Некоторые из русскоязычных писем А.С.Пушкина к друзьям и родственникам (к брату Льву) выходят за пределы дружеских и издавна привлекали к себе внимание исследователей. Это письма о греческой революции и о поездке на Кавказ и в Крым. Ученые считают, что эти письма служили набросками для задуманных А.С.Пушкиным автобиографических записок или же являлись уже частью указанных записок [см. Фейнберг, 1976]. Всем этим посланиям свойственна повествовательная манера, стилистическая отточенность, исторический масштаб и т. п., то есть они несут следы очень тщательной обработки. Если письма о греческой революции исследователи относят к замыслу несохранившихся «Записок» Пушкина, то письмо ко Льву Сергеевичу Пушкину «Б.В.Томашевский назвал ... «развитым путевым очерком», Г.О.Винокур -«образчиком особого литературного жанра - путешествия» [см. Левкович, 1988, с.248], при этом практически все пушкиноведы считают указанные письма первыми попытками Пушкина образовать повествовательный язык прозы. Кстати, письмо к А.А.Дельвигу, датируемое приблизительно серединой декабря 1824 -первой половиной декабря 1825 года, вызвало много вопросов по жанровой принадлежности. Несмотря на то, что оно имеет эпистолярное обрамление, в десятитомном собрании сочинений А.С.Пушкина под редакцией Томашевского из переписки это письмо исключено. При жизни поэта литературная часть письма была перепечатана в приложении к третьему изданию «Бахчисарайского фонтана». Таким образом, очевидно, что вопросы жанровой принадлежности, а также высокая степень литературности, отличающая вышеперечисленные письма, не позволяет нам рассматривать их в корпусе дружеских.
Также на общем фоне дружеских писем выделяется другое уже упоминавшееся нами письмо А.С.Пушкина брату Льву, датированное сентябрем -октябрем 1822 года, которое, пожалуй, можно считать образцом письма-наставления, поучения, причем написанного под влиянием французских нравоучительных очерков XVIII века. Указанное послание написано целиком по-французски, без каких бы то ни было иноязычных включений, что не характерно ни для дружеского письма вообще, ни для писем поэта к брату в частности.
Выбор французского языка, на наш взгляд, связан именно с содержанием послания, ведь, как мы уже отмечали, в коммуникативном континууме российских дворян было множество ситуаций, при которых приоритет отдавался одному из языков под влиянием саморегулирования. Так, французский язык избирался для великосветских разговоров или для обсуждения возвышенных тем.
Рассматриваемое письмо А.С.Пушкина к брату, хотя и не было написано с заведомо литературной целью, несёт на себе отпечаток жанра нравоучительного очерка; это подтверждается темой послания, а также его афористической формой:
Vous aurez affaire aux hommes que vous ne connaissez pas encore. Commencez toujours par en penser tout le mal imaginable: vous n'en rabattrez pas de beaucoup.
'Тебе придется иметь дело с людьми, которых ты еще не знаешь. С самого начала думай о них все самое плохое, что только можно вообразить: ты не слишком сильно ошибешься
[Пушкин, Т.13, с.49, 524].
Ещё один случай исключения составляют послания к П.Я.Чаадаеву. Эти письма отличаются несколько более высоким контекстом, чем основная масса дружеских писем того времени. Однако как раз «главное содержание дружбы Пушкина и Чаадаева состояло в интеллектуальном общении (подчас заочном), во взаимном притяжении или отталкивании философских, исторических, нравственных убеждений» [Друзья Пушкина, Т.1, с.490]. Это даёт основания предположить, что французский язык здесь выбран, как наиболее развитый и богатый язык западноевропейской культуры для передачи сложных абстрактных мыслей и понятий, для «метафизических выражений». Сам Пушкин писал об этом Чаадаеву так:
Mon ami, je vousparlerai la langue de I'Europe, elle m'estplus familiere, que la notre, et nous continuerons nos conservation, commencees jadis a Sarsko-Selo...»
'Друг мой, я буду говорить с вами на языке Европы, он мне привычнее нашего, и мы продолжим беседы, начатые в своё время в Царском Селе...'.
[Пушкин, Т.14, с.187, 430]. Как отмечает И.Паперно, Пушкин и «не мог отвечать ему иначе, — он в письмах всегда старался попасть в тон собеседнику, и если французский был языком писем Чаадаева, да и «нерусского ума» Чаадаева вообще, — французский был обязательным костюмом Пушкина в общении с Чаадаевым, само воспоминание о котором заставляло его переходить на французский» [Паперно]. Это иллюстрирует, например, письмо А.С.Пушкина П.А.Вяземскому:
Не понимаю, за что Чедаев с братией нападает на реформацию, с. <'est> a d.<ire> un fait de l'esprit Chretien. Ce que le Christianisme y perdit en unite il le regagna, [par [cet] ce fait], en popularite.
' . то есть на известное проявление христианского духа. Насколько христианство потеряло при этом в отношении своего единства, настолько же оно выиграло в отношении своей народности'.
[Пушкин, Т.14, с.205, 434]. Подобное интеллектуальное общение было также содержанием дружбы А.С.Пушкина с Н.Н.Раевским (сыном), переписка с которым велась тоже на французском языке, хотя и допускала небольшие русскоязычные интеркаляции, например:
Гаврила Пушкин est un de mes ancetres, je I'ai peint tel que je I'ai trouve dans I'histoire et dans lespapiers de ma famille.
' Гаврила Пушкин - один из моих предков, я изобразил его таким, каким нашел в истории и в наших семейных бумагах'.
[Пушкин, Т.14, с.46; 395].
Другая группа дворянских дружеских писем рассматриваемого периода отличается наличием иноязычных (в основном, конечно, французских) интеркаляций. Поскольку это явление очень долго не имело четкого определения, оно не было подвергнуто серьезным исследованиям, и специфика интеркаляции не изучалась. Конечно, подобные факты не оставались незамеченными, но исследовались они непоследовательно и в основном с точки зрения употребления интеркаляций в художественных текстах со стилистическими функциями. Что же касается исследования интеркаляции в спонтанной речи билингвов (устной и письменной), то, как отмечает, А.Е.Карлинский, «здесь успехи следует признать более чем скромными» [Карлинский, 1990, с.131].
Конечно, дружеское письмо, как мы уже писали, многими исследователями признается литературным жанром, что говорит о малой степени спонтанности при его написании. В то же время среди корпуса посланий, относящихся к дружеской переписке первой трети XIX века, (например, среди писем А.С.Пушкина) среди тщательно проработанных черновиков писем к друзьям встречается немало писем, наскоро набросанных на бумагу и сразу же отосланных. Многие факты указывают на то, что некоторые письма А.С.Пушкина (особенно относящиеся к периоду 1820 - начала 1830-х годов) писались без черновиков. Об этом часто говорит в них и сам автор. Например, в письме П.А.Вяземскому от 28 января 1825 года из Тригорского:
Пишу тебе в гостях [за] с разбитой рукой - упал на льду с не с лошади, а с лошадью: большая разница для моего наезднического самолюбия.
[Пушкин, Т.13, с.137].
Доказательствами отсутствия черновиков у некоторых писем служит их оформление. Таково наличие исправлений, различных вариантов слов и выражений, даже расположение текста в разных направлениях, как в письме А. С. Пушкина князю Вяземскому, написанному в конце января 1825 года из Михайловского, в котором сам поэт замечает: «Лист кругом; на сей раз полно» [Пушкин, Т.13, с.139], то есть замечания расположены «по кругу» на полях.
Таким образом, далеко не во всех случаях написания дружеских писем им предшествовала длительная обработка, и об определенной степени спонтанности мы говорить все же можем, а, следовательно, можем и обращать внимание на интеркаляцию с точки зрения ее возникновения в спонтанных письменных текстах. Еще более подтверждает это право, на наш взгляд, и ориентация на разговорное употребление языка, то есть, какой бы обработке ни подвергались тексты дружеских писем, они все же должны были отражать тенденции живого употребления языка в разговорной практике.
Наиболее частым явлением в дворянских письмах первой половины XIX века является фразовая интеркаляция, то есть вклинивание в текст на одном языке цельнооформленных сегментов из другого языка. Как уже было отмечено в § 2 главы I, фразовая интеркаляция имеет много подтипов от бинарного иноязычного словосочетания до целого иноязычного высказывания, включенного в состав сложного предложения на втором языке.
Пожалуй, самый распространенный вид фразовых интеркаляций - это французские цитаты. В основном российскими аристократами цитируются французские культурные деятели (Вольтер, Руссо, Дидро, Ламартин и многие другие писатели, мыслители и т.п.). Чаще всего цитаты являются придаточными предложениями в составе сложноподчиненных, иногда представляют собой прямую речь, встречаются и стихотворные французские цитаты: А.С.Пушкин - П.А.Вяземскому (март 1823 года):
В таком случае должно смотреть на поэзию, с позволения сказать, как на ремесло. Руссо не впервой соврал, когда утверждает que c'est leplus vil de metiers. Pas plus vil qu'un autre. что это самое подлое ремесло. Не подлее других.'
[Пушкин, Т.13, с.59]. Е.А.Баратынский - И.В.Киреевскому (ноябрь 1831года): Ne pas perdre du temps c'est en gagner, говорил Вольтер. 'Не терять времени - это значит выиграть время...'