В длинной череде неразличимых Иванов и Василиев выделяется Димитрий, вошедший в историю под именем Донского. Ставший князем в 9 лет, умерший совсем молодым 30 лет спустя, Димитрий вошел в русскую историю, прежде всего, победой над татарами в битве на Куликовом поле. 7 ноября 1941 г., выступая на Красной площади, которую немцы, подошедшие к Москве, могли видеть в бинокль, Сталин говорил солдатам о «мужественном образе наших великих предков». Первым он назвал Александра Невского, вторым — Димитрия Донского.
Внешняя политика была главным делом Димитрия, Или, как свидетельствуют современники и подтверждают историки, главным делом митрополита Алексия, который вдохновлял и внутреннюю политику московского князя. На протяжении 20 лет, до смерти в 1378 г. (это первые два десятилетия правления Димитрия) Алексий руководит политикой, нацеленной на усиление Москвы. Она выражается в расширении территории княжества, в усилиях по ослаблению противников Москвы. Выразительный язык летописи не оставляет сомнений в принципах линии Димитрия, обдуманной Алексием: «Димитрий всех князей приводил под свою власть, а которые не повиновались его воле, на тех начал посягать». Смысл глагола «посягать» раскрывается хотя бы в эпизоде с тверским князем Михаилом. Вмешавшись в ссору тверских князей, Димитрий позвал на третейский суд в Москву Михаила и его бояр и немедленно их арестовал. Татарский посол их освободил. Совершенно очевидно, что, не считаясь слишком с опасным и сильным противником — тверским князем, Димитрий совершенно не церемонился со слабыми князьями.
Тверь и Рязань не желают примириться с московскими притязаниями и стремятся использовать все возможности для борьбы с Димитрием. Михаил Тверской трижды «наводит» литовские дружины на Москву. Нависшая над столицей княжества литовско-тверская опасность побуждает Димитрия заменить дубовые стены Кремля каменными. Москва становится белокаменной. В 70-е годы под непрекращавшимися ударами Москвы сила Твери и Рязани значительно падает.
Политика митрополита Алексия, направленная на усиление Москвы, преследовала и другую цель: укрепление самодержавной власти князя. Митрополит благословил казнь Ивана Вельяминова, сына умершего последнего главы московского вече (тысяцкого) Василия Вельяминова. Иван, протестовавший против исчезновения последних остатков старинной вечевой свободы, был обезглавлен 30 августа 1374 г. на Кучковом поле.
Третьим важнейшим элементом политики Алексия было усиление роли церкви в государственных делах. Особое место православия в духовной жизни людей, его значение как силы, связующей всех верующих помимо княжеских границ, трансформируется митрополитом в инструмент государственной политики. Современный историк говорит о «здании православной теократии, воздвигнутой митрополитом Алексием при помощи игумена Троицкой лавры Сергия Радонежского»47. Во многих отношения деятельность Алексия рядом с несовершеннолетним Димитрием напоминает деятельность Ришелье при Людовике XIII. В обоих случаях произошло неизбежное: повзрослевший князь и король отвергал ментора, утверждал свою самостоятельность. Решительный, крутой нравом, «достойный предшественник Ивана Грозного»48, уверенно забирал власть в свои руки. Несмотря на сопротивление митрополита Алексия, не желавшего назначить своим преемником духовника князя, Димитрий настоял на своем, хотя против были Сергий и епископ суздальский. Ставленник князя Митяй умер по дороге в Константинополь, куда он поехал за митрой. Димитрий отказался принять в Москве нового митрополита, подозревая его в отравлении Митяя. Только в 1381 г. московский князь пригласил в свою столицу киевского митрополита, которого поддерживал и Сергий.
Смерть Алексия не изменила основ московской политики. Но еще при жизни митрополита Москва начинает проявлять свою самостоятельность по отношению к татарам, начинает использовать в своих интересах «замятию» в Орде. Когда в 1375 г. Михаил Тверской приобретает в Сарае ярлык на великокняжеский стол, который уже имел Димитрий, московский князь, не считаясь с ордынским ярлыком, собирает рать, которая безжалостно разоряет тверскую землю: сжигаются села, вытаптывается хлеб, поселян забирают в рабство. Князь Михаил убегает в Литву, Сарай признает права Димитрия, которые он защитил силой. Отдельные татарские ханы по собственной воле, не спрашиваясь Сарая, нападают на русские княжества, иногда добиваясь успеха, иногда терпя поражение. Московская дружина все чаще воюет с татарами, набираясь опыта. В 1377 г. Димитрий посылает войска на помощь своему тестю князю суздальскому — москвичи терпят поражение. В 1378 г. Димитрий разбивает войско мурзы Бегича на р. Воже (рязанская земля).
А погибло у нас всей дружины двести пятьдесят тысяч. И помиловал Бог русскую землю, а татар пало бесчисленное множество.
Задонщина
В 1380 г. «нечестивый и гордый князь Волжской орды Мамай»49 собирает армию, во главе которой отправляется воевать с Москвой. Н. Костомаров перечисляет участников похода: хан Мамай «нанял хивинцев, буртасов, ясов, вошел в союз с литовским князем Ягеллом, с черноморскими генуэзцами». Он мог бы включить в список народов и русских. Князь рязанский Олег не только присоединился к Мамаю, но и отправил посла к литовскому великому князю Ягайло с приглашением: «Радостную весть сообщаю тебе, великий князь Ягайло Литовский! Знаю, что ты давно задумал изгнать московского князя Димитрия и завладеть Москвой. Пришло наше время, ведь великий царь Мамай идет на него с огромным войском. Присоединимся же к нему»50. Ягайло соглашается — готовясь к походу против Москвы, он обеспечивает себе тыл, заключая договор с Орденом.
Пестрой коалиции Мамая противостоит армия Димитрия, в которую входят русские князья, тяготеющие к Москве, а также два литовских князя — сыновья Ольгерда, враждовавшие с Ягайлой. В тылу Мамая сосредоточились войска хана Тохтамыша, претендовавшего на трон Золотой орды и, таким образом, помогавшего Димитрию, Георгий Вернадский замечает, что «большим счастьем для Димитрия было то обстоятельство, что он ранее успел сломить сопротивление тверских князей. Тверских полков не было с Димитрием на Куликовом поле, но по крайней мере они и против Димитрия не выступали»51. Не приняли участия в походе против Мамая и новгородцы, сопротивлявшиеся завоевательным планам Москвы, боявшиеся за свои порядки, которым грозила самодержавная политика московских князей.
Князь Димитрий решил выйти навстречу врагу. К 15 августа 1380 г. русские полки собрались в Коломне, неподалеку от Москвы, и через рязанские земли двинулись на Дон. 8 сентября на Куликовом поле, в устье реки Непрядвы столкнулись две армии. Литовская дружина Ягайло опоздала к битве. Исход сражения, которое долго шло с переменным успехом, был решен ударом засадного полка, смявшего татарские ряды. Разбитый Мамай бежал в азовские степи, где был настигнут Тохтамышем. На берегу реки Калки, где 158 лет назад в первой битве с татарами русские князья были разбиты, встретились две татарские армии. Мамай был снова разбит. Он бежал в Кафу (Крым) к генуэзцам и был предательски убит. Сын Мамая бежал в Литву, где был радушно принят. Среди его потомков особое место в истории принадлежит Елене Глинской, матери Ивана Грозного,
Значение Куликовской битвы выходит далеко за пределы военной победы, разгрома вражеской армии, предотвращения набега на Москву. Победа досталась очень дорогой ценой — цвет русской армии остался на Куликовом поле. Разгром армии Мамая не означал, как показалось победителям, конца татарского ига — через два года хан Тохтамыш сжег Москву. Значение победы над Мамаем было моральным. Василий Ключевский пишет «Народ, привыкший дрожать при одном имени татарина, собрался наконец с духом, встал на поработителей и не только нашел в себе мужество встать, но и пошел искать татарских полчищ в открытой степи и там повалился на врагов несокрушимой стеной, похоронив их под своими многотысячными костями»5. Мамаево побоище — знак пробуждения национальных чувств, которые были неразрывно связаны с чувствами религиозными. Для участников битвы и для потомков чрезвычайно важным было благословение, которое дал полкам Димитрия Сергий Радонежский. Напутствие Преподобного Сергия превращало битву с армией Мамая в сражение за веру, в столкновение православных с неверными (язычниками, мусульманами и католиками, которых представляли генуэзцы) и отступниками (русскими, служившими в армии литовского князя).
Победа над иноверцами была достигнута под водительством московского князя. Битва на Куликовом поле стала важнейшим событием в истории Москвы, ибо подтвердила убедительнейшим образом право города, основанного Юрием Долгоруким, стать центром России.
Место Куликовской битвы в русской истории объясняет интерес к ней не только исследователей прошлого, но также идеологов, стремящихся использовать разгром Мамая для подтверждения своих концепций. Традиционный взгляд на события 1380 г. сжато изложен в пособии для школьников, изготовленном в 1992 г., после того, как все учебники были отвергнуты, как сомнительные: при Димитрии Донском «произошло сплочение княжеств вокруг Москвы для борьбы с Золотой ордой»53. Пособие оставляет в стороне сложное переплетение противоречивых интересов многочисленных участников события, выделяя основное: русские княжества объединяются с Москвой для борьбы с татарским игом.
Примерно с 70-х годов XX в. советские историки и публицисты начинают формулировать особый взгляд. Они обращают пристальное внимание на генуэзские колонии, обосновавшиеся в Крыму в XI—XII в. и включившие черноморское побережье в активную торговлю. Крым был частью владений Мамая и татарский хан пользовался услугами генуэзцев. В Крыму жили евреи — потомки хазар. Родилась концепция, которая представляет Куликовскую битву как сражение между Русью и Западом. Мамай становится в этой конфигурации инструментом католическо-капиталистического Запада, почувствовавшего в Москве угрозу для себя. Сторонники этого взгляда используют в качестве дополнительного аргумента присутствие среди союзников Мамая Литвы, старинного противника Москвы, соседа католической Польши. Наиболее полно изложил эту концепцию Лев Гумилев. Убежденный евразиец, твердо знавший, что союз, он говорил даже «симбиоз», с татарами благотворен для Москвы, он составил схему, в которой полюсами были два татарских хана: Мамай и Тохтамыш. Вокруг них, как увидел современный историк, кристаллизовались две московские программы. Одна из них предусматривала подчинение Мамаю, допущение на Русь генуэзцев, соглашение с папой о восстановлении церковного единства, а в результате — долгий, надежный мир. Вторая программа исходила из необходимости подчинения Тохтамышу, которое позволяло укрепление Москвы, как православной теократии, объединительницы Руси. С точки зрения Льва Гумилева Мамай был «испорченным» татарином, позволившим западному влиянию проникнуть в Степь: «Оно проникло... по «экономическим» каналам» — через итальянцев, а политически — через литовцев». В результате: «Единственным сознательным противником Запада была московская митрополия, управляемая в то время Русью. Это делало Москву естественным противником Мамая и соответственно сторонником ханов Синей орды — Чингисидов»54.