В учении Юнга о символах и архетипах проступает его тяготение к философскому реализму средневековых богословов и художественному романтизму. С. С. Аверинцев считает, что "существует возможность" рассматривать мировоззрение Юнга как типично художественное, не нашедшее адекватного выражения за отсутствием специальной одаренности. Сказать проще, если бы Юнг умел писать стихи или романы, ему, возможно, не понадобилась аналитическая психология. Символическую фигуру Целителя, спасающего человека и человечество от всех недугов и "потери души", Юнг сближает с фигурой Художника: оба они "говорят архетипами". А это значит, что они "подымают изображаемое из мира преходящего в мир вечный, свою личную судьбу возвышают до всечеловеческой судьбы". И медицина, и искусство возвращают человеку благотворные силы и дают возможность выдержать все беды.
Фокус психологии Юнга - индивидуация, т. е. процесс взросления, самореализации личности. Большинство людей понимают взросление как "накопление ума", отказ от юмора в пользу серьезности, как умение управлять своими чувствами и вести себя в соответствии с общепринятыми нормами. Юнг подвергает сомнению все эти обыденные представления о взрослении, которые были свойственны и классическому психоанализу Фрейда.
Разум - лишь одна из психических функций. Абсолютное доминирование сознания свидетельствует не о зрелости души, а об односторонности развития. Что же касается социальной адаптации, то она способствует взрослению лишь тогда, когда помогает "собрать личность воедино", гармонизовать ее внутреннюю структуру. Стратегическая задача индивидуации - обретение "самости", смысла жизни. Она не сводится к чему-либо частному - профессиональной карьере, созданию семьи, умственному развитию. Смысл жизни человек обретает в том случае, когда ему удается сформировать свою самость, отличную как от рационального "эго", так и от "сверх-я".
Самость - важнейший архетип. Он отличен от внешних масок, ролевых идентификаций, способен примирить и согласовать разнонаправленные психические силы и, наконец, стать точкой соприкосновения с Трансцендентным началом, с Богом, перед лицом которого индивидуальная судьба только и обретает смысл.
Интуиция, фантазия, спонтанно возникающие образы сновидений и мифы -помогают нам понять путь жизни и сориентировать себя в направлении самости, найти себя в обширной области бессознательного. Путем "амплификации", то есть уточнения, прояснения, рационализации спонтанных образов сновидений и фантазий человек способен принимать правильные решения и избегать неврозов.
В отличие от Фрейда, который акцентировал роль детства в становлении личности, выводил характер и невротические симптомы из прошлого травматического опыта личности, Юнг подчеркивает значение цели, жизненной перспективы и будущего. Человек развивается из прошлого. Но жизнь его наполняется смыслом, душа приобретает форму и содержание в зависимости от предпочитаемого и выбираемого будущего. Юнг ставит судьбу личности в зависимость от свободного и ответственного выбора, подчеркивая самоценность каждого этапа жизни и каждого принимаемого решения.
Личность, согласно Юнгу, не выступает как единый, самотождественный субъект мысли и действия, а состоит из множества "парциальных личностей", которые борются между собой за лидерство в душе человека. В мифологическом сознании древних, да и в Средние века, эти отдельные личности или частичные силы души символизировались в образах различных демонов и гениев. Свой гений был у Сократа - он всегда подсказывал ему правильную мысль или решение. В Средние века многие люди были "одержимы демонами". Чтобы их изгнать, человека сжигали на костре. Сегодня человек склонен думать, что он вполне овладел собой, что разум способен контролировать душевные силы. Но это - иллюзия. На самом деле, полагает Юнг, разум не контролирует душу, а подавляет ее. Современный человек все еще одержим силами, находящимися вне его контроля. Об этом свидетельствует весь ход развития цивилизации последнего столетия: несмотря на беспрецедентное развитие науки, знаний, средств массовой информации, человечество в целом оказывается все менее защищенным от буйства своих внутренних демонов - алчности, властолюбия, агрессии и множества изощренных садистических влечений. Демоны современного человека более иррациональны и жестоки, чем демоны дикаря. Получая в свое распоряжение средства, созданные наукой и техникой, они становятся еще опасней. Отсюда - задача индивидуации, то есть осознания всех сил, определяющих душевные влечения, включения их в общий смысловой ансамбль личности. Задача индивидуации оказывается не только личностно, но и общественно-значимой.
Индивидуация, по Юнгу, также настоятельна, как голод, жажда, агрессия или сексуальность. Индивидуация - это сверхзадача развития. Казалось бы, путей и целей индивидуации столько же, сколько существует на свете людей. До известной степени это верно. Но влечение к индивидуации подталкивает человека к соприкосновению с божественной искрой, с единым для всех архетипом, который Юнг называл самостью и который должен стать центром личности. Личность, зажатая в тиски социальной машины, не обладающая достаточными ресурсами психической энергии, находится часто под властью других лиц, внешних, чуждых сил. Любая попытка истинной индивидуации наталкивается на сопротивление. Всякий шаг, делаемый ради того, чтобы стать самим собой, требует жертв и усилий. Человек достигает успеха в этом отношении лишь благодаря случайности или благодати. Редко мы встречаем людей, которым в полной мере удалось найти себя, обрести смысл.
Разум большинства людей подвержен сиюминутным внешним влияниям и превращается в инструмент получения удовольствия "теперь и здесь" или в рабочий орган общества. Разум не проясняет человеку пути к самому себе, не вырабатывает стратегии индивидуальной жизни. Как это ни парадоксально, не разум, а фантазия и сновидение расставляют все по местам и указывают правильное направление жизни. Душа созидается большей частью ночью и во сне, а не днем и наяву. Только в сновидческой фантазии душа способна трезво посмотреть в будущее и правильно оценить настоящее. Акт созидания души является скорее актом воображения, а не актом рассудка, поскольку днем рассудок занят поиском удовольствия, выполняет рутинную, навязанную обществом работу.
В реальной действительности лишь редко и в силу случайных обстоятельств возникают ситуации, когда человеку открывается путь к самому себе и когда он достигает самости. Вечный образы мировой литературы имеют столь долгую жизнь и популярность вероятно потому, что символизируют как раз такие пути и ситуации, на которых, вопреки всем препятствиям, сходятся и гармонизируются главные душевные силы личности. При этом каждый раз оказывается, что такая редкая возможность быть самим собой должна быть дорого оплачена.
Путь Дон Кихота, Дон Жуана, Фауста и Гамлета "прорвавшихся" к истине личного бытия через любовь, через знание или право принимать решение, ведет, как оказывается, к гибели или безумию. Судьба архетипических героев (вспомним судьбу Сократа, Наполеона, Пушкина) оказывается трагической.
Лишь недавно творцы культуры, умело используя новые реалии и благодаря новым техническим и психологическим возможностям - научились улавливать и удовлетворять тягу массового человека к идеальному и вместе с тем, жизнеспособному условно-реальному образу. Такой образ появился в виде Джеймса Бонда на Западе, а у нас - Штирлица. Этот советский человек, супершпион стал рыцарем без страха и упрека, только благодаря тому, что был одет в мундир группенфюрера СС, помещен в абсолютно чуждое и враждебное советскому народу окружение, которым он однако в полной мере овладел благодаря не свойственному - в обычных условиях - советским людям свободному, активному разуму, не робеющими перед властью авторитетов. Штирлиц избавлен от тягот советского быта, произвола мелкого начальства, идеологических ритуалов. Он не философствуя, без сомнений и колебаний верит в правоту своей Родины, в ее руководителей, в ее идеологию. И это - вполне правдоподобно в том месте, и в тот момент, когда происходит действие. Цельность, полнота бытия, право жить "не светлым будущим", а настоящим - т. е. мгновением, которое "свистит, как пуля у виска"... - вот та "нуминозность", которая пленяет и очаровывает в Штирлице русского, советского зрителя. В нем, несмотря на всю исключительность и даже неправдоподобность многих ситуаций, мы распознаем момент истины, а именно то, что ему в отличие от огромного большинства советских людей, удалось реализовать свою самость. Все его душевные силы собраны воедино. Мы все еще устремлены в коммунистического будущее, а он уже живет в настоящем.
Цель и процесс индивидуации с трудом сознаются индивидом. Но они давно осознаны культурой, раскрыты во множестве мифологических сюжетов. Жизнь и гибель на кресте Иисуса Христа - один из возможных символов индивидуации. Этот образ приводит каждого человека в соприкосновение с Богом, который живет в нашей душе. Другой символ индивидуации - путешествие к Золотому Граду - Иерусалиму. Многие сказки содержат символику индивидуации. Герой должен преодолеть множество препятствий, чтобы жениться на принцессе. Свадьба часто есть символ соединения с собственной душой, поскольку мужчина проецирует свой сокровенный идеал на женщину. В сказках герой нередко уклоняется от цели путешествия, увлекается самим процессом поиска, и, прибыв в замок, узнает, что принцесса давно умерла. Герой на пути к цели совершает назначенное число подвигов, сталкивается с чудовищами, разгадывает их хитрости, одерживает победы, получая поддержку животных-помощников. Все эти элементы сказочных сюжетов недвусмысленно говорят о важнейших вехах и стимулах индивидуации, о неизбежности борьбы, страданий, выбора, ошибок, помощи на этом пути.