Опираясь на автобиографические заметки Ивана, Василий Ключевский создал блестящий психологический портрет царя в детстве: в душу сироты рано и глубоко врезалось чувство брошенности и одиночества; безобразные сцены боярского своеволия и насилия, среди которых рос Иван, превратили его нервность в нервную пугливость; с годами в Иване развились подозрительность и глубокое недоверие к людям. Современный русский историк Р. Скрынников, отдавая должное писательскому таланту Ключевского, подвергает сомнению источник, т.е. воспоминания Ивана. По мнению Р. Скрынникова, следует помнить, что до семи лет Иван жил, окруженный материнской лаской (а именно в эти годы формируются основы характера), что опекуны не вмешивали мальчика в свои распри, что его баловали, а не ограничивали, если не считать ограничений московского Церемониала. По мнению современного историка, у Ивана не было «никаких серьезных оснований для обвинения бояр в непочтительном к нему отношении», поздние сетования царя «написаны как бы с чужих слов60.
Какими бы ни были подлинные воспоминания детства, главное — царь Иван нес в душе тяжелые обиды на опекунов, на бояр вообще. «Вы, бояре», — как постоянно обращается Иван к Курбскому, — всегда враги. Нет историка, который, ссылаясь на Андрея Курбского, его Послания, его «Историю», не рассказал бы о жестоком нраве, проявленном Иваном еще в детстве, о том, как он мучал животных, сбрасывал в 12 лет с крыш «тварь бессловесную», кошек и собак, а с 14 «начал человеков ураняти». Боярские группировки старались заручиться поддержкой юного великого князя, натравливали его на своих противников. В декабре 1453 г. прорывается «великий гнев» государя: обиженный на Ивана Шуйского, фактически правившего государством, Иван велел своим псарям схватить его. Усердные слуги задушили правителя. «От тех мест, — записывает летописец, — начали бояре от государя страх имети и послушание».
Относительно страха летописец был прав, относительно послушания — преувеличивал. Пройдет еще немало времени, прежде чем Иван добьется полного подчинения бояр.
Свое совершеннолетие Иван решил ознаменовать женитьбой. По свидетельству летописца, он обратился к митрополиту, рассказал ему о своем намерении, добавив: «Первою моей мыслью было искать невесты в иных царствах; но, рассудив основательнее, отлагаю сию мысль. Во младенчестве лишенный родителей и воспитанный в сиротстве, могу не сойтись нравом с иноземкой; будет ли тогда супружество счастием? Желаю найти невесту в России...» Мудрые опасения о возможном «несходстве характеров» с иноземкой не были плодом глубоких размышлений об отношениях между мужем и женой. Можно бы сказать, что необходимость становилась добродетелью. Еще в 1543 г. из Москвы было направлено посольство в Польшу с заданием поискать невесту московскому государю. Делались и другие подобные попытки. Все они не увенчались успехом. Москва в это время не казалась соседям привлекательной. Гордый Иван решил искать невесту дома, порывая с традицией деда, женившегося на гречанке Софье, и отца, взявшего в жены литвинку Елену. Решение Ивана не могло не порадовать московских сторонников далекой старины. Их взгляды выражает в своей «Истории» Курбский, повествующий о том, как «в предобрый русских князей род посеял дьявол злые нравы, особенно злыми их женами-чародейками... более же всего теми, которые взяты были из иноплеменников». Бабку и мать Ивана имел прежде всего в виду Андрей Курбский.
Порядок выбора невест из числа русских красавиц был тщательно разработан и испытан при выборе первой жены для Василия III. Иван выбрал себе Анастасию, дочь покойного Романа Юрьевича Захарьина-Кошкина, происходившего из старинного дворянского рода. Выбор был удачен: Иван горячо любил свою жену; ее родственник стал основателем династии Романовых.
До женитьбы Иван Васильевич решил «венчаться на царство», глава русского государства принял титул царя. Иван III иногда называл себя «царем», Василий III употребил этот титул в договоре с императором Максимилианом, но в Вене договор подписать отказались. Московские дипломаты хорошо знали, что строгие правила регулируют приобретение нового титула, и поэтому, избегая осложнений, известили иностранные государства о коронации Ивана не сразу. Для обитателей Московского государства дипломатические тонкости значения не имели: Иван, став царем на 14-м году княжения, становился и самодержавным государем. Идея Третьего Рима приобрела реальную почву — Московское царство. На первых порах коронование и свадьба не изменили ни положение в стране, ни поведение Ивана. Место Шуйских заняли Глинские, правившие так же беззастенчиво. Иван, по словам Карамзина, «любил показывать себя царем, но не в делах мудрого правления, а в наказаниях, в необузданности прихотей...» Историк констатирует; «Никогда Россия не управлялась хуже». И добавляет: «Для исправления Иоанова надлежало сгореть Москве!»
Москва горела часто и, можно бы сказать, охотно со дня своего возникновения. Пожары опустошали столицу княжества каждые 5-10 лет. Историк Москвы И. Забелин полагает, что «обиженные и озлобленные люди выжигали ненавистную им Москву». Поджечь город было очень просто: он был построен из дерева. Первое кирпичное здание появилось только в 1470 г. В XVII в. Москва насчитывала не более двух сотен каменных домов. Говоря о размерах пожаров, летописцы упоминают только количество сгоревших церквей, не имея представления о количестве домов и жителей. Иностранцы дали самое разное представление о размерах территории Москвы. Англичанам, видевшим Москву в 1553 (Ричард Ченслр) и 1558 гг. (Джиль Флетчер), она казалась больше Лондона, другие (Сигизмунд Герберштейн, 1517) считали, что она вдвое больше Флоренции и Праги. В начале XVII в. Жак Маржерет говорил, что деревянные стены Москвы длиннее парижских. Первые вполне точные цифры о количестве московских дворов относятся к 1701 г. В середине XVI в. город насчитывал примерно 100 тыс. жителей.
21 июня 1547 г. вспыхнул пожар, уничтоживший город целиком. И. Забелин подсчитал: в течение пяти с лишним веков было 5 пожаров, когда Москва выгорала вся. В их числе пожар 1547 г. Ответом на пожар был бунт. 26 июня вооруженные москвичи ворвались в Кремль и убили дядю царя — Юрия Глинского. Царь бежал в подмосковное село Воробьево вместе с двором. «Чернь» двинулась за ним, требуя выдачи ненавистных Глинских, обвиненных в поджоге города «колдовством». Иван отказался выдать родственников, взбунтовавшихся москвичей удалось уговорить вернуться домой.
Пожар и бунт завершает боярское правление. Начинается эпоха реформ, руководимых царем, внимательно прислушивающимся к советникам, которых выбрал он сам.
Широкая политика Грозного превратила Московское государство в настоящий вооруженный лагерь огромных размеров.
Г. Вернадский
Жалуясь на свою тяжелую жизнь и предателей, мешавших ему, Иван напоминает в Послании Курбскому «как это началось»: «Был в то время при нашем дворе собака Алексей... еще в дни нашей юности неизвестно каким образом возвысившийся из батожников (низших служителей); мы же, видя измены вельмож, взяли его из навоза и сравняли с вельможами, надеясь на его верную службу... Потом, для совета в духовных делах и спасения своей души, взял я попа Сильвестра, надеясь, что он, человек, стоящий у престола Господня, побережет свою душу; он, коварный, начал сперва как будто творить благо... (но) соблазнился властью... и начал, подобно мирским, окружать себя друзьями...»61. Первое послание князю Курбскому писалось в 1564 г, когда закончилось время реформ, начинались годы опричнины. Оглядываясь назад, царь перечеркивал все, что было сделано, с ожесточением вспоминал «собаку Алексея», «попа-невежу» Сильвестра и, конечно, «изменника» Курбского.
Иван Васильевич твердо и решительно переписывал прошлое. Время реформ, второй период царствования Ивана (если считать первым его детство, когда власть принадлежала боярам), историки называют эпохой «Избранной рады». Главными советниками молодого царя, инициаторами и руководителями перемен, реализованных в церковной, административной, политической жизни страны, были приближенные Иваном доверенные лица. В узкий круг ближайших советников царя был прежде всего привлечен Алексей Адашев, мелкий костромской вотчинник, проявивший замечательный талант администратора, и священник кремлевского Благовещенского собора Сильвестр, составивший (или отредактировавший) знаменитый Домострой — сборник наставлений для мужа и жены, руководивший, по поручению Ивана, восстановлением росписей кремлевских соборов, пострадавших во время пожара в 1547 г.
В середине XVI в. население Московской Руси составляло 8— 10 млн. человек. Число горожан не превышало 2%. Большая, редко населенная территория нуждалась в административной системе, позволявшей царю использовать значительно эффективнее, чем до сих пор, ресурсы страны, Господствовавшая политическая концепция, видевшая в царе-самодержце воплощение божественной власти, требовала усиления централизации власти. Оказавший на Ивана огромное влияние митрополит Макарий был горячим «иосифлянином», проповедовавшим «самодержавие». В первый период реформ раздаются голоса светских политических публицистов, развивающих идеологию всевластного царя. Видный дипломат Федор Карпов считал, что царь должен добиваться «общей пользы» и ради нее может использовать «грозу закона и правды». Все дело в том, по отношению к кому применяется «закон» — к «добрым подвластным» или же к «злым»62. Иван был полностью согласен с такой трактовкой «закона», объясняя, что он носит меч «в месть злодеям, в похвалу же добродеям». Всестороннюю программу реформ предложил в «челобитных» царю Иван Пересветов.
Литовский дворянин, попавший в Москву в 40-е годы, Ивашко Пересветов, как он подписывал свои тексты, опасаясь прямо критиковать московские порядки, описывал утопию — идеальное царство Магмет-салтана (турецкого султана Мухаммеда II). Иван Пересветов знал очень немного о подлинном положении дел в империи завоевателя Константинополя. Но это его не беспокоило. Как обычно, утопия была прежде всего критикой существующей системы, а затем проектом изменений. Прежде всего Пересветов проповедовал необходимость «грозы», сходясь во взглядах с Федором Карповым: «Не можно царю без грозы царства держати», нельзя без грозы «правды ... ввести». Гроза необходима против тех, кто творит зло. Для Пересветова было очевидно, что все «зло», все «обиды» и «порабощения» в государстве идут от бояр, от вельмож. «Которая земля порабощена (боярами), в той земле все зло сотворяется,... всему царству оскужение великое»63.