2.2. Трансформационный спад как одно их ключевых свойств экономики переходного периода
На протяжении 90-х годов, вплоть до 1999 г,, российская экономика находилась в состоянии затяжного экономического спада, достигшего наивысшей точки в кризисном 1998 г. Экономическому спаду предшествовала стагнация советской экономики в 80-е годы, на преодоление которой и была направлена в свое время концепция ускорения развития, разработанная в годы перестройки. Однако потенциал развития социализма был к тому времени полностью исчерпан, что выразилось в его неспособности обеспечивать дальнейший экономический рост. Безысходность ситуации обрекла на неудачу предпринятую попытку реанимации социализма, закончившуюся его летальным исходом[16]. С 1990 г. экономический рост прекратился даже по официальным данным. Начался затяжной трансформационный спад.
Переходная экономика — уже не плановая, но еще и не рыночная экономика. Между различными типами хозяйства, между различными экономическими системами лежит длительная полоса переходного периода, который по определению не способен обеспечить немедленный экономический подъем уже вследствие коренного преобразования всей системы экономических и других отношений. А потому это неизбежно в любой переходной экономике. Переходных периодов было немало в многовековой истории человечества, когда происходила смена экономических, а, следовательно, и всех прочих общественных отношений.
Не составляет исключения и переходный период от плановой к рыночной экономике, от социализма к капитализму. Трансформационного спада не удалось избежать ни одной из постсоциалистических стран, хотя масштабы спада производства были разными. Так, общее падение ВВП по отношению к 1989 г. в год высшей точки кризиса составило (в %): в Польше — 17,8 (1991), в Чехии - 13,1 (1992), в Словакии - 24,9 (1993), в Венгрии - 19,1 (1993), в Румынии — 25,0 (1992), в Болгарии — 33,4 (1997); по странам Балтии — 44,8 (1994), при этом в Эстонии - 33,6 (1994), в Латвии - 49,0 (1995), в Литве - 43,9 (1994); по странам СНГ - 46,1 (1998), при этом в России — 39,8 (1998), в Беларуси — 36,6 (1995), на Украине — 54,0 (1999), в Молдове - 61,7 (1999), в Армении - 50,1 (1993), в Азербайджане - 63,0 (1995), в Грузии - 76,0 (1994), в Казахстане - 39,2 (1995), в Кыргызстане - 46,9 (1995), в Таджикистане - 64,2 (1996), в Туркмении - 35,8 (1997), в Узбекистане - 19,5 (1995)[17]
Глубина и продолжительность трансформационного спада во всех постсоциалистических странах оказались разными. Россия в этом смысле относится к числу «рекордсменов» и по его продолжительности, и по его разрушительной силе, уступая пальму первенства лишь немногим из стран СНГ[18].
Следует рассказать о причинах, порождающих трансформационный спад в экономике переходного периода. Целесообразно выделить две их группы. К первой относятся те, что порождены предшествующим развитием, ко второй — обстоятельствами самого переходного периода как такового[19].
Остановимся на первой группе. Неизбежность трансформационного спада обусловливается необходимостью частичного разрушения унаследованной от прошлого макроэкономической структуры в силу следующих обстоятельств:
- смены критерия сбалансированности в связи со сменой экономических систем;
- необходимости преодоления противоречий социализма, материализацией которых данная структура является, что наиболее отчетливо просматривается в структурных и технологических дисбалансах, ей присущих.
В связи со сменой критерия макроэкономической сбалансированности выдвигается проблема глобальной реструктуризации, направленной на преодоление унаследованных от прошлого дисбалансов, которые таковыми в советский период не трактовались.
Структурный дисбаланс проявляется в наличии избыточных для новой системы экономических отношений производственных мощностей в отраслях тяжелой промышленности, в ВПК — в особенности, что связано с завершением в 80-е годы холодной войны в связи с окончанием глобального противостояния. Устранение избыточных мощностей достигалось различными путями, в том числе конверсией отраслей ВПК, перепрофилированием, реструктуризацией и даже банкротством убыточных и неперспективных предприятий первого подразделения. Неизбежным следствием этих процессов явилась деиндустриализация унаследованного научно-производственного потенциала, так как именно в подлежащих сокращению производственных мощностях (а это прежде всего отрасли ВПК и на него преимущественно работающие), сосредоточивалось высокотехнологичное наукоемкое производство.
В результате произошел общий спад промышленного производства, в наименьшей мере затронувший лишь отрасли ТЭК, продукция которого на протяжении последних десятилетий остается неизменно востребованной на внешних рынках, чем поддерживается высокий уровень цен на нее. Все эти обстоятельства привели к возрастанию удельного веса добывающих отраслей, хотя и не столь значительному, если учесть более высокий спад в обрабатывающих отраслях. Тем не менее можно говорить о деградации макроэкономической структуры, если подходить к ней с позиции современных стандартов соотношения отраслей добывающей и обрабатывающей промышленности, демонстрируемых развитыми странами. Пока что сделаны лишь первые шаги в преобразовании унаследованной структуры народного хозяйства, позволившие приступить к устранению наиболее очевидных дисбалансов. Но и это имеет важное значение для обеспечения условий возрождения экономического роста.
Не менее значимы и способствовавшие трансформационному спаду обстоятельства, порожденные самим переходным периодом.
Среди них отметим наиболее существенные[20]:
- дезинтеграционный кризис, которым сопровождалась гибель социализма, а это распад мировой социалистической системы, Совета экономической взаимопомощи(СЭВ) и даже ряда стран (СССР, ЧССР, СФРЮ);
- длительность процесса формирования нового класса собственников как субъектов инвестирования;
- отсутствие денежного капитала, накопление которого уже в переходный период удлиняло образование промышленного;
- массовый отток накопленного в стране денежного капитала за рубеж;
- повсеместная всеобщая криминализация экономической деятельности.
Следует остановиться на некоторых из этих обстоятельств. Дезинтеграционный кризис выразился в распаде мировой социалистической системы и Совета экономической взаимопомощи, а вместе с тем и традиционных экономических связей, сложившихся в течение десятилетий внутри этих образований, что не могло не стать фактором снижения темпов роста во входивших в них странах. Однако наиболее разрушительным по своим последствиям был распад СССР, а вместе с ним — единого народно-хозяйственного комплекса, сформировавшегося за три четверти века, единого экономического пространства. Так, по экспертным оценкам, на долю этого обстоятельства приходится одна треть спада в российской экономике[21].
Еще более драматические события развернулись в СФРЮ, распадкоторой как самостоятельного государства сопровождался к тому же острыми военными конфликтами, приведшими к катастрофическим последствиям на территории бывшей далеко не процветающей страны рыночного социализма. Наименьшие потери понесли первыми вышедшие из состава СФРЮ Словения и Хорватия. Будучи в ее составе наиболее развитыми республиками, они сумели войти в число стран, наиболее успешно осуществляющих рыночные преобразования.
Приостановка экономического роста неизбежна и вследствие коренного преобразования отношений государственной собственности. С разрушением старой системы экономических отношений покидает историческую арену класс прежних собственников, новый же отнюдь не мгновенно нарождается. Между тем, как известно, инвестиционная деятельность, обеспечивающая экономический рост, образует функцию именно собственника объектов реального сектора экономики, позволяющую ему сохранить свой социальный статус приумножением и качественным совершенствованием этих объектов, используя в этих целях различные доступные ему источники инвестиционных средств, собственных и заемных, внутренних и внешних. Но коль скоро слой новых собственников складывается в течение длительного времени, то уже в силу одного только этого обстоятельства инвестиционный процесс едва теплится, возрождаясь по мере появления собственника, подлинность которого удостоверяется его готовностью к осуществлению инвестиционной деятельности, начиная с малого, то есть с ввода в действие незагруженных производственных мощностей.
Итак, требуется длительное время для появления новых собственников. К тому же первые из них, появившиеся в годы ваучерной приватизации, весьма часто оказывались временщиками, терявшими в силу тех или иных причин приобретенные объекты в ходе начавшегося постваучерного передела собственности. Потребовалось время и для накопления денежного капитала. И хотя победу на аукционах и тендерах обеспечивали не только деньги, но и множество привходящих обстоятельств, как, например, степень близости претендентов к властным структурам, подкуп государственных чиновников разного уровня, способность успешно лоббировать конфликтные сделки и пр., — все же их участникам пришлось выкладывать сотни миллионов долларов, а в начале нового века счет пошел и вовсе на миллиарды. Но их надо было накопить, начиная, по существу, с нуля. Многообразные способы такого накопления наработаны историей становления капитализма и весьма приумножены российской практикой первичного капиталообразования в 90-е годы. Но в любом случае между образованием денежного и промышленного капитала неизбежен временной лаг, что уже само по себе выступает фактором трансформационного спада.
Продолжительность трансформационного спада тем более возрастает, если накопленный в стране денежный капитал устремляется за рубеж[22]. А это вполне естественно в условиях экономической, политической и прочей нестабильности, свойственной всякой переходной экономике, в условиях, когда за прозрачными и легко преодолимыми границами давно сформировался благоприятный инвестиционный климат. По экспертным оценкам, за 90-е годы из России было вывезено порядка 200—300 млрд долл[23]. Накопленного в стране капитала, не говоря уже об ущербе, причиненном экономике так называемой утечкой мозгов, потери от которой не менее значительны.