Слабость и недостаток сил Гоголь чувствовал еще в начале 1840-х годов. Об этом он писал матери 25 июня 1840 года из Вены, где пытался лечиться: “Я приехал в Вену довольно благополучно на назад тому неделю. ‹…› Хочется попробовать новоткрытых вод, которые всем помогают, а главное, говорят, дают свежесть сил, которых у меня уже с давних пор нет”[41]. В письме к М. П. Балабиной, написанном в феврале 1842 года из Москвы Гоголь так описывал свое болезненное состояние: "... Болезнь моя выражается такими страшными припадками, каких никогда еще со мною не было; но страшнее всего мне показалось то состояние, которое напомнило мне ужаснув болезнь мою в Вене, а особенно когда я почувствовал то подступив шее к сердцу волнение, которое всякий образ, пролетающий в мыслях, обращало в исполина, всякое незначительно-приятное чувство превращало в такую страшную радость, какую не в силах вынести природа человека, и всякое сумрачное чувство претворялось в печаль, тяжкую, мучительную печаль, и потом следовали обмороки; наконец, совершенно сомнамбулическое состояние"[42]. Один из таких припадков, случившийся в Италии за день до похорон знакомого Гоголю молодого русского архитектора, умершего в Риме от лихорадки, описывал в своих воспоминаниях П. В, Анненков: “Едва только заметили мы друг друга, как Гоголь, ускорив шаги и раздвинув руки, спустился ко мне на площадку и начал с видом и выражением совершеннейшего отчаяния: “Спасите меня, рады Бога; я не знаю, что со мною делается... Я умирав... Я едва не умер от нервического удара нынче ночью... Увезите меня куда-нибудь, да поскорее, чтоб не было поздно...”[43]. Автор воспоминаний отвез Гоголя в Альбано, где он стал покоен.
Несмотря на лечение за границей, болезненное состояние не оставляло Гоголя. В мае 1845 года Гоголь просил графа А. П. Толсто го отслужить молебен в Париже о его выздоровлении: “Прошу нас просить нашего доброго священника в Париже отправить молебен о моем выздоровлении. Отправьте также молебен о вашем выздоровлении” (т. 9, с. 326-327).Трудно точно сказать, в чем состояла тогда болезнь Гоголя. Он чувствовал слабость, “обмирания”, “нервические припадки”. Зиму 1840 - 1841 годов Гоголь проводил в Риме, где жил на via Sistina на одной квартире с В. И. Пановым, который был для него по воспоминаниям Ф. И. Буслаева, и радушным хозяином, и заботливой нянькой, и, в случае необходимости, секретарем. В. И. Панов с редкой чуткостью понимал состояние Гоголя, о котором писал С. Т. Аксакову: “Его физическое состояние действует, конечно, на силы душевные; поэтому он им черезвычайно дорожит, и поэтому он ужасно мнителен. Все эти причины, действуя совокупно, приводят иногда его в такое состояние, в котором он истинно несчастнейший человек, и эти тяжкие минуты, в которые вы его видели, мне кажется, были здесь с ним чаще, продолжительнее и сильнее, чем в России”[44]. Без сомнения, болезнь Гоголя отражалась на его душевном состоянии, одно было связано с другим. В частности, возможность или невозможность творить сильно влияла на здоровье писателя. Так, в статье “Исторический живописец Иванов” Гоголь писал о себе: “Когда, послушавшись совета одного неразумного человека, вздумал было заставить себя насильно написать кое-какие статейки для журнала, это было мне в такой степени трудно, что ныла моя голова, болели все чувства, я марал и раздирал страницы, и после двух, трех месяцев таковой пытки так расстроил здоровье, которое и без того было плохо, что слег в постель…”(т. 6, с.115). в продолжении этого времени он чувствовал зависимость от своего физического состояния, к нему приходили мысли о смерти (“… Но, слыша ежеминутно, что жизнь моя на волоске, что недуг может остановить вдруг тот труд мой..." (т. 6, с.18.).
Однако Гоголь пытался отыскать смысл в своей болезни. 0 се бе он писал в статье "Значение болезней": "...Самое здоровье, которое беспрестанно подталкивает русского человека на какие-то прыжки и желанье порисоваться своими качествами перед другими, заставило бы меня наделать уже тысячу глупостей" (т.6, с.18). Отыскать этот смысл посланных Богом страданий он желал и своему другу Н. И. Языкову в письме от 15 февраля 1844 года: “Спрашивает ли кто-нибудь из нас, что значат сии случающиеся препятствия и несчастья, для чего они случаются?... Часто мы должны бы просить не об отвращении от нас несчастий, но о прозрении, о проразумении тайного их смысла и о просветлении очей наших" (т.9, с.223). Гоголю помогали в уразумении смысла его скорбей и болезней тво рения святых отцов Православной Церкви, которые он читал и пере писывал. В его выписках, найденных после смерти, мы находим слова св. Иоанна Златоуста: “Тленное дано нам тело не удя того, чтобы мы страданиями его увлекались к нечестию, напротив, для того, чтобы мы пользовались им ко благочестию. Эта тленность, эта смертность тела послужит для нас, если мы только поведем себя внимательно, источником славы и сообщит нам в оный день великое дерзновение, впрочем, не только в оный день, но и в настоящей жизни" (т.8, с.512), и еще: “Бедствия посылаются за грех челове ку" (т.8, с.553).
Несмотря на все страдания, в письмах Гоголя этого периода звучит глубокая преданность воле Божией. В 1846 году Гоголь пи сал графу А. П. Толстому: “Я худев, вяну и слабею и с тем вместе слышу, что есть что-то во мне, которое по одному мановению высшей воли выбросит из меня недуги все вдруг, хотя бы и смерть летала надо мной. Да будет же во всем святая воля над нами Создавшего нас, да обратится в нас все на вечную хвалу Ему: в болезни, и недуги, и все существованье наше, да обратится в неумолкаемуюпеснь Ему !”[45] Гоголь увидел благодаря своей, болезни возможности. дальнейшего совершенствования: “Не будь этих недугов, я бы задумал, что стал уже таким, каким следует мне быть"(т. 6, с 10).
Ю. Барабаш в книге "Гоголь. Загадка "Прощальной повести"... указывает и на другую причину, побуждавшую Гоголя с благодарностью переносить болезни – "для Гоголя значение болезней ‹…› заключается еще и в том, что перенесенные страдания и наступающее вслед за ними духовное просветление становятся мощным твор ческим импульсом"[46]. Гоголь писал в статье о том, что "ныне, в мои свежие минуты, которые дает мне милость небесная и среди самых страданий, иногда приходят ко мне мысли, несравненно луч шие прежних... " (т.6, с.18).
Все это давало Гоголю возможность видеть в своих болезнях милость Божию и за все благодарить Творца. Поэтому в конце статьи это настроение и вылилось ь радостные строки: “Слыша все это смиряюсь я всякую минуту и не нахожу слов, как благодарить небесного Промыслителя за мою болезнь" (т.6, с.18).
§3. "Исторический живописец Иванов".
Двадцать третья глава "Выбранных мест из переписки с друзьями" посвящена художнику Александру Андреевичу Иванову. В основе этой статьи лежат два письма: первое - письмо к А.А.Иванову от 9 января 1845 года н.ст., написанное из Франкфурта, второе - к графу Матвею Юрьевичу Виельгорскому, вице-президенту Общества поощрения художников, в котором автор просил о назначении содержания художнику. Гоголь сразу напечатал его в книге, потому что, как он обёяснял в письме к графу М.Ю.Виельгорскому в июле 1847 года, "у нас по тех пор никакие хлопоты не возымеют надлежащего действия, пока общий крик и общий голос не станут за того человека, о котором хлопочут"(т.9,с.394).
Письмо Гоголя самому художнику (от 9 января 1845 года) еще в то время, когда картина не была закончена, тоже связано с недостатком денег (" А насчет ваших смущений по поводу денежных недостатков скажу вам только то, что у меня никогда не было денег в то время, когда я об них думал" (т.9,с.3О1), далее он пишет о картине так, что есть основания считать это письмо основанием целой статьи из "Выбранных мест.." Гоголь написал об Иванове так, что в "Выбранных местах.." отразился своеобразный "идеал художника", каким представлял его себе сам автор. Художник в понимании Гоголя - аскет, отдавший всего себя своему труду "как монах монастырю" (т.6,c.117), который "даже давно уже умер для всего в мире, кроме своей работы (т.6,с.11О) и " позабыл даже, существует ли на свете какое-нибудь наслаждение, кроме работы" (т.6,с.111). Такой образ встречается еще в сравнительно ранней повести "Портрет" (1842). Гоголь писал о мастере, надолго уехавшем для своей работы в Рим:" Там, как отшельник, погрузился он в труд и в не развлекаемые ничем занятия", "всем пренебрегал он, все отдал искусству" (т.3,с.87). А во время написания "Выбранных мест.." Гоголь, скорее всего, сам обладал уже теми чертами, которые отличают истинного художника-творца, так как в процессе работы над "Мертвыми душами" Гоголь осознал, насколько тесно связано создание произведения с духовным совершенствованием автора. Собственный путь духовного развития, пройденный Гоголем, дал ему возможность понять другого художника - А.А. Иванова, которому посвящена статья. Иванов писал картину в течение восьми лет, и Гоголь обьясняет причину медленности работы, поскольку и "капля времени у художника не пропала даром". (т.6, с.111).
Так Гоголь пишет:" С производством этой картины связалось собственное душевное дело художника, - явленье слишком редкое в мире, явленье, в котором вовсе не участвует произвол человека, по воле Того, Кто повыше человека" (т.6,c.111). Подобное было и с писателем, о чем он писал в письме к П.А.Пестневу в октябре 1843 года. "Сочиненья мои так связаны тесно с духовным образованием меня самого". А также, даме, в этой же статье: " Мои сочиненья тоже связались чудным образом с моей душой моим внутренним воспитанием. В продолжении более шести лет я ничего не мог работать для света". (т.6,с.114). Так, в 1845 году он писал А.И. Иванову:" Работа ваша соединена с вашим душевным делом". Как о " душевном деле" Гоголь говорил в "Авторской исповеди" о книге "Выбранные места...."