Казалось бы, все шло отменно: суховцы уже набрали полтысячи взлетов с наземного трамплина и посадок на аэрофинишер, микояновцы следовали, как говорится, вплотную. И тут коллегия Министерства авиапромышленности решила: "МИГ" в полтора раза легче "СУ", следовательно, их можно разместить на борту в больших количествах и обеспечить большую эффективность. Коллегия оказалась для "ОКБ Сухого" разгромной. Симонову объяснили, что громадный СУ-27 не вписывается ни в какие рамки и подрывает основы боевого могущества корабля, поэтому палубным истребителем будет МИГ-29К...
В народе это называется "Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!".
Михаил Петрович сильно расстроился и... полетел в Крым, в Саки, на "Нитку". Симонов считать умеет, вот и тогда он просчитал: антисуховское решение коллегия приняла, да забыла прикрыть суховскую тему вообще. Итог напрашивался сам собой: раз забыли закрыть, так что же мешает сделать выводы и, главное, продолжить полеты?
В тот весьма непростой момент Симонов вспомнил, как, впрочем, и в иных сложных обстоятельствах, своего воспитателя и учителя Роберта Людовиговича Бартини, "красного барона", занесенного ветрами мировой революции в новую Россию, выдающегося авиаконструктора-мыслителя, отсидевшего в полюбившейся ему "новой родине" 10 лет и реабилитированного в 1956 году. Симонову, как он сам считает, просто повезло: почти год ему довелось работать с Бартини, набираться у него масштабного ума-разума.
Они вдвоем возвращались поздним вечером с заседания научно-технического совета Минавиапрома, на котором забраковали "завиральный" проект Бартини (а "красный барон" всегда заглядывал на десяток другой лет вперед, что чиновному люду понять и оценить было весьма затруднительно). Бартини посмотрел на насупившегося Симонова и сказал ему: "Представьте другой исход совещания: нас бы погладили по головке, сказали, что мы славные ребята, какой изумительный проект предложили! Мы бы сейчас ехали сытые и довольные, но совершенно не в боевом настроении. Посмотрите на себя: вы кипите, энергия из вас так и хлещет! Значит, проект мы доработаем, доведем до конца. А решение они приняли правильное - они нас активизировали..."
Вот что припомнилось Симонову в тот "провальный", как многим показалось, момент. Хотя итоги нескольких лет говорили об обратном: слаженная работа "ОКБ Сухого", Комсомольского авиазавода, николаевских судостроителей, сотен других смежников позволила выйти на весьма высокий уровень. Тогда Михаил Петрович в очередной раз принял "авантюрное" решение: активизировать корабельные работы!
В канун выхода авианосца в море состоялось заседание коллегии Минсудпрома. "У них есть палуба, есть аэрофинишеры, система посадки. Почему бы нам не сесть на эту палубу?" - примерно так рассуждал Симонов. Он рассказал корабелам, что фирма отработала посадку на аэрофинишер и готова совершить пробную посадку, чтобы всего лишь убедиться в правильности своих инженерных задумок. Он рассказал судостроителям и об испытаниях в Саках, на трамплине, на финишере, о готовности летчиков - Пугачева и Садовникова, об усилении конструкции самолета...
То есть сложилось впечатление, что Симонов и компания не претендуют на какую-либо историчность предлагаемой работы, а всего лишь просят продолжить некую экспериментальную программу.
Тут всем стало просто интересно: сможет ли самолет сесть на палубу? На том и порешили - пусть суховцы попробуют. Правда, министр судпрома предупредил директора Николаевского завода: "Готовься! Американцы при отработке таких посадок угробили десятки летчиков и самолетов!"
Итак, техническая сторона "затеи" подготовлена, но возникла масса других вопросов. Как точно определить готовность испытателя, не передержать его на привычной матушке-земле? Ведь человек - не бутылка с вином, он - непрозрачен, попробуй разобрать сколько в нем, нет, не вина, а готовности. Как долго можно испытывать терпение того же Виктора Пугачева? Ведь каждая его аэродромная посадка на финишеры - это колоссальная моральная и физическая нагрузка. Посоветоваться было не с кем: институтов по палубной авиации нет, инструкций тоже нет, а был только опыт пятисот взлетов и посадок Пугачева.
В конце концов Симонов понял, что "приперло рожать!". Ему не нравится это словосочетание, но так на самом деле и было. Вместе со старшим флотским начальником вице-адмиралом Устьянцевым и директором завода Макаровым они подписали коротенькую бумаженцию: осуществить посадку СУ-27К на палубу авианосца!..
Любопытно, что накануне в подмосковном Жуковском заседал методический совет ЛИИ по вопросу... первой посадки на палубу. Симонов на методсовет не полетел, хотя и был обязан это сделать. Последствия сказались незамедлительно: методсовет, уже проинформированный о принятом суховцами решении, свернул заседание и в полном составе отбыл... в Крым: предостеречь, привести суховцев в чувство. А может, своими глазами увидеть то, как суховцы, извините за выражение, "обделаются".
А через пару часов... Через пару часов начался научно-фантастический фильм. "Засветилась" вся аппаратура, по громкой связи одна за другой зазвучали команды, пошли доклады служб... На глиссаде "материализовался", как говорят авиаторы, истребитель СУ-27К. Пугачев пронесся над палубой со скоростью 400 километров в час, сделал круг и повторил заход, но уже на скорости 300, потом - еще один круг, с грохотом прокатился на полном газу по палубе и вновь ушел в воздух...
Если сказать, что у генерального конструктора Симонова и ведущего конструктора самолета Марбашева, да и нескольких сотен специалистов было предынфарктное состояние, значит ничего не сказать! Симонов, скорее всего, всеми клетками души своей осознал: если сейчас они испугаются, то никогда не сядут на палубу. Он обернулся к руководителю визуальной посадки и сказал: "Передай 361-му: работай!" Ну, а дальше...
1 ноября 1989 года в 16 часов 41 минуту Виктор Пугачев на истребителе СУ-27К совершил первую посадку реактивного самолета 4-го поколения на палубу первого отечественного авианосца.
Герой Советского Союза, заслуженный летчик-испытатель СССР полковник Кондауров из ГК НИИ ВВС входил в состав государственной комиссии по приему авианосца "Тбилиси". Тот день, 1 ноября 1989 года, Владимир Николаевич тоже запомнил хорошо:
"...Мы прибыли на тяжелый авианесущий крейсер, чтобы оценить готовность авиационных средств к обеспечению посадки опытных самолетов. Стоял пасмурный осенний день с низкой облачностью. Председатель комиссии, бывший подводник вице-адмирал Устьянцев попросил нас учитывать и те проблемы, которые имелись у судостроителей на их опытовом корабле. В кают-компании начались бурные дебаты... Члены комиссии не проявляли особого желания подписывать Акт готовности, а это означало, что начало полетов отодвигалось на неопределенное время.
Неожиданно раздался грохот: низко над палубой пронесся СУ-27К. "Пугачев тренируется", заметил кто-то. Три человека переглянулись и покинули кают-компанию. Это были Симонов, директор завода Макаров и главный конструктор корабля Белов. Не прошло и получаса, как вдруг мощно и коротко взревели двигатели и ... смолкли! Все остолбенели: за иллюминаторами, на палубе стоял, слегка покачиваясь, истребитель! Через несколько секунд удивительной тишины буря восторга охватила весь корабль...
Главным "виновником" события я считаю М.П.Симонова. Это он взял на себя всю ответственность и дал Пугачеву команду на посадку.
И враз закончились споры. И Акт, конечно с замечаниями, был подписан немедленно..."
Вот так "ОКБ Сухого" во главе со своим генеральным конструктором Симоновым "распечатало"... палубу!
Рассказ о том осеннем дне будет неполным, если не сказать, что полтора часа спустя летчик-испытатель ОКБ "МИГ" Токтар Аубакиров "припалубил" МИГ-29К, а следом за ним Игорь Вотинцев и Александр Крутов посадили на палубу штурмовик СУ-25УТГ.
Мы не случайно столь подробно рассказали о корабельном СУ-27К, получившем после принятия на вооружение обозначение СУ-33. В этой истории, пожалуй, наиболее ярко проявились черты характера Симонова: его осторожность и расчетливость, азартность и способность рисковать, его умение принимать решения и нежелание играть вторые роли на мировой авиасцене. И, главное, стремление сражаться до конца... И все-таки, чтобы оказаться способным на подобную "круговерть", мало иметь соответствующие черты характера, нужно было уже владеть "именем" в авиационном сообществе.
Неслучайно в Зале славы Национального музея авиации и космонавтики в Вашингтоне, крупнейшем на земном шаре и наиболее посещаемом, среди таких мэтров авиационной и ракетно-космической техники, как И.И. Сикорский, Вернер фон Браун, С.В. Ильюшин, увековечено имя Михаила Петровича Симонова.
Сам конструктор полагает, что подобный знак внимания - чистой воды случайность, скорее всего они хотели отметить уровень разработок в "ОКБ Сухого", а может быть, российской авиационной промышленности в целом. Симонов считает себя лишь выглядывающей из воды вершиной айсберга, увиденной за океаном, а ведь в толще научной и промышленной кооперации, необходимой для создания любой передовой техники, - сотни институтов, конструкторских бюро, заводов. Михаил Петрович убежден, что американцы просто-напросто отметили общую работу российских авиастроителей.
"Есть такая житейская мудрость: пугаться надо вовремя! Где-то еще в середине восьмидесятых мы пришли к ужасному выводу: в ближайшие десять лет государство не сможет нас финансировать, не выделит из бюджета ни гроша на высокоточное оружие... Когда на всех нас навалился "рынок", мы убедились, что правильно испугались - государство перестало нас финансировать. Это заставило нас выходить на внешний рынок и разрабатывать для него свой специфический товар по формуле Маркса "деньги - товар - деньги". А мы, между прочим, не единственные такие в отечественном военно-промышленном комплексе, от кого государство могло бы получать деньги..."