- Как прелестно это жемчужное ожерелье! - воскликнула Натали.
- Надеюсь, Поль оставит его для тебя, если так тебя любит. По правде говоря, он должен был бы заказать новую оправу для этих драгоценных камней, которые он получит от меня, и подарить их тебе. А бриллианты - твои, так и в контракте будет сказано. Ну, спокойной ночи, мой ангел. После такого трудного дня и тебе и мне нужно отдохнуть.
Итак, креолка, щеголиха, знатная дама, не умеющая разобраться в условиях контракта, к тому же еще не изложенного письменно, заснула в радужном настроении, заранее рисуя себе, как ее дочь выйдет замуж за человека, которого легко водить за нос, как обе они будут распоряжаться у него в доме и смогут вести прежний образ жизни, присоединив к своим богатствам состояние зятя. Предъявив отчет по опеке и получив подтверждение, что полностью рассчиталась с дочерью, она все еще будет располагать достаточными средствами, чтобы жить в свое удовольствие.
"Глупо было так беспокоиться, - подумала она. - Поскорее бы только покончить со свадьбой!"
Таким образом, и г-жа Эванхелиста, и Поль, и Натали, и оба нотариуса были очень довольны результатами переговоров; как в том, так и в другом лагере возносили хвалу господу, - опасное положение! Ведь когда-нибудь наступит момент, и у побежденного откроются глаза. По мнению вдовы, побежденным был ее будущий зять.
На другое утро Эли Магюс явился к г-же Эванхелиста; так как всюду ходили слухи о предстоящем браке Поля с Натали, то он думал, что дело идет о покупке драгоценностей для невесты. Поэтому еврей был очень удивлен, узнав, что нужно произвести как бы официальную оценку бриллиантов тещи. Благодаря нюху, свойственному евреям, и кое-каким осторожным расспросам он догадался, что стоимость драгоценностей будет, возможно, учтена в брачном контракте. Поскольку бриллианты не продавались, он оценил их высоко, как если бы кто-нибудь покупал их у ювелира. Только ювелиры умеют отличить азиатские алмазы от бразильских. Камни из Голконды и Визапура распознаются по чистоте воды, по игре, которых недостает другим алмазам, имеющим слегка желтоватый оттенок, из-за чего они, при одинаковом весе с азиатскими, ценятся ниже. Серьги и ожерелье г-жи Эванхелиста, целиком из азиатских бриллиантов, были оценены Эли Магюсом в двести пятьдесят тысяч франков. Что касается "Дискрете", то это был, по его мнению, один из лучших алмазов, находившихся во владении частных лиц; он был известен ювелирам и один стоил сто тысяч. Узнав о цене камней, показывавшей, как щедр был ее муж, г-жа Эванхелиста осведомилась, может ли она немедленно получить за драгоценности эту сумму.
- Нет, сударыня, - ответил еврей, - если вы хотите их продать, то я могу предложить только семьдесят пять тысяч за алмаз и полтораста - за ожерелье и серьги.
- Почему же такая разница? - с удивлением спросила г-жа Эванхелиста.
- Сударыня, - сказал еврей, - чем бриллианты красивее, тем дольше они у нас лежат. Чем дороже камни, тем реже представляется случай их сбыть. Но так как торговец не должен терять проценты с капитала, то ему надо их как-нибудь возместить, а также покрыть возможные убытки от резкого колебания в цене, которым подвержен такого рода товар, - этим и объясняется разница между покупной и продажной ценой. Вы уже потеряли проценты с трехсот пятидесяти тысяч франков за двадцать лет. Даже если вы надевали свои бриллианты десять раз в году - это обходилось вам по тысяче экю за каждый вечер. А сколько платьев можно сшить на тысячу экю! Значит, те, кто хранит бриллианты у себя, поступают безрассудно; к счастью для нас, женщины не хотят входить в эти расчеты.
- Благодарю вас за разъяснения, они мне пригодятся.
- Значит, вы хотите продать камни? - с жадностью спросил еврей.
- А сколько стоит все остальное? - осведомилась г-жа Эванхелиста.
Еврей прикинул, сколько может весить золото оправ, посмотрел жемчужины на свет, тщательно перебрал рубины, диадемы, аграфы, браслеты, фермуары, цепочки и пробормотал:
- Здесь немало бразильских бриллиантов, купленных в Португалии! Я бы мог дать за все это не больше ста тысяч франков. Но если продавать из рук в руки, - добавил он, - можно было бы взять за них и свыше пятидесяти тысяч экю.
- Я оставлю эти камни у себя, - сказала г-жа Эванхелиста.
- И сделаете ошибку, - заметил Эли Магюс. - На одни только проценты с той суммы, какую они представляют собой, вы через пять лет купили бы такие же прекрасные бриллианты и вдобавок сохранили бы весь капитал.
Об этой необычной беседе все узнали, и тем самым дана была новая пища слухам, вызванным пререканиями по поводу брачного контракта. В провинции все быстро становится известным. Слуги г-жи Эванхелиста, услыхав несколько громких возгласов, вообразили, что спор зашел дальше, чем это было на самом деле; их пересуды с другими лакеями мало-помалу распространились далее и наконец из людских перешли в гостиные. К тому же внимание всего города и светского общества давно было привлечено браком этих молодых людей, одинаково богатых. Всех, от мала до велика, это так интересовало, что через неделю по Бордо ходили самые причудливые слухи. "Г-жа Эванхелиста продает свой особняк! Неужели она разорилась? Она предлагала свои бриллианты Эли Магюсу. Из переговоров между нею и графом де Манервилем ничего не вышло!" Будет ли заключен этот брак? Одни утверждали, что будет, другие - что нет. Оба нотариуса, когда у них допытывались об этом, опровергали сплетни и ссылались на чисто юридические трудности, сопряженные с учреждением майората. Но когда слухи начинают расти, их нелегко искоренить. Несмотря на уверения обоих нотариусов, несмотря на то, что Поль продолжал ежедневно бывать у г-жи Эванхелиста, сплетники не унимались. Кое-какие девицы, их маменьки и тетки, раздосадованные этим браком, о котором мечтали сами невесты или их семьи, не могли простить г-же Эванхелиста ее удачу, точно так же, как иной писатель не может простить собрату его успехи. Кое-кто мстил испанке за ее роскошный образ жизни и высокомерие, целых двадцать лет задевавшие чужое самолюбие. Видный чиновник префектуры утверждал, что и в случае разрыва оба нотариуса и члены обеих семей все равно вели бы себя точно так же и говорили бы то же самое. То обстоятельство, что учреждение майората сопряжено было с длительными хлопотами, еще более укрепляло подозрения доморощенных мудрецов города Бордо.
- Они будут всю зиму морочить нас; весной поедут на воды и только через год объявят, что свадьба расстроилась.
- Разве вам не ясно, - говорили одни, - чтобы не подавать повода к неблагоприятным толкам ни о той, ни о другой стороне, дело представят так, будто разногласия тут ни при чем, а всему виною министерство юстиции, которое якобы отказало в учреждении майората из-за каких-то формальных придирок.
- Госпожа Эванхелиста, - говорили другие, - жила на такую широкую ногу, как будто к ее услугам были по меньшей мере рудники Валенсианы. Ну, а пошло дело начистоту - у нее ни гроша не оказалось в кармане!
Какой удобный случай для каждого, кому не лень, подсчитать, сколько тратила все эти годы прекрасная вдовушка, и категорически заявить, что она разорена! Слухи были так упорны, что заключались пари, состоится или нет этот брак. Законы светского общества таковы что об этих сплетнях знали все, кроме непосредственно заинтересованных лиц. У Поля де Манервиля и у г-жи Эванхелиста не было ни отъявленных врагов, ни преданных друзей, которые только и могли бы поставить их в известность об этих пересудах. У Поля были дела в Ланстраке, и он заодно решил устроить там охоту с участием нескольких знакомых молодых людей - своего рода мальчишник. Все нашли, что эта поездка как нельзя лучше подтверждает общие подозрения. При таких обстоятельствах г-жа де Жиас, у которой была дочь на выданье, сочла уместным, чтобы удостовериться во всем самолично, навестить г-жу Эванхелиста и с тайным злорадством выразить ей соболезнование по поводу постигшей ее неудачи. Натали и ее мать никак не могли взять в толк, чем было вызвано плохо скрываемое волнение маркизы, и спросили, уж не произошла ли с нею какая-нибудь неприятность.
- Как! - ответила та. - Разве вы ничего не знаете о слухах, которыми полон весь город? Я не придаю им никакой веры, но все же приехала узнать правду, чтобы пресечь их, если не повсюду, то по крайней мере в кругу моих знакомых. Как ваш друг, я не могу ни сама прислушиваться к подобным нелепым сплетням, ни допускать, чтобы они распространялись.
- Но что случилось? - воскликнули мать и дочь. Госпожа де Жиас с видимым удовольствием пересказала своим слушательницам ходившие о них толки, не упуская ни одной подробности и не скупясь на булавочные уколы. Натали и ее мать с улыбкой переглянулись: они прекрасно поняли и смысл рассказа и побуждения их приятельницы. Испанка отомстила ей, как Селимена - Арсиное.
- Разве вы не знаете, дорогая, - ведь вам так хорошо известны провинциальные нравы! - разве вы не знаете, на что способна мать, когда ей нужно сбыть дочку с рук и это никак не удается сделать из-за отсутствия приданого, или женихов, или потому, что дочь недостаточно красива, недостаточно умна, иногда - и то и другое вместе? Такая мать готова останавливать почтовые кареты, убивать людей, подстерегать прохожих на перекрестке; она заложила бы сама себя, если бы представляла хоть какую-нибудь ценность. В Бордо немало матерей в таком положении; они думают, вероятно, что мы рассуждаем и действуем на их лад. Естествоиспытатели описали нам нравы хищных зверей; но они упустили из виду мать и дочь, которые ловят женихов. Это гиены, которые, по словам псалмопевца, ищут, кого поглотить; но, кроме свойств, присущих этим животным, они обладают мужским умом и женской хитростью. Все эти бордоские паучихи, мадемуазель де Белор, мадемуазель де Транс и некоторые другие, долго ткали свои тенета, но напрасно - не попалась ни одна муха, даже не прожужжала где-нибудь поблизости; теперь они взбешены, - я понимаю их и прощаю все их ядовитые речи. Но вы! Ведь вы можете выдать свою дочь замуж, стоит лишь вам захотеть; вы богаты, у вас есть титул, вы далеки от всякой провинциальности; ваша дочь так умна, одарена, красива, имеет возможность выбирать; вы так отличаетесь от всех своими парижскими манерами, - как же вы могли придать этим слухам хоть какое-нибудь значение? Вот что нас больше всего удивляет. В жизни моего зятя политика будет играть важную роль; поэтому юристы, в связи с заключением брака, сочли необходимым выполнить кое-какие формальности. Но неужели я обязана всем отдавать в них отчет? Неужели мания все публично обсуждать распространяется и на частную, семейную жизнь? Уж не разослать ли мне письменные приглашения всем отцам и матерям вашей провинции, чтобы они обсудили с нами пункт за пунктом весь брачный контракт?