров действующего субъекта. Сколько бы ни описывали агрессию в терминах ее физических проявлений, суть этого феномена раскрывается только благодаря постижению его интенционального характера (т.е намеренного нанесения ущерба). Наконец, можно предположительно утверждать, что вообще все высказывания относительно внешнего мира могут быть сведены к
46
суждениям по поводу ментальных состояний. Общим местом современной психологии является тезис о том, что поведение — это "двойственная функция ситуации и индивида". Между тем, ситуацию обычно определяют как то, что воспринято в качестве таковой индивидом. В таком случае, "реальность" ситуации сводится к индивидуальной перцепции, а онтология - к психологии личности
Приведенные аргументы, разумеется, не ставят своей целью утверждение философского солипсизма, подчеркивает Джерджен. Речь идет лишь о том, что традиционная познавательная схема психологии - "субъект - объект - ментальное представление -знание" — является функцией лингвистических конвенций, принятых западным научным сообществом и освященных традицией западных же стандартов научного дискурса. Интеллигибельность данной системы психологических суждений является "побочным продуктом тавтологии: чем ближе то или иное высказывание к определению в круге (вплоть до абсолютной очевидности принципа циркулярности), тем более разумным или ценным оно представляется" (22, с 45).
Реляционная концепция языка, связывающая его природу и функции с содержанием социальных отношений внутри локального сообщества, является не только средством критической "инвентаризации" психологической науки; она может послужить отправным пунктом саморефлексии этой дисциплины в ситуации постмодерна. В том или ином виде, с той или иной расстановкой акцентов реляционная интерпретация языка присутствует в большинстве современных научных концепций социо-философского характера. Ее отзвук можно услышать в призывах Рорти отказаться от философских поисков трансцендентной истины, обратившись к прагматическому социальному диалогу; она обусловливает толкование отношений между знанием и властью у Фуко; эта концепция составляет ядро философской теории речевых актов, теорий коммуникации, дискурсивного анализа, феминистской психологии. Популяризация этой концепции среди психологов, которые сегодня все чаще задумываются о судьбах человеческой самости в обществе постмодерна, поможет им увидеть ограниченность традиционных представлений о назначении науки и