Наверное, никто в это время не сомневался, что Лютера ждёт костёр. Похоже, что и сам он примеривал на себя судьбу Яна Гуса, чешского богослова, сожжённого за выступления против господствующего вероучения в 1415 г., за сто лет до начала Реформации. Лютер избежал казни по двум причинам: во-первых, в Риме слишком поздно поняли опасность, исходящую из далёкой Саксонии, и дали Лютеру время укрепиться. Посол Папы в Германии доносил в Рим: «Девять десятых Германии кричат «Лютер»; остальная десятая — по меньшей мере — «Смерть римскому двору!». Во-вторых, Лютер хорошо использовал подаренную ему передышку — он смог найти себе могущественных покровителей среди немецких князей. Многие из них поняли, что лозунги «доктора Мартина» помогут им обособиться не только от Рима, но и от Германской империи. В 1521 г., когда Лютер был вызван на суд императора и осуждён, курфюрст Саксонии Фридрих помог ему бежать в свои владения и укрыл мятежного богослова в одном из замков.
Лютер спас свою жизнь, но заплатил за это до-
382
рогую цену — движение Реформации в Германии вышло из-под его контроля и стало развиваться самостоятельно. Каждый бродячий проповедник переиначивал идеи Лютера по-своему, толкуя их вкривь и вкось; некоторые же из бывших «мартинистов» учили народ тому, что вслед за властью Папы следует низвергнуть власть князей, графов и баронов и установить Царство Божие на земле, не дожидаясь обретения райского блаженства на небесах. Лютер вынужден был из своего укрытия резко выступать против бывших сторонников. Он прекрасно понимал, что в борьбе с Папами и народными проповедниками реформаторы должны опираться на связное, последовательное и глубокое вероучение. Такого вероучения, способного противостоять католицизму, в распоряжении Лютера и его сторонников не было. Значит, его следовало создать, и Лютер напряжённо думал над отношениями человека и Бога, веры и разума, долга и свободы.
Итоги размышлений Лютера кратко можно изложить так: человек возносит к Богу порыв своей веры, Бог же в ответ наделяет человека благодатью. Такое отношение между Богом и верующим имеет глубоко личный характер; церковь не имеет права вмешиваться в это отношение — она лишь помешает верующему найти свой, особенный для каждого путь к Богу. Это не значит, что церковь не нужна вовсе, — просто она должна быть совсем не похожей на католическую. Церковь Лютера должна была помочь верующему самостоятельно постичь смысл Библии, растолковать ему содержание божественных книг, научить читать их. Священники в этой церкви не были отделены от простых верующих непроходимой стеной, как это было у католиков, — они могли жениться, носили обычную одежду, пользовались точно теми же правами, что и простые граждане. Лютеранская церковь освобождалась от икон, скульптурных изображений Христа и Богоматери, пышных одежд священников, утомительных и сложных обрядов... Одним словом, она опрощалась.
Богословие Лютера и устройство его церкви показали, что корни Реформации уходили глубоко — они были связаны с распадом средневекового общественного строя и с постепенным превращением европейского человека в личность, индивидуальность. Торговцу и предпринимателю, архитектору и инженеру, поэту и профессору уже не нужны были посредники и помощники в сложных отношениях между человеком и Богом; наставления католической церкви они воспринимали как посягательство на свою свободу. Лютеру удалось хотя бы частично решить сложнейшую задачу — примирить острое ощущение своей индивидуальности, особенности с подлинным религиозным чувством.
Идеи «оправдания верой», «дешёвой церкви» и другие находки Лютера с трудом пробивали себе дорогу в Германии. В 1525 г., после подавления крестьянских выступлений, вдохновлявшихся народными проповедниками, дело Реформации окончательно перешло в руки немецких князей. За союз с князьями Лютеру пришлось заплатить прямым
подчинением своей церкви княжеской власти. Князья зарились на богатые владения монастырей, которые они присваивали под лозунгом церковной реформы. Когда в 1529 г. император Карл V приостановил расхищение монастырских земель князьями, сторонники Лютера заявили императору протест (после чего их и стали звать «протестантами»). Тем самым союз реформаторов церкви и князей оформился окончательно. После многолетней борьбы и частых войн в 1555 г. император позволил каждому из князей вводить в своих землях ту религию, которой придерживался сам князь. Возникло неустойчивое равновесие: северные, северо-восточные княжества Германии и некоторые владения в центре страны приняли лютеранство, прочие же земли сохранили верность католицизму. Это деление стало причиной неисчислимых бедствий Германии на протяжении последующих ста лет и одной из причин её отсталости от других европейских стран в течение XVI— XVIII вв.
В Германии реформационное движение не смогло развернуться в полную силу, несмотря на то, что началось оно именно там. Лютер и его сторонники слишком зависели от расклада политических сил в стране, чтобы выработать последовательные и самостоятельные ответы на два основных вопроса: как должна быть организована новая церковь и какую позицию эта церковь должна занять по отношению к светским властям. Лютер, как мы помним, попросту подчинил свою церковь князьям. Положим, ничего другого он сделать и не мог, но такое решение устраивало далеко не всех последователей Лютера в других странах Европы. Искать выход пришлось французу Жану Кальвину (1509— 1564). В 1536 г. он вынужден был бежать из Франции в Швейцарию (во Франции в это время начали преследовать реформаторов) и обосновался в одном из самых вольнолюбивых и легкомысленных городов Швейцарии — Женеве. Как ни странно, именно Женеве и суждено было стать полем смелых и суровых опытов Кальвина, распространившихся позднее по всей Европе.
Кальвин придавал устройству своей церкви гораздо большее значение, чем германские реформаторы. Дело в том, что кальвинистская церковь должна была, по замыслу своего создателя, вести борьбу сразу на два фронта: против «папистов» и против «философов», т. е. светских мыслителей, равнодушных к вопросам веры и готовых принять любую религию вплоть до языческой. «Философов» Кальвин считал ещё более опасными врагами, чем католиков, и сражался с ними буквально насмерть: в 1553 г. в Женеве по настоянию Кальвина был сожжён на костре испанский учёный Мигель Сервет, осмелившийся критиковать взгляды Кальвина. Кальвин настаивал на отделении веры от знания; сам того не желая, он провёл чёткую грань между религией и наукой. Физика, химия, математика и биология в кальвинистских странах впредь смогли развиваться более свободно, чем в прежней, католической Европе. От учёных требовалось одно
383
— не вмешиваться в вопросы веры и признавать кальвинистские установления.
Но вернёмся к устройству кальвинистской церкви. Она была выведена из подчинения городским властям Женевы и пользовалась правом самоуправления. У кальвинистов не было такой лестницы церковных чинов и должностей, как у католиков, — напротив, каждая кальвинистская община, состоявшая из нескольких десятков человек, решала все свои дела самостоятельно. Руководили общиной наиболее уважаемые и почтенные люди — «пресвитеры», которых выбирали сами верующие, а также проповедники, наставлявшие своих собратьев по вере. В случае необходимости пресвитеры и проповедники отдельных общин сходились вместе и обсуждали дела, касавшиеся всех. Сам Кальвин проявил скромность, не претендуя на особое положение в созданной им организации.
Очевидно, что устройство кальвинистской церкви было очень гибким: его легко было приспособить как к условиям города-коммуны вроде Женевы, так и к порядкам, установленным в обширных и сильных королевствах вроде Французского. Столь же гибкими были и политические взгляды Кальвина. Он признавал за подданными право на свержение тирана, смену правителя на троне, но лишь при одном условии: следовало убедиться в том, что дурной правитель нарушает законы не только человеческие, но и божеские, мешает верующим найти свой путь к Богу. Эти мысли Кальвина привлекли на его сторону часть дворян, недовольных усилением королевской власти во многих европейских странах XVI—XVII вв.
Наконец, Кальвин произвёл значительные изменения в богословских взглядах немецких реформаторов. Он попытался разрешить проблему, волновавшую умы христианских мыслителей на протяжении уже тысячи лет: свободен ли человек в выборе своего жизненного пути, или его судьба (в том числе и посмертная) заранее предопределена Богом. Кальвин утверждал, что предопределение существует, но человек не должен безвольно ожидать свершения своей судьбы — напротив, он должен идти ей навстречу, быть деятельным, активным, быть тружеником. В течение жизни человек должен выявить все заложенные в него Богом способности и возможности — в этом и заключается его главное служение Богу, в этом выражается его вера.