Время не было веселым. Молодой царь обнаружил это очень скоро. Едва достигнув 18 лет, Алексей решил жениться. Собрали около 200 девиц, царю представили шесть, он выбрал ту, которая ему больше всего понравилась. С точки зрения организатора свадьбы Бориса Морозова, выбор был неправильным. Воспитатель царевича стал после восхождения Алексея на престол правителем государства и хотел с помощью брака упрочить свое положение. В царские невесты была выбрана старшая дочь дворянина Ильи Милославского Мария, на младшей дочери женился Морозов. Бракосочетание царя произошло 16 января 1648 г. Брак был счастливый, Алексей очень любил жену, которая родила ему 13 детей. Брак 60-летнего Морозова с юной Анной Милославской не принес радости царскому фавориту. С. Коллинс, английский врач Алексея, в рассказе о своем девятилетнем пребывании в Москве, насплетничал, сообщив, что «вместо детей у Морозовых родилась ревность, и молодой жене старого боярина пришлось изведать кожаную плеть в палец толщиной».
Главными были не семейные хлопоты. 25 мая 1648 г. толпа москвичей остановила царя, возвращавшегося из церкви, чтобы пожаловаться на правление Морозова и его подручных: Леонтия Плещеева, ведавшего земским приказом, куда приходили жалобы населения, и Петра Траханиотова, ведавшего пушкарским приказом и жестоко обходившегося со служилыми людьми. Всех троих обвиняли в повышении налога на соль в несколько раз. Возмущение соляным налогом, введенным в 1647 г., было так велико, что его вскоре отменили, но память о несправедливости была еще очень жива, и недовольные многим другим москвичи требовали наказания инициаторов налога. Царь убедил толпу разойтись, но затем бунт вспыхнул с новой силой, мятежники бросились к Кремлю, разгромили дом Морозова и его соратников. Бунт продолжался и на следующий день. Чтобы спасти своего друга и воспитателя, царь отдал на растерзание Плещеева и Траханиотова, но защитил, не выдал Бориса Морозова. Начавшийся пожар в городе отвлек внимание бунтовщиков. В народе говорили, что пожар прекратился, когда догадались бросить в огонь тело Плещеева. Как сообщает Олеарий, огонь после этого стал утихать. Волнения в Москве вошли в историю под названием «соляного бунта».
Первой причиной бунтов были налоги. Тяжелейший налоговый пресс на московское население объясняет непрекращающиеся бунты, мятежи, восстание Степана Разина, сотрясавшие Москву в XVII в., в особенности в царствование Тишайшего царя. Были и другие причины: не улеглись еще волны Смуты; появление в большом количестве иностранцев, очевидные знаки их влияния вызывали недовольство; завершилось (законодательным путем) закрепощение крестьян, ограничение прав городских жителей равнялось их закреплению по месту жительства. Раскол церкви подольет масла в огонь мятежей.
На соборе 1620 г., созванном для решения вопроса о торговле с Английской компанией Джона Мерика, царь и патриарх ясно сказали: «Ведомо вам всем, что по грехам в московском государстве от войны во всем скудость и государской казны нет нисколько, кроме таможенных пошлин и кабацких денег государевым деньгам сбору нет»38.
Эти статьи продолжали оставаться главными источниками государственных доходов и при Алексее. Некоторые историки не стесняются называть московское возмущение 1648 г. кабацким бунтом, ибо бунтовщики настаивали, в числе других просьб, на отмене откупной системы на кабаки и виноторговлю. В челобитной царю московские выборные люди писали: «На Москве и около Москвы устроены патриаршие, монастырские, боярские и других чинов людей слободы... В них живут закладчики и их дворовые люди, которые... откупают таможни, кабаки... и от этого они, служилые и тяглые люди, обнищали и одолжали...». Царя просили, чтобы «везде было все государево»39.
Москвичам, которых безжалостно эксплуатировали частные виноторговцы, казалось, что в «государевом кабаке» напитки будут дешевле. Было в требовании и нежелание дать обогащаться кому-то, а не государству. В 1652 г. вопрос о кабаках рассмотрел Собор, решивший ввести винную монополию. Частные кабаки были запрещены, а в каждом городе были учреждены кружечные дворы, откуда вино отпускалось во все кабаки и шинки. Ими заведовали двое присяжных, которые должны были ежегодно вносить в казну известную сумму денег. Олеарий сообщает: «В настоящее время таких кружечных дворов во всем государстве считается до тысячи. Они приносят государю огромные деньги»40. В кабаках висел указ царя, предупреждавший «Питухов от кабаков не отзывати, не гоняти, ни жене мужа, ни отцу сына, ни брату, ни сестре, ни родне иной, покудова оный питух до крест не пропьется». Крест был единственным предметом, который нельзя было заложить в кабаке. По словам Коллинса, жившего в Москве в период винной монополии, ежегодно в царскую казну поступало в Москве по 10-20 тыс. рублей с кабака. Кабаков, замечает современник, было множество. Государственные напитки стоили действительно дешевле частных: цена была установлена в полтину за ведро (12 литров). Современный исследователь, написавший первую историю водки в России, настаивает на русском приоритете в деле изобретения популярного напитка, но признает, что в русском языке термин появился не ранее XIX в. До этого времени водку называли вином: хлебное вино (по происхождению — спирт делался из хлеба), жженое вино (перевод немецкого «брантвайн») и т.д.
Основной налог взимался с земли — посошная подать. Очень тяжелым был целевой налог (стрелецкие деньги), собиравшийся на содержание войска. В 1618—1663 гг. он увеличился в 10 раз. В 50—60-е годы, когда велись долгие, изнурительные войны с Польшей и Швецией, регулярно проводились сборы «пятой деньги», «десятой деньги», «двадцатой деньги», размер которых равнялся соответственно 20, 10 и 5% всего дохода и имущества. Этот налог взимался с торгово-ремесленного населения городов.
В 1656 г., во время войны с Польшей московское правительство нашло простой и легкий способ пополнить государственную казну: был выпущен медный рубль, который получил официально цену серебряного рубля. Соотношение цен обоих металлов составляло 62,5 : 1. На медные рубли стали скупать серебряные, легкость производства искусила многих: медные деньги появились в количестве, далеко превышавшем государственную эмиссию. Цена медного рубля стремительно падала, цены так же стремительно росли. Народное возмущение достигло точки взрыва, когда стало известно, что активно производит фальшивую монету тесть царя Илья Милославский, ведавший в то время пятью приказами, в том числе Большой казны приказом. По свидетельству современников, отец царицы, глава департамента министерства финансов (как можно перевести на современный язык его пост) отчеканил на свой счет 120 тыс. рублей. О размерах этой суммы можно судить, учитывая, что ежегодно в это время в казну поступало, как сообщает Котошихин, 1311000 рублей.
25 июля 1662 г. Москва взорвалась: толпа отправилась в село Коломенское, где находился царь, с требованием выдать виновников тяжелого положения. Царь вышел на крыльцо и уговаривал москвичей. Они, как записал свидетель, хватали его за пуговицы и кричали: «А чему нам верить?» Царь призвал в свидетели Бога и ударил по рукам с одним из мятежников. «Медный бунт» продолжался еще два дня и прекратился только после вмешательства стрельцов. Мятежники были сурово наказаны: многие были повешены возле Коломенского села, других подвергли пытке и отсекали руки и ноги, менее виновных били кнутом и, заклеймив буквой «б» (бунтовщик), сослали на вечное жительство в Сибирь. Медный рубль был отменен только через год.
Соляной (или Кабацкий) бунт 1648 г. и Медный бунт 1662 г. произвели огромное впечатление на современников и историков, ибо трясли столицу государства. Но полтора десятилетия, отмеченные московскими мятежами, были временем непрерывных волнений, вспыхивавших в разных городах Московского государства: в Новгороде, Пскове, Устюге Великом, Курске, Воронеже, Тотьме и других. География бунтов свидетельствует, что волнения вспыхивали в центре, на юге и на севере страны. Это были преимущественно городские восстания. Во второй половине 60-х годов на Дону начинается казацко-крестьянское волнение, которое в 1670—1671 гг. превратится в крестьянскую войну, возглавляемую Степаном Разиным.
Недовольны все слои населения, но бунты, мятежи, восстания были выступлениями против порядков, но не против порядка, в центре которого стоял царь. Алексей твердо верит в богоустановленность и даже боговдохновенность своей власти. Мягкий и отзывчивый человек, Алексей резко отрицал наличие каких бы то ни было прав у государевых людей, всех жителей Московского государства, перед верховной властью. «Кого не слушаешь? — упрекал царь боярина, не выполнившего царского указа, — самого Христа?» Народ имел такое же представление о царе, видя в нем источник высшей справедливости. У него искали защиты от произвола властей, от бесправного положения.
Царь действовал, если доходили до него челобитные, вмешивался в работу приказов, организуя (пытаясь организовать) надзор за администрацией.
Народные выступления всегда были направлены против бояр и приказных людей, против «злых советников». Народ не возражает против опеки, но только в том случае, если это будет опека царская. Справедливая по определению, ибо идущая от Бога. В русском языке слово «свобода» не равнозначно слову «воля». Свобода приходит в язык поздно, воля присутствует всегда. Свобода — иностранного происхождения и означает личную свободу. Воля — выход, как правило, насильственный из-под опеки. Философия и практика власти состояли в том, чтобы не давать воли младшему, низшему по положению. Обретение воли становилось актом насильственным. Волю можно было дать, волю можно было взять. Она носит характер материальный, внешний, не имея нравственного смысла свободы. Взять волю можно было в двух случаях: когда человек обладал богатырской силой, позволявшей ему сбрасывать мягкие цепи опеки, или когда ослабевала внешняя сила, охранявшая опеку.