Смекни!
smekni.com

Основные философские направления и концепции науки. Итоги XX столетия, Канке В.А. (стр. 52 из 68)

Существенно по-другому обстоят дела в случае прагматического метода. В данном случае решающим является вопрос о статусе мыслей, о том, соответствуют ли им вещи. Если вещи не соответствуют мыслям, а также чувствам, эмоциям, целям, мотивам, то они считаются лишенными ценностного начала. Допустим, некто имеет проект постройки дома и решает реализовать его. Ценностно нагруженными будут признаны лишь те строительные материалы, которые действительно пригодны для постройки дома. При прагматическом подходе речь идет о ценности. В процессуальном плане ценность реализуется не как объяснение, а как понимание.

Идейная основа того, что мы назвали прагматическим методом, по крайней мере частично изложена, на наш взгляд, весьма четко А.А. Ивиным. Он отмечает, что в случае ценностного отношения исходным пунктом является мысль, функционирующая как проект, план, стандарт [37,с.49]. Итог понимания – высказывание о том, что должно быть; итог объяснения – высказывание о том, что есть. Часто присутствует и то и другое; в таком случае утверждения, в особенности научные законы, имеют двойственный, описательно-оценочный характер [37,с.50]. Объяснение и понимание совпадают по своей формальной структуре: объяснение – подведение под закон, понимание – подведение под ценность [37,с.49].

На приведенной выше схеме указаны методы, органично соответствующие синтактическому, семантическому и прагматическому аспектам науки. С этой точки зрения можно было бы говорить о синтактическом, семантическом и прагматическом методах, т.е. во всех трех случаях использовались бы семиотические категории. К сожалению, исторически сложилось так, что при наименовании методов науки руководствовались соображениями, которые не соответствуют современным научным идеям. Старомодным представляется противопоставление индуктивного и дедуктивного методов, когда дедукцию понимают как выведение единичного из общего, а индукцию, наоборот, как. выведение общего из единичного. Уже не раз подчеркивалось, что индуктивный метод не позволяет вывести общее из единичного, он имеет дело с формами переноса знаний от известного к неизвестному.

Термин "гипотетико-дедуктивный метод" также не является бесспорным. Чтобы в этом убедиться, достаточно сравнить гипотетико-дедуктивный метод с прагматическим. В последнем речь идет главным образом о ценностях, при этом все они имеют гипотетический характер; практика жизни то и дело вынуждает отказываться от тех или иных ценностей. Подлинную специфику гипотетико-дедуктивного метода, а именно реализацию в нем функции подтверждаемости/неподтверждаемости теории фактами, определение "гипотетико-дедуктивный" не выражает. Тем не менее термин "гипотетико-дедуктивный метод" широко популярен и пока не видно ему достойной замены.

Что касается термина "прагматический метод", то он не относится к числу устоявшихся в науке. Уже в силу этого его использование заслуживает комментария. Прагматика (от греч. pragma – дело, действие) как семиотическое направление изучает способы использования людьми изобретенных ими знаковых конструкций и систем. Прагматика в самом общем, философском понимании этого слова делает акцент на эффективности, действенности чувств и мыслей. Речь идет не о вещах как таковых, а об их значимости для людей.

Становление прагматического метода в качестве метода науки имеет длительную историю и состоялось как таковое, пожалуй, лишь в последние два-три десятилетия. Отметим главные вехи этого становления, которые мы связываем в первую очередь с марксизмом, американским прагматизмом, герменевтикой и аналитической философией.

Молодой Маркс писал, что "вопрос о том, обладает ли человеческое мышление предметной истинностью, – вовсе не вопрос теории, а практический вопрос. В практике должен доказать человек истинность, т.е. действительность и мощь, посюсторонность своего мышления" [38]. Применительно к экономической и политической наукам, которые интересовали Маркса, это значит, что теория проходит проверку на истинность в общественной практике. Мысль правильная, но не проясняющая ситуацию со спецификой методов науки. Мусируется лишь вопрос об истинности, вопрос же о ценностном отношении к миру не попадает в повестку дня.

Основатель американского прагматизма Ч.С. Пирс также считал, что практика – лучшее поле для прояснения ясности, истинности понятий. Правило для достижения наивысшей степени ясности понимания таково: "Рассмотрите, какого рода следствия, могущие иметь практическое значение, имеет, как мы считаем, объект нашего понятия. Тогда наше понятие об этих следствиях и есть полное понятие об объекте" [39,с.125]. Второй основатель американского прагматизма, У. Джемс, полагал, что «мысль "истинна" постольку, поскольку вера в нее выгодна для нашей жизни» [40.С.52]. Ни Пирс, ни Джемс не выходят решающим образом за пределы тематизации проблемы истинности. Джемс подменяет истинность полезностью, за что его много критиковали.

Существенные, новаторские тенденции, ведущие в конечном счете к прагматическому методу, находим мы у герменевтика Дильтея. Он считает объяснение методом наук о природе, но не наук о духе. "Понимание и истолкование – это метод, используемый науками о духе. Все функции объединяются в понимании. Понимание и истолкование содержат в себе все истины наук о духе" [41,с.141]. Причем, согласно Дильтею, "понимание всегда имеет своим предметом единичное. И в своих высших формах понимание основывается на индуктивном заключении, которое переходит от того, что существует в произведении или жизни слитно, к раскрытию связи в произведении или личности некоего жизненного отношения" [41,с.145]. На стороне наук о духе, гуманитарных наук Дильтей видит понимание, истолкование (интерпретацию), единичное и индукцию. То, что Дильтей считает индукцией, на самом деле есть конструирование целого из его частей, движение в герменевтическом круге. Индукция здесь ни при чем.

По Дильтею, науки о духе, о жизни человека действительно существуют и у них есть свой метод – понимание, имеющее всегда дело с единичным. Дильтей, по сути, дает герменевтическую интерпретацию знаменитой проблемы Д. Юма. Последний обратил внимание на то, что люди совершают в своих суждениях непозволительный переход от суждений о бытии к суждениям о долженствовании [42,с.618]. Он считал такой переход несостоятельным. Соответственно предполагалось, что следует проводить четкое различение между суждениями науки и суждениями морали. От Юма идет традиция вынесения так называемых moral sciences за пределы науки. Итак, спор идет о гуманитарных науках. Правомерно ли их вообще считать науками? Если да, то в чем состоит их специфика по сравнению с науками о природе? Как видим, имеет место жесткое противопоставление гуманитаристики естествознанию. Интересно проследить за тем, как и почему это противопоставление стало терять силу.

В герменевтике Хайдеггера и Гадамера пониманию придается универсальное значение; в пору думать, что оно характерно как для естественных, так и для гуманитарных наук. Хайдеггер уклоняется от этого пути, он критикует науки, а понимание закрепляет за философией. Гадамер полагает, что "вся наука включает в себя герменевтический компонент" [2, с.624], но его утверждение в значительной степени декларативно, оно не подкрепляется анализом научных методов. Представители Франкфуртской школы Хабермас и Апель вновь тесно объединяют судьбы герменевтики прежде всего с гуманитаристикой.

Решающему прорыву в споре вокруг оппозиций естествознание–гуманитаристика, объяснение–понимание, общее–единичное мы обязаны более всего, пожалуй, аналитикам. Когда они, уже после Витгенштейна, обратились к тщательному анализу языков гуманитарных наук, то обнаружили там много такого, что вынудило к пересмотру вышеуказанных оппозиций, их существенному смягчению. В этом смысле пионерское значение имели работы Р. Хэара и Р. Монтегю. Хэар, рассмотрев язык морали, убедительно показал, что в нем дело не ограничивается единичным, прескрипции играют в морали роль, аналогичную роли законов в естественно-научных теориях [43]. Монтегю придал прагматике логическую форму [44]. Прагматика – это отнюдь не неподвластная науке причудливая игра неуловимого единичного. Как выяснилось, для постижения внутренней структуры языков гуманитарных наук понадобились особые логики, так называемые модальные и интенсиональные.

Еще одним обстоятельством, решающим образом способствовавшим становлению прагматического метода, оказалось бурное развитие во второй половине XX века информационно-компьютерных наук. Как оказалось, идеалы компьютерных наук далеко выходят за пределы идеалов естествознания. Случилось малоожидаемое – техника укрепила научный статус не естествознания, а гуманитаристики.

Единственный по-настоящему фундаментальный идеал науки – это достижение углубленного знания. Неважно, что именно постигается научно: единичное или общее, истинностное или ценностное отношение. Наука всеядна, ее интересует и то, что есть, и то, что может быть, и то, что должно быть.

Прагматический метод – итог усилий представителей самых различных философских направлений XX века – от герменевтики до аналитической философии. Не чужд он даже постмодернистам, которые выступают против универсальных ценностей, но не могут избежать ценностей в их многообразии. Мир постмодерниста – это мир многообразий, но он отнюдь не чужд науке.

К прагматическому методу приходится обращаться там, где наука имеет дело с предпочтениями людей, какой бы природы они не были. В XX веке предпочтения принято называть ценностями, наука же о ценностях называется аксиологией. С этих терминологических позиций прагматический метод вполне можно именовать аксиологическим. Следует, однако, учитывать, что есть такие философские направления, например онтология Хайдеггера, в которых аксиология не приветствуется и считается нововременным пережитком. В таком случае приходится различать прагматический и аксиологический методы. На место ценностей Хайдеггер ставит, по сути, экзистенциалы. Для нас важно, что ни одно из философских направлений XX века не отрицает прагматику, наоборот, ей везде придают столь большое значение, как никогда ранее.