1) об использовании технических средств следователь или дознаватель
принимают решение и уведомляют об этом участников следственного действия;
2) о применении технических средств указывается в протоколе следственного действия, составление которого обязательно. В протоколе фиксируются вид технического средства, условия и порядок его использования, объект, к которому оно применялось, и полученные результаты;
3) к протоколу прилагаются материальные объекты, полученные при применении технических средств (фотографические негативы и снимки, киноленты, видео– и аудио-кассеты, слепки, оттиски и др.).
Соблюдение указанных требований является обязательным (ч. ч. 5, 8 ст. 166 УПК РФ). При их невыполнении применение технических средств становится бессмысленным. В соответствии с ч. 1 ст. 75 УПК РФ доказательства, полученные с нарушением требований закона, являются недопустимыми и не могут быть положены в основу обвинения, а также использоваться для доказывания обстоятельств, перечисленных в ст. 73 УПК РФ. Это в полном объеме относится и к использованию технических средств.
Предоставляя следователю свободу в выборе решений о производстве следственных действий, законодатель, очевидно, учитывал и то, что при определении вида следственного действия, подлежащего выполнению, не последнюю роль будет играть целесообразность его проведения. В предыдущем параграфе мы рассматривали соотношение категорий «законность» и «целесообразность». При этом пришли к выводу, что целесообразность как один из факторов, формирующих усмотрение следователя, может быть использована только в сфере законности. Между тем повторное обращение к рассмотрению данного фактора представляется необходимым, поскольку, во-первых, к пониманию целесообразности можно относиться по-разному и, во-вторых, целесообразность, на наш взгляд, также является одним из ограничений усмотрения следователя.
Целесообразность в большинстве случаев заложена в самом законе и, в частности, в том, как именно законодатель регулирует поведение правоприменителя, предписывая ему строго определенное поведение или предоставляяизвестный простор для проявления усмотрения. Правоприменитель в своей деятельности должен исходить из того, что действующий закон считает целесообразным. Вопрос о целесообразном применении права возникает, когда закон предоставляет усмотрению лица выбор решения, которое при установленных обстоятельствах будет целесообразным, с точки зрения поставленных задач1, т.е. следователь обязан «из всех возможных решений избрать такое, которое обеспечивает максимально полное и точное достижение цели закона при данных конкретных условиях места и времени».[19] Избранное решение должно быть практически полезным. Поэтому понятие целесообразности означает соответствие действий намеченным целям, иначе говоря, целесообразность должна быть сориентирована на реализацию назначения уголовного судопроизводства, практическую полезность, а не выступать в роли объяснения неправомерных, но выгодных, с точки зрения правоприменителя, действий и решений. Такая целесообразность (а она может выступать под разным «соусом» – в виде государственной, партийной, местной, региональной, практической и даже личной) ведет к правовому нигилизму.[20]
В последнее время внимание ученых-процессуалистов вновь привлекла категория «здравого юридического смысла», под которым понимается «совокупность знаний, взглядов об окружающей действительности, навыков, форм мышления обыкновенного нормального человека, используемых в его практической повседневной деятельности. Поэтому здравый смысл называют еще здравым рассудком, практическим рассудком или житейской мудростью».[21]
Если применение здравого юридического смысла рассматривать как концепцию, соответствующую идее подлинно правового государства, отвечающую интересам нравственности, гуманизма, презумпции невиновности, объективной истины, означающую, что процессуальную самостоятельность следователя нельзя приносить в жертву узковедомственным интересам «борьбы за показатели»;[22] что «...высокие цели правосудного ограждения общества и вместе с тем защиты личности от несправедливого обвинения должны быть достигаемы только нравственными средствами и приемами»,[23] то, полагаем, использование этого термина вместо слова «целесообразность» будет более точным.
Иллюстрацией использования целесообразности при принятии решения может служить следующая ситуация, нередко встречающаяся в практической деятельности. В производстве следователя находится уголовное дело по обвинению гр. Т. в ряде квартирных краж. Установлена знакомая обвиняемого – гр. О., которая, будучи допрошенной в качестве свидетеля, признала знакомство с Т., частое посещение последним ее квартиры и наличие у нее видеомагнитофона, принесенного обвиняемым. По данным следствия, этот видеомагнитофон является похищенным. При наличии таких данных у следователя есть основания для производства выемки. Однако есть и основания полагать, что в квартире О. могут находиться другие предметы, имеющие отношение к делу, т.е. основания для производства обыска. Следователем может быть принято решение о производстве любого из названных действий. Но с позиции целесообразности предпочтение, наверное, надо отдать производству обыска3. Не исключаются ситуации, что при производстве выемки или после ее окончания у следователя возникнут сомнения: «А не находятся ли в квартире О. другиевещи, имеющие отношение к преступной деятельности Т.». Для разрешения этих сомнений необходимо будет произвести новое следственное действие – обыск, т.е. дополнительно потратить время и силы. В какой-то мере это влияет на выполнение одной из задач уголовного судопроизводства – быстрое раскрытие преступления.
В отдельных случаях законодатель сам предлагает следователю выбрать решение, наиболее оптимальное для конкретного жизненного случая. Так, указывая общее правило определения территориальной подследственности (место, где совершено преступление), в ч. 4 ст. 152 УПК РФ предлагается в целях обеспечения полноты, объективности и соблюдения процессуальных сроковпроизводить его по месту нахождения обвиняемого или большинства свидетелей.
В части 1 ст. 152 УПК РФ говорится: «В случае необходимости производства следственных или розыскных действий в другом месте следователь вправе произвести их лично либо поручить производство этих действий соответственно следователю или органу дознания». Это предписание закона предоставляет следователю определенную свободу в выборе решения с учетом имеющихся возможностей.
Анализ ст. 154 УПК РФ, регулирующей в настоящее время вопросы выделения уголовного дела, также указывает на попытку законодателя учесть и обобщить рассмотренные потребности практики. Однако, на наш взгляд, новые нормативные правила оказались не совсем удачными. С позиции юридической техники, можно было бы приветствовать изложение оснований выделения уголовного дела в одной норме (ч.ч. 1, 2 ст. 154 УПК РФ), а не в разных, как это имело место в УПК РСФСР. Но предложенный перечень оснований оказался, с одной стороны, не полным. В нем не нашла отражение возможность выделения дела в отдельное производство при отказе одного или нескольких обвиняемых от суда с участием присяжных заседателей. Оно предусмотрено п. 1 ч. 5 ст. 217 УПК РФ. Кроме того, в число оснований не вошли те, которые на протяжении десятилетий применялись на практике и предлагались учеными для внесения в закон. С другой стороны, этот перечень стал исчерпывающим. Это произошло потому, что законодатель исключил из правового предписания фразу: «Выделение дел допускается ... в случаях, вызываемых необходимостью...». Тем самым была существенно ограничена возможность использования целесообразности, которая крайне необходима в решении указанных вопросов. По нашему мнению, для того, чтобы исправить положение достаточно в ч. 2 ст. 154 УПК РФ после слов «в отдельное производство» сделать вставку следующего содержания: «в случаях, вызываемых необходимостью, а также» и далее по тексту, исключив из него слова «в случаях».
Целесообразность допустима и при применении мер уголовно-процессуальной ответственности. Так, в случае неявки свидетеля без уважительной причины следователь вправе подвергнуть его принудительному приводу (ч. 7 ст. 56 УПК РФ). Первоочередная цель данной санкции – восстановление порядка посредством принудительного исполнения обязанности. Исходя из целесообразности, следователь, наряду с правовосстановительной санкцией, может (но не обязан) ставить вопрос перед судьей о применении к нарушителю штрафной санкции в виде денежного взыскания (ч. 3 ст. 118 УПК РФ). Такое решение будет вполне обоснованным, например, в случае совершения тем же лицом аналогичного нарушения в прошлом. В данной ситуации особенно отчетливо проявляется доля усмотрения должностного лица в пределах обязательного и целесообразного.[24]
В отдельных случаях, напротив, субъекту уголовного процесса могут быть предоставлены, с учетом обстоятельств дела, некоторые привилегии. Так, в практике Московского областного суда возник вопрос о праве отказаться от дачи показаний дочери подсудимого, которая, хотя и не была им усыновлена, но с раннего возраста проживала вместе с ним. Судья предоставил ей право отказаться от дачи свидетельских показаний против человека, который не являлся, но фактически считался ею отцом. По мнению П.А. Лупинской, с которым трудно не согласиться, такие действия должны быть признаны правильными.[25]