Тем самым, в науке о семье, впрочем, как и в научных исследованиях других культурных явлений. Объединила объективные подходы и объективные знания, они тесно переплетаются с субъективными оценками. Которые непроизвольно учеными делаются с позиций этно- и культуроцентризма, т.е. такого взгляда на общество и культуру, при котором «определенная группа считается центральной, а все другие группы соизмеряются и соотносятся с ней» [9,334].
Эта идея была высказана американским разработчиком культурной антропологии Л. Уайтом [[15]. P.42] и развита исследователем культуры К. Леви-Строссом [[16], P.3-5].
В современной российской науке эта позиция разделяется, в частности Л.Г. Иониным [[17]].
Классическим примером подобного рода оценок предстает дошедшее до нас рассуждение Аристотеля о месте женщины в варварском, т.е. неэллинском мире. Позиция Аристотеля весьма близка к библейскому изображению патриархальной семьи, долгое время остававшейся безусловным эталоном организации христианской культуры семейной жизни и в качестве таковой определившей европейское религиозное и научно-теоретическое понимание семейной организации в качестве порождения патриархата. Во всяком случае, именно такой позиции во взглядах на происхождение семейной жизни придерживались даже многие крупные ученые XIX-XX веков, как Э. Тейлор, К. Штарке, Э. Вестермарк, В. Шмидт и даже К. Каутский в его знаменитой для своего времени работе «Происхождение брака и семьи» [[18]].
Известную альтернативу этой позиции, не выходящую за рамки этноцентризма, составило весьма сомнительное учение о матриархате. Его основоположниками стали И.Я.Бахофен, Д. Мак-Ленан, Д. Лебок, Л. Штернберг, М. Ковалевский, Л. Морган, Ф. Энгельс и продолжено в советской науке крупным знатоком данной проблемы М.О. Косвеном. Искаженные представления о матриархате до сих пор встречаются в современной научной и, особенно, учебной литературе по истории семьи, и продиктованы они во многом особенностями европейской научного мировоззрения, сложившегося как антитеза религиозной культуре. Формирование в европейской науке представлений об историзме также наложило серьезный отпечаток на развитие взглядов относительно семьи. Значительная роль в этом деле принадлежит Гегелю, а вслед за ним марксистам. В духе своей идеалистической философии Гегель весьма причудливо и абстрактно определял семью в качестве исходного природного наличного бытия в «форме любви и чувства», якобы предписанных людям самой природой.
В обществе наличное бытие семьи одухотворяется человеческой культурой и возвышается до уровня ощущающего самого себя духа [[19], C. 371], идея которого очевидно продиктована европейской научной традицией. Конечно, Гегелевское определение семьи весьма отвлеченно, но в целом оно является ступенью в деле исторического становления гражданского общества и государства, а также собственности, которая, по Гегелю, возникает вместе с появлением брака.
С позиций европейских представлений о природе естественного права, сложившихся в XVI — XVIII вв., пытались рассматривать проблемы брака и семьи С. Пуфендорф, Т. Гоббс, Г. Лейбниц, X. Вольф, Вольтер, Ж.Ж. Руссо, Д. Дидро, И. Кант, И. Фихте и другие мыслители эпохи Разума и Просвещения. Для сторонников этого направления в вопросе изучения семьи, диктовавшимся наличием, прежде всего, европейского исторического и социально-политического материала, брак есть нравственно-правовое установление [19, C. 542]. Они исходили из того, что у человека половое влечение по мере формирования общества и государства, разумного осознания их необходимости и правомерности, должно облагораживаться разумной нравственностью, тождественной культуре, и регулироваться закрепляющим эту нравственность законом. Понятие разумного общественного договора становится основой признания того, что договорными должны быть и семейно-брачные отношения. Это также специфически европейская тенденция осмысления природы семейно-брачных отношений, продиктованная особенностями самой европейской культуры.
От этноцентристского влияния, которое вполне способно трансформироваться в культуроцентристское в области определения и оценок явлений иных культур, безусловно, трудно избавиться. Однако, осознание и понимание подобного методологического затруднения, может позволить скорректировать результаты исследований и, с учетом поправок на этно- и культуроцентризм, получать более достоверные сведения об изучаемых явлениях культуры.
Так, основная масса современных исследователей отмечают, что в большинстве примитивных обществ семья есть единственно функционирующий институт, так как порядок в них поддерживается без участия формальных законов, полицейских органов и судов средствами, имеющими отношение не к политике и праву, а к культуре.
Институциональный подход к изучению семьи есть часть подхода, получившего широкое распространение в социальной философии и социологии.
Он побуждает рассматривать социальные явления как
устойчивые, повторяющиеся и воспроизводимые установления, которым объективно свойственны общие черты. Если в целом социальный институт представляет собой организованную , систему связей и социальных норм, которая объединяет наиболее значащие общественные ценности и процедуры, удовлетворяющие основным потребностям общества, то в частном случае семья с институциональной ; точки зрения представляет собой систему принятых норм и процедур для осуществления важнейших общественных функций [[20]].
Чаще всего ее определяют как группу связанных отношениями брака людей, обеспечивающую воспроизводство и воспитание детей, а также удовлетворяющую другие общественно значимые потребности: экономические, социально-психологические, религиозные, эстетические, в т.ч. и ориентации в системе культурных ценностей.
Особое место в определении культуры и ее отношения к социальным институтам, включая сюда и институт семьи, принадлежит основоположнику функциональной школы в этнологии Б. Малиновскому, который определил культуру как инструментальную систему. Посредством нее деятельный человек решает задачи по преобразованию окружающей его среды в процессе удовлетворения своих потребностей. При этом различные проявления человеческой деятельности, позиции и объекты «организованы вокруг важных и жизненно необходимых задач в институции – такие как семья, клан или род, местная община, племя, и организованные сообщества для экономической, политической, юридической и воспитательной деятельности» [[21]]. Для Б. Малиновского артефакты, организованные группы людей и символы – «три измерения культуры, тесно связанные одно с другим».
Такая же точка зрения западной культурологии нашла свою конкретизацию в творчестве П.А. Сорокина, который в работе «Структурная социология» писал: «Культура... совокупность значений, ценностей и норм, которыми владеют взаимодействующие лица, и совокупность носителей, которые объективируют, социализируют и раскрывают эти значения»[[22]] Одним из носителей, относимых к сфере культуры, является семья. Можно сказать, что идеями Б. Малиновского и П.А. Сорокина было намечено понимание культуры как реальности, включающей в свой состав культурные ценности и социальные институты.
Ф. Арьесом было проведено исследование семьи как культурного явления и носителя культурных традиций основывается преимущественно на европейском культурно-историческом и теоретическом материале и практически не затрагивает инокультурные формы семейной жизни, реально существовавшие и продолжающие существовать в действительности[1]. Богатство материала в этой области столь велико, что вынуждает дипломанта ограничиваться областью культуры Европы, которая и по смыслу, и по ценности ближе всего его мировосприятию. Но это ограничение параметров исследования не исключает того, что хотя бы спорадическое обращение к инокультурным формам семьи может быть использовано в качестве вспомогательного материала для осмысления генезиса и динамики культуры европейской семейной жизни. За основу взяты работы по Средневековью и Новому времени Ф.Арьеса и Ю.Бессмертного.
Социальная культура средневековья выступает, прежде всего, как строго определенное взаимодействие социальных групп, основанное на сочетании прав на землю с местом в обществе.
В основе средневековой культуры лежит взаимодействие двух начал – собственной культуры «варварских» народов Западной Европы и культурных традиций Западной Римской империи – права, науки, искусства, христианства. Эти традиции усваивались во время завоевания Рима «варварами». Влияли на собственную культуру языческой родоплеменной жизни франков, галлов, готов, саксов, англов и других племен Европы [12].
Взаимодействие этих начал дало мощный импульс становлению собственно западноевропейской средневековой культуры и соответственно формированию семьи. Сущность культуры любой эпохи, прежде всего, выражается в представлениях человека о себе самом, своих целях, возможностях, интересах.
Проблема соотношения культуры и религии всегда вызвала большую заинтересованность среди ученых разных научных школ и мировоззренческих ориентаций. Эту проблему освещали: П. Флоренский, М. Бердяев, Б. Рыбаков, Э. Тайлор, Д. Фрезер и др.