- Что именно?
- Есть одна идея. Хотите нам помочь? А мы соответственно будем рекомендовать вас на штатную должность.
- В КГБ? - спросил Буш.
- Почему в КГБ? В газету "Советская Эстония". Вы же давно мечтаете о штатной работе. В наших силах ускорить это решение. Сроки зависят от вас.
Буш насторожился. Полковник Сорокин продолжал:
- Вы могли бы дать интересующие нас показания.
- То есть?
- Насчет капитана Руди... Дайте показания, что он хотел вас это самое... Употребить... Ну, в смысле полового извращения...
- Что?! - приподнялся Буш.
- Спокойно!
- Да за кого вы меня принимаете?! Вот уж не думал, что КГБ использует подобные методы!
Глаза полковника сверкнули бритвенными лезвиями. Он побагровел и выпрямился:
- Пожалуйста, без громких слов. Я вам советую подумать. На карту поставлено ваше будущее.
Но тут и Буш расправил плечи. Он медленно вынул пачку американских сигарет. Прикурил от зажигалки "Ронсон". Затем спокойно произнес:
- Ваше предложение аморально. Оно идет вразрез с моими нравственными принципами. Этого мне только не хватало - понравиться гомосексуалисту! Короче, я отказываюсь. Половые извращения - не для меня!.. Хотите, я напишу, что он меня спаивал?.. А впрочем, и это не совсем благородно...
- Ну, что ж, - сказал полковник, - мне все ясно. Боюсь, что вы на этом проиграете.
- Да неужели у КГБ можно выиграть?! - расхохотался Буш.
На этом беседа кончилась. Полковник уехал. Уже в дверях он произнес совершенно неожиданную фразу:
- Вы лучше, чем я думал.
- Полковник, не теряйте стиля! - ответил Буш...
Его лишили внештатной работы. Может быть, Сорокин этого добился. А скорее всего, редактор проявил усердие. Буш вновь перешел на иждивение к стареющим женщинам. Хотя и раньше все шло примерно таким же образом. Как раз в эти дни Буш познакомился с Галиной. До этого его любила Марианна Викентьевна, крупный торговый работник. Она покупала Бушу сорочки и галстуки. Платила за него в ресторанах. Кормила его вкусной и здоровой пищей. Но карманных денег Бушу не полагалось. Иначе Буш сразу принимался ухаживать за другими женщинами.
Получив очередной редакционный гонорар, Буш исчезал. Домой являлся поздно ночью, благоухая луком и косметикой. Однажды Марианна не выдержала и закричала:
- Где ты бродишь, подлец?! Почему возвращаешься среди ночи?!
Буш виновато ответил:
- Я бы вернулся утром - просто не хватило денег...
Наконец Марианна взбунтовалась. Уехала на курорт с пожилым работником главка. Рядом с ним она казалась моложавой и легкомысленной. Оставить Буша в пустой квартире Марианна, естественно, не захотела.
И тут возникла Галина Аркадьевна. Практически из ничего. Может быть,под воздействием закона сохранения материи.
Дело в том, что она не имела гражданского статуса. Галина была вдовой знаменитого эстонского революционера, чуть ли не самого Кингисеппа. И ей за это дали что-то вроде пенсии.
Буш познакомился с ней в романтической обстановке. А именно - на берегу пруда.
В самом центре Кадриорга есть небольшой затененный пруд. Его огибают широкие липовые аллеи. Ручные белки прыгают в траве.
У берега плавают черные лебеди. Как они сюда попали - неизвестно. Зато всем известно, что эстонцы любят животных. Кто-то построил для лебедей маленькую фанерную будку. Посетители Кадриорга бросают им хлеб...
Майским вечером Буш сидел на траве у пруда. Сигареты у него кончились. Денег не было вторые сутки. Минувшую ночь он провел в заброшенном киоске "Союзпечати". Благо на полу там лежали старые газеты.
Буш жевал сухую горькую травинку. Мысли в его голове проносились отрывистые и неспокойные, как телеграммы:
"...Еда... Сигареты... Жилье... Марианна на курорте... Нет работы... К родителям обращаться стыдно, а главное - бессмысленно..."
Когда и где он ел в последний раз? Припомнились два куска хлеба в закусочной самообслуживания. Затем - кислые яблоки над оградой чужого сада. Найденная у дороги ванильная сушка. Зеленый помидор, обнаруженный в киоске "Союзпечати"...
Лебеди скользили по воде, как два огромных черных букета. Пища доставалась им без видимых усилий. Каждую секунду резко опускались вниз точеные маленькие головы на изогнутых шеях... Буш думал о еде. Мысли его становились все короче: "...Лебедь... Птица... Дичь..."
И тут зов предков отозвался в Буше легкой нервической дрожью. В глазах его загорелись отблески первобытных костров. Он замер, как сеттер на болоте, вырвавшийся из городского плена...
К десяти часам окончательно стемнеет. Изловить самоуверенную птицу будет делом минуты. Ощипанный лебедь может вполне сойти за гуся. А с целым гусем Буш не пропадет. В любой компании будет желанным гостем...
Буш преобразился. В глубине его души звучал охотничий рожок. Он чувствовал, как тверд его небритый подбородок. Доисторическая сила пробудилась в Буше...
И тут произошло чудо. На берегу появилась стареющая женщина. То есть дичь, которую Буш чуял на огромном расстоянии.
Вовек не узнают черные лебеди, кто спас им жизнь! Женщина была стройна и прекрасна. Над головой ее кружились бабочки. Голубое воздушное платье касалось травы. В руках она держала книгу. Прижимала ее к груди наподобие молитвенника.
Дальнозоркий Буш легко прочитал заглавие - "Ахматова. Стихи".
Он выплюнул травинку и сильным глуховатым баритоном произнес:
Они летят, они еще в дороге,
Слова освобожденья и любви,
А я уже в божественной тревоге,
И холоднее льда уста мои...
Женщина замедлила шаги. Прижала ладони к вискам. Книга, шелестя страницами, упала на траву. Буш продолжал:
А дальше - свет невыносимо щедрый, Как сладкое, горячее вино... Уже душистым, раскаленным ветром Сознание мое опалено...
Женщина молчала. Ее лицо выражало смятение и ужас. (Если ужас может быть пылким и радостным чувством.) Затем, опустив глаза, женщина тихо проговорила.
Но скоро там, где жидкие березы,
Прильнувши к окнам, сухо шелестят,
Венцом червонным заплетутся розы,
И голоса незримо прозвучат...
(У нее получилось -- "говоса".) Буш поднялся с земли.
- Вы любите Ахматову?
- Я знаю все ее стихи наизусть, - ответила женщина.
- Какое совпадение! Я тоже... А цветы? Вы любите цветы? - Это моя свабость!.. А птицы? Что вы скажете о птицах? Буш кинул взгляд на черных лебедей, помедлил и сказал:
Ах. чайка ли за облаком кружится,
Малиновки ли носятся вокруг...
О незнакомка! Я хочу быть птицей,
Чтобы клевать зерно из ваших рук...
- Вы поэт? - спросила женщина.
- Пишу кое-что между строк, - застенчиво ответил Буш... День остывал. Тени лип становились длиннее. Вода утрачивала блеск. В кустах бродили сумерки.
- Хотите кофе? - предложила женщина. - Мой дом совсем близко.
- Извините, - поинтересовался Буш, - а колбасы у вас нет?
В ответ прозвучало:
- У меня есть все, что нужно одинокому сердцу...
Три недели я прожил у Буша с Галиной. Это были странные, наполненные безумием дни.
Утро начиналось с тихого, взволнованного пения. Галина мальчишеским тенором выводила:
Эх, истомилась, устала я, Ночью и днем... Только о нем...
Ее возлюбленный откликался низким, простуженным баритоном:
Эх, утону ль я в Северной Двине, А может, сгину как-нибудь иначе... Страна не зарыдает обо мне, Но обо мне товарищи заплачут...
Случалось, они по утрам танцевали на кухне. При этом каждый напевал что-то свое. За чаем Галина объявляла:
- Называйте меня сегодня - Верочкой. А с завтрашнего дня - Жар-Птицей...
Днем она часто звонила по телефону. Цифры набирала произвольно. Дождавшись ответа, ласково произносила:
- Сегодня вас ожидает приятная неожиданность.
Или:
- Бойтесь дамы с вишенкой на шляпе...
Кроме того, Галина часами дрессировала прозрачного, стремительного меченосца. Шептала ему, склонившись над аквариумом:
- Не капризничай, Джим. Помаши маме ручкой...
И наконец, Галина прорицала будущее. Мне, например, объявила, разглядывая какие-то цветные бусинки:
- Ты кончишь свои дни где-нибудь в Бразилии. (Тогда - в семьдесят пятом году - я засмеялся. Но сейчас почти уверен, что так оно и будет.)
Буш целыми днями разгуливал в зеленом халате, который Галина сшила ему из оконной портьеры. Он готовил речь, которую произнесет, став Нобелевским лауреатом. Речь начиналась такими словами:
"Леди и джентльмены! Благодарю за честь. Как говорится - лучше поздно, чем никогда..."
Так мы и жили. Мои шестнадцать рублей быстро кончились. Галининой пенсии хватило дней на восемь. Надо было искать какую-то работу.
И вдруг на глаза мне попалось объявление - "Срочно требуются кочегары".
Я сказал об этом Бушу. Я не сомневался, что Буш откажется. Но он вдруг согласился и даже просиял.
- Гениально, - сказал он, - это то, что надо! Давно пора окунуться в гущу народной жизни. Прильнуть, что называется, к истокам. Ближе к природе, старик! Ближе к простым человеческим радостям! Ближе к естественным цельным натурам! Долой метафизику и всяческую трансцендентность! Да здравствуют молот и наковальня!..
Галина тихо возражала:
- Эринька, ты свабый!
Буш сердито посмотрел на женщину, и она затихла... Котельная являла собой мрачноватое низкое здание у подножия грандиозной трубы. Около двери возвышалась куча угля. Здесь же валялись лопаты и две опрокинутые тачки.
В помещении мерно гудели три секционных котла. Возле одного из них стоял коренастый юноша. В руке у него была тяжелая сварная шуровка. Над колосниками бился розовый огонь. Юноша морщился и отворачивал лицо.
- Привет, - сказал ему Буш.
- Здорово, - ответил кочегар, - вы новенькие?
- Мы по объявлению.
- Рад познакомиться. Меня зовут Олег.
Мы назвали свои имена.
- Зайдите в диспетчерскую, - сказал Олег, - представьтесь Цурикову.
В маленькой будке с железной дверью шум котлов звучал приглушенно. На выщербленном столе лежали графики и ведомости. Над столом висел дешевый репродуктор. На узком топчане, прикрыв лицо газетой, дремал мужчина в солдатском обмундировании. Газета едва заметно шевелилась. За столом работал человек в жокейской шапочке. Увидев нас, приподнял голову: