Смекни!
smekni.com

Пауперизация английского общества и государственная политика в социальной сфере в XIX веке (стр. 11 из 15)

Правительство понимало, что «помощь бедным, оказываемая, тем, кто при желании может найти работу, стимулирует пауперизацию, безответность. Необходимо ограничить любые формы помощи трудоспособным» (43; 30). В результате, был принят закон 1834 года, под названием «Закон о бедных». Согласно новому закону, лица, живущие самостоятельно, впредь лишаются права на пособие. Также утверждалось, что бедные, старики и больные не обладают никакими правами на получение общественной помощи. Государство не несет ответственности за судьбу безработных, нетрудоспособных и стариков. Впервые был введен в действие принцип, согласно которому, объем пособия, которое мог получать безработный не должен превышать минимальной заработной платы. Теперь осуществлялся принцип личной ответственности, полагания на самого себя, это становится базовым принципом в подходах к бедности. Государственная поддержка считалась, вынужденной мерой, а не правом личности. Т.о. полученная помощь теперь имела размер ниже, чем заработная плата неквалифицированного рабочего. С дотациями к заработной плате было покончено. Все пособия деньгами или продуктами были отменены. Допускалась только одна форма помощи – помещение в работный дом. Закон называли «жестоким лекарством от ужасной болезни». Введение практики работных домов в Англии в XIX веке было одним из серьезных социально-экономических и социально-политических решений.

Работный дом – это английский приют для бедных. Впервые заведения подобного рода были созданы в 1697 году. Частные предприниматели, по контракту с государством содержали работные дома, в которых направляли бедных и безработных. В обмен на свой труд обитатели этих заведений получали жилье, питание, медицинскую помощь. На практике подобная реформа привела к созданию, фактически нового института рабовладения, в котором бедняков заставляли работать в нечеловеческих условиях, но с 1782 года система эта была уничтожена, и появилась опять с принятием «Закона о бедных».

Позитивной стороной этой системы помощи бедным, было создание территориальных опекунских советов. Они выбирались в одном или нескольких районах и были подотчетны центральной комиссии по делам бедных, которая осуществляла общий надзор за деятельностью всей системы, и, прежде всего за ее основным звеном – работными домами. Однако, возможности опекунских советов, которые избирались налогоплательщиками, оказались ограничены в помощи бедным. Даже выдача небольших пособий для просителей, из числа нуждающихся связывалась с помещением, последних, в работный дом.

Контроль над проведением реформы был положен на трех уполномоченных, «но фактически не несущие ответственности ни перед кем, три короля, которые на протяжении десятилетии вместе с их секретарем Эдвином Чадвиком, были самыми ненавистными людьми Англии» (56; 332).

Три уполномоченных наблюдали за местными приходскими органами общественного призрения по средствам инспекторов. На службе у приходских властей стоял чиновник, который следил за бедными в приходе. Его функции: проверка нуждаемости граждан, обратившихся за помощью к приходскому совету, а также исполнение поручений совета. Но фактически все его обязанности были свалены на бидла – низшее должностное лицо в приходе. Первоначально бидл был курьером приходского собрания, а также простым исполнителем распоряжений чиновника, ведающего в приходе призрением бедных, но вскоре, бидл фактически заменил этого чиновника, присваивая его функции. Бидл по своему произволу решал вопрос о материальном положении неимущих, также осуществлял полицейский контроль в работном доме, в церкви. А нередко и в пределах прихода.

В начале 40-х гг. XIXвека примерно 220 тысяч человек находилось в работных домах. Эта цифра свидетельствует о широком распространении этих учреждений. Работные дома или, как их в народе называли, Бастилии для бедных, были устроены так, чтобы отпугнуть от себя каждого. К такой форме благотворительности обращались лишь в крайних мерах. Например, во время наступления холодов, именно тогда работные дома были переполнены. Писатель Чарльз Диккенс часто посещал этого рода заведения, потом он описывал их в своих произведениях. Однажды, он был личным свидетелем, «как люди, гонимые нуждой с улицы, под дождем, прямо на грязных плитах лежали в куче лохмотьев … это было все, что угодно, но не живые люди … это несчастные, которых не пустили переночевать … часто возвращаясь с работы, я вижу еще худшую картину, иной раз я насчитывал их пятнадцать, а то двадцать – двадцать пять человек» (9; 89).

Нахождение в работном доме было не легким испытанием для многих нищих, а также для беспризорных и осиротевших детей. «Весь мир бедности был заключен в стенах работного дома. Там проживало 1,5–2 тысячи пауперов – от новорожденного младенца и тех, кто ещё даже не являлся миром пауперов и до стариков, лежавших на смертном одре…здесь была и девушка, приличной наружности, с хорошими манерами … она работала прислугой и доставлена сюда была на том основании, что подвергалась эпилептическим припадкам» (14; 1) – именно так описывает Диккенс свое посещение одного из работных домов

Питание в работных домах было весьма скверным. Мясо, в особенности свежее, обитатели видели очень редко. Питались в основном картофелем, хлебом самого плохого качества, овсяной кашей, иногда давали пиво. Энгельс писал, что «даже в тюрьмах питание в среднем лучше, так что обитатели работного дома часто нарочно совершали какой-нибудь поступок, чтобы только попасть в тюрьму. Ведь работный дом – та же тюрьма» (36; 325). Питание обитателей работного дома хорошо описано в романе «Приключение Оливера Твиста», повествующего о жизни девятилетнего мальчика-сироты, в подобного рода заведении. С 6 утра дети начинали трепать пеньку и за это получали три раза в день жидкую кашицу, «каждый мальчик получал одну мисочку этого превосходного месива, и не больше. Исключение составляли праздники, когда, кроме того, получали две четверти унции хлеба. Миски никогда не приходилось мыть. Мальчики скоблили их ложками, которые были величиной с миски, покончив с этой операцией, они сидели, впиваясь глазами в котел, такими жадными глазами, словно собирались пожрать кирпичи, которыми он был обложен, занимаясь при этом тем, что жадно обсасывали себе пальцы в надежде найти крупицу каши, случайно на них оставленную» (13; 18). Не выполнявшие необходимое количество работы оставались без еды.

Прежде, чем пойти в город необходимо было спрашивать разрешение у администрации работного дома, но в такой привилегии могло быть отказано, если человек за что-то провинился. Жителям работного дома запрещалось курить, принимать подарки от друзей, родственников вне стен дома. Паупер носил здесь особую форму, по которой легко было понять, что он обитатель этого заведения. К примеру, наряд ребенка выглядел так: «коротенькая курточка, штаны с лифчиком, доходящие до колен, синие шерстяные чулки и башмаки с медными пряжками. Одежда была таковой, что из толпы легко можно отличить человека из работного дома» (6; 63). Т.о. обитатели находились под полным контролем его надзирателей.

Часто жителям работного дома давали бесполезную работу, чтобы их труд не конкурировал с частной промышленностью. Мужчины разбивали камни, женщины, дети, старики щипают старые канаты. Семью, попавшую в работный дом, обычно разбивали. Предлогом было, что родители деморализуют своих детей. Это делалось еще и для того, чтобы «излишние» не могли размножаться. Как говорил Мальтус: «Бедный человек может в Англии жениться, совсем не имея средств для прокормления семьи, а это неизбежно влечет за собой значительное увеличение население. Количество продовольственных потребителей в приходских рабочих домах призрения, которых нельзя считать полезными членами общества, уменьшая долю рабочих, тех, кто полезен для страны. Заключение браков между неимущими, подвергает несчастью их самих, будущих детей, это вред всему обществу» (25; 61). Разделив семью, мужа помещали в одном корпусе, жену в другом, а детей в третьем. Часто от детей старались избавляться, их отправляли жить на фермы. Заплатив фермеру 7,5 пенсов за ребенка, тем самым у администрации работного дома становилось меньше «на одну головную боль», а у владельца фермы появлялась бесплатная рабочая сила. Кроме того, всегда старались сплавить тех, кто был уроженцем другого прихода, делалась это для того, чтобы уменьшить расходы на его содержания.

Семьи могли видеться друг с другом редко, в определенное время, и в случае, если все члены семьи хорошо себя вели. Посетители могли приходить только с разрешения начальства, в приемный день. Общаться друг с другом могли только под надзором и разрешением администрации. Не удивительно, что вид жителей работного дома был «мрачен или включал равнодушие ко всем вопросам, т. к. жаловаться бесполезно, молчание и желание, чтобы их оставили в покое» (14; 4). По существу, закон рассматривал бедняков как преступников, а работный дом – исправительной тюрьмой, обитателей – людей, стоящих вне закона.

Все кто совершил серьезный проступок, наказывали. Либо избивали, либо садили в одиночную камеру, либо применяли, так называемое, ступальное колесо, это длинный вал, нарезанный по горизонтали ступенями, над валом неподвижно закреплялась широкая доска с ручками, за которую необходимо было держаться и перебирать ногами по ступеням, в это время его приводили в движение. Наказания были систематически. Энгельс приводит много примеров жестокого издевательства над обитателями работного дома. Например: «В работном доме в Гринвичелетом 1843 г. пятилетний мальчик в наказание за какой-то проступок был заперт на три ночи в мертвецкую, где ему пришлось спать на крышке гроба. – В работном доме в Хернето же самое проделали с маленькой девочкой за то, что она мочилась ночью в постели. В работном доме в Шордитче,в Лондоне, человека положили на ночь вместе с больным сильнейшей горячкой на одну койку, которая кишела насекомыми. – В работном доме в Бетнал-Грине,в Лондоне, женщину, находившуюся на шестом месяце беременности, не допустили во внутреннее помещение и заперли её вместе с ребёнком, которому не было ещё двух лет, в приёмной, где она оставалась с 28 февраля до 20 марта 1844 г. без кровати и каких-либо приспособлений для удовлетворения естественных нужд. Муж её тоже был приведён в работный дом, и когда он попросил освободить его жену из заточения, то был за эту дерзость посажен на 24 часа в карцер на хлеб и воду» (36; 336). И таких примеров Энгельс приводит еще очень много. Это доказывает, что подобнее случаи жестокости были довольно распространены в работных домах.