Смекни!
smekni.com

За далью - даль (стр. 11 из 11)

Но вот уйдет отец – и разом

Твоей той молодости нет…

Так мы не в присказке, на деле,

Когда судьба тряхнула нас,

Мы все как будто постарели – в этот час.

Безмолвным строем в день утраты

Вступали мы в Колонный зал,

Тот самый зал, где он когда – то

У гроба Ленина стоял.

Стоял поникший и спокойный

С рукою правой на груди.

А эти годы, стройки, войны –

Все это было впереди;

Все эти даты, вехи, сроки,

Что нашу метили судьбу,

И этот день, такой далекий,

Как видеть нам его в гробу.

В минуты памятные эти –

На тризне грозного отца –

Мы стали полностью в ответе

За все на свете –

До конца.

И не сробели на дороге,

Минуя трудный поворот,

Что ж, сами люди, а не боги

Смотреть обязаны вперед.

Там – хороши они иль плохи –

Покажет дело впереди,

А ей, на всем ходу, эпохе,

Уже не скажешь: «Погоди!»

Не вступишь с нею в словопренья,

Когда гремит путем своим…

Не останавливалось время,

Лишь становилося иным.

Земля живая зеленела,

Все в рост гнала, чему расти.

Творил свое большое дело

Народ на избранном пути.

Страну от края и до края,

Судьбу свою, судьбу детей

Не божеству уже вверяя,

А только собственной своей

Хозяйской мудрости.

Должно быть,

В дела по – новому вступил

Его, народа, зрелый опыт

И вместе юношеский пыл.

Они как будто из – под спуда

Возникли – новый брать редут…

И что же – чудо иль не чудо,-

Дела идут не так уж худо-

И друг и недруг признают.

А если кто какой деталью

Смущен, так правде не во вред

Давайте спросим тетку Дарью –

Всего ценней ее ответ…

Но молвить к слову: на Днепре ли.

На Ангаре ль – в любых местах –

Я отмечал: народ добрее,

С самим собою мягче стал…

Я рад бывал, как доброй вести

Как знаку жданных перемен,

И шутке нынешней и песне,

Что дням минувшим не в пример.

Ах, песня в поле, - в самом деле

Ее не слышал я давно,

Уже казалось мне, что пели

Ее лишь где – нибудь в кино,-

Как вдруг от дальнего покоса

Возник в тиши вечеровой,

Воскресшей песни отголосок,

На нашей родине с тобой.

И на дороге, в темном поле,

Внезапно за душу схватив,

Мне грудь стеснил до сладкой боли

Тот грустный будто бы мотив…

Я эти малые приметы

Сравнил бы смело с целиной

И дерзким росчерком ракеты,

Что побывала за Луной…

За годом – год, за вехой – веха,

За полосою – полоса.

Нелегок путь.

Но ветер века –

Он в наши дует паруса.

Вступает правды власть святая

В свои могучие права,

Живет на свете, облетая

Материки и острова.

Она все подлинней и шире

В чреде земных надежд и гроз.

Мы – это мы сегодня в мире,

И в мире с нас

Не меньший спрос!

И высших нет для нас вселений –

Одно начертано огнем:

В большом и малом быть, как Ленин,

Свой ясный разум видеть в нем.

С ним сердцу нечего страшиться.

И в нашей книге золотой

Нет ни одной такой страницы,

Ни строчки, даже запятой,

Чтоб нашу славу притемнила,

Чтоб заслонила нашу честь.

Да, все, что с нами было,-

Было!

А то, что есть –

То с нами здесь!

И все от корки и до корки,

Что в книгу вписано вчера,

Все с нами – в силу поговорки

Насчет пера

И топора…

И правда дел – она на страже,

Ее никак не обойдешь,

Все налицо при ней – и даже

Когда молчанье – тоже ложь…

Кому другому, но поэту

Молчать потомки не дадут.

Его к суровому ответу

Особый вытребует суд.

Я не страшусь суда такого

И, может, жду его давно,

Пускай не мне еще то слово,

Что емче всех, сказать дано.

Мое – от сердца – не на ветер.

Оно в готовности любой:

Я жил, я был – за все на свете

Я отвечаю головой.

Нет выше долга, жарче страсти

Стоять на том

В труде любом!

Спасибо, Родин, за счастье

С тобою быть в пути твоем.

За новым трудным перевалом –

Вздохнуть

С тобою заодно.

И дальше в путь –

Большим иль малым,

Ах, самым малым –

Все равно!

Она моя – твоя победа,

Она моя – твоя печаль,

Как твой призыв:

Со мною следуй,

И обретай в пути,

И ведай

За далью – даль.

За далью – даль!

До новой дали

Пора!

Я словом этим начал

Мою дорожную тетрадь.

Теперь оно звучит иначе:

Пора и честь, пожалуй, знать.

Ах, эти длительные дали,

Дались они тебе спроста.

Читали – да. Но ждать устали:

Когда ж последняя верста.

А сколько дел, событий, судеб,

Людских печалей и побед

Вместилось в эти десять суток,

Что обратились в десять лет!

Все верно: в сроках не потрафил,

Но прошу высокий суд

Учесть, что мне особый график

Составлен был на весь маршрут.

И что касается охвата

Всего, что в памяти любой,-

Суди по правде, как солдата,

Что честно долг исполнил свой.

Он воевал не славы ради.

Рубеж не взял? И сам живой?

Не представляй его к награде,

Но знай – ему и завтра в бой.

А что в пути минули сроки –

И в том вины особой нет.

Мои герои все в дороге,

Да ты и сам не домосед.

Ты сам, читатель, эти дали

В пути проверил и постиг.

В своем бывалом чемодане

Держа порой и мой дневник.

Душа моя принять готова

Другой взыскательный упрек,

Что ткань бедна: редка основа,

Неровен бедный мой уток;

Что, может быть, не ярки краски

И не заманчив общий тон;

Что ни завязки,

Ни развязки –

Ни поначалу, ни потом…

Ах, сам любитель, я не скрою,

Чтоб с места ясен был вопрос –

С приезда главного героя

На новостройку иль в колхоз,

Где непорядков тьма и бездна,

Но прибыл с ним переворот,

И героиня в час приезда

Стоит случайно у ворот.

Он холост, или же в разводе,

Или с войны еще вдовец,

Или от злой жены беглец,

Иль академик – на подходе,

Хоть не заглядывай в конец.

Но сам лишен я этой хватки:

И совесть есть, и лень, прости,

В таком развернутом порядке

Плетень художества плести.

А потому и в книге этой –

Признаться, правды не тая, -

Того –другого – знанья нету,

Всего героев –

Ты да я,

Да мы с тобой.

Так песня спелась.

Но, может, в ней отозвались

Хоть как – нибудь наш труд и мысль,

И наша молодость и зрелость,

И эта даль,

И эта близь?

Что горько мне, что тяжко было

И что внушало прибыль сил,

С чем жизнь справляться торопила, -

Я всю сюда и заносил.

И неизменно в эту пору,

При всех изгибах бытия,

Я находил в тебе опору,

Мой друг и высший судия.

Я так обязан той подмоге

Великой – что там ни толкуй,-

Но и тебя не прочу в боги,

Лепить не буду новый культ.

Читатель, снизу или сверху

Ты за моей следишь строкой,

Ты тоже – всякий на поверку,

Бываешь – мало ли какой.

Да, ты и лучший друг надежный,

Наставник строгий и отец.

Но ты и льстец неосторожный,

И вредный, к случаю, квасец.

И крайним слабостям потатчик,

И на расправу больно скор.

И сам начетчик

И цитатчик,

И не судья,

А прокурор.

Беда бедой твой пыл бессонный.

Когда вдобавок ко всему

Еще и книжкой пенсионной

Ты обладаешь на дому.

Не одному бюро погоды

Спешишь ты всыпать поскорей,

Хоть на почтовые расходы

Идет полпенсии твоей.

Добра желаючи поэту,

Наставить пробуя меня,

Ты пишешь письма в «Литгазету»,

Для «Правды» копии храня…

И то не все. Замечу кстати:

Опасней нет болезни той,

Когда по скромности, читатель,

Ты про себя, в душе, - писатель,

Безвестный миру Лев Толстой.

Ох, вы, мол, тоже мне, писаки,

Вот недосуг за стол засесть…

Да, и такой ты есть и всякий,

Но счастлив я, что ты, брат, есть!

Не запропал, не стал дитятей,

Что наша маменька –печать

Ласкает, тешась:

- Ах, читатель,

Ах, как ты вырос – не достать!

Сама пасет тебя тревожно

(И уморить могла б, любя):

- Ах, то –то нужно, то –то можно,

А то –то вредно для тебя…

Ты жив – здоров – и слава богу,

И уговор не на словах:

В любую дальнюю дорогу

На равных следовать правах…

Ты помнишь, я свой план невинный

Представил с первого столбца:

Прочти хотя б до половины,

Авось – прочтешь и до конца.

Прочел по совести. И что же:

Ты книгу медленно закрыл,

Вздохнул, задумался, похоже.

Ну вот. А что я говорил?

Прости, что шутка на помине,

Когда всерьез не передать,

Как нелегко и эту ныне

Мне покидать свою тетрадь.

Не то чтоб жаль, но как то дико.

Хоть этот миг –

Желанный миг:

Была тетрадь – и стала книга

И унеслась дорогой книг.

Уже не кинешься вдогонку

За ней во все ее края…

Так дочка дома – все девчонка,

Вдруг – дочь. Твоя и не твоя.

Скорбеть о том не много проку,

Что низок детям отчий кров.

Иное дело, с чем в дорогу

Ты проводил родную кровь.

И мне уже не возвратиться

Назад, в покинутый предел.

К моей строке или странице,

Что лучше б мог, как говорится,

Да не сумел.

Иль не посмел.

Тем преимуществом особым

При жизни автор наделен:

Все слышит сам, но. Как за гробом,

Уже сказать не может он,

Какой бы ни был суд нелестный…

Но если вправду он живой,

Он в новый замысел безвестный

Уже уходит с головой.

И, распростившись с этой далью,

Что подружила нас в пути.

По счастью, к новому свиданью

Уже готовлюсь я. Учти!

Конца пути мы вместе ждали,

Но прохлаждаться недосуг.

Итак, прощай.

До новой дали.

До скорой встречи,

Старый друг!

1950-1960