Большое влияние на хозяйство и культуру эвенков оказали также русские крестьяне, поселившие по соседству. У них эвенки научились к земледелию.
К началу XX века пушной промысел перестал быть ведущей отраслью всего комплексного хозяйства эвенков, но его роль в их хозяйстве все же осталось значительной. Доход от пушного промысла по отношению к общему доходу от хозяйства у эвенков составлял то 30%, тогда как у бурят – всего 10%. Доход от промысла на душу населения составлял, по официальным данным, у эвенков 4р.50к., у бурят всего 58 к.
К этому периоду у кочевых эвенков повысилась товарность хозяйства. На рынки Баргузина, Суво, Бодона они привозили мясо, масло, арушень, шерсть, кожу, самодельные изделия: легкую кожаную обувь (кунгурские сапоги), шерстяные носки, меховые рукавицы, варежки и другое Близость крестьянских селений, тесный контакт с русским и бурятским населением создавали более благоприятные условия эвенкам, проживающим в низовьях Баргузина, для сбыта своей продукции на рынке, обмена и покупки товаров. С присоединением Забайкалья к России представилась возможность близкого общения эвенков с трудовым русским народом. По примеру поселенцев они стали заниматься новым видом хозяйства -земледелием, что явилось стимулом для оседания семей эвенков – бывших кочевников. Продукция земледелия обогащала их рацион. Эвенки получили возможность обменивать пушнину на необходимые вещи, приобретать продукты, производимые крестьянами. Влияние русских сказалось в появлении новых орудий промысла: огнестрельного оружия, металлических ловушек (капканов, петель), обметов для ловли соболей, сетей и неводов. По примеру русских баргузинские эвенки строили свои дома (зимники) и хозяйственные постройки (сараи, амбары), широко пользовались земледельческими орудиями: плугами, боронами, серпами, косами, вилами. Использовали опыт русских при изготовлении саней и легких кошевок, телег и сбруи, заимствовали предметы домашнего обихода: столы, стулья, посуду.
Длительное общение эвенков с пришлыми русскими крестьянами переросло в дружбу. Ярким примером этого служат браки между ними, образование многих русско-эвенкийских семей. В начале XIX века 93 человека из баргузинских эвенков были выделены в особый разряд «оседлых земледельцев». Такие семьи являлись как промежуточными звеньями для и более активного взаимовлияния культур. В смешанных семьях весь бытовой и хозяйственный уклад обычно совмещал традиции обоих народов.
Русскими крестьянами, жившими по соседству с эвенками, в свою очередь были заимствованы у последних орудия для охотничьего промысла (кулемы, самострелы), охотничьих утварь (нарты, лыжи, роговые пороховницы, берестяные пистонницы), одежда и обувь, рукавицы и куртки, ноговицы (арамусы), кожаная легкая обувь, шерстяные носки и рукавицы и другие предметы хозяйственного и бытового назначения.
Эвенкийские стойбища во время перекочевок состояли из нескольких чумов, и обитатели их кочевали в большинстве случаев вместе. На стоянках (солонцах, рыболовных участках) взрослые мужчины совместно охотились и рыбачили, а добыча шла в «общий котел». Женщины вели хозяйство, растили детей, занимались шитьем одежды и обуви. Такая социальная организация, состоящая из кровных родственников, вполне соответствовала всей производственной деятельности эвенков. Группе мужчин, состоящей из 2-4 человек и более, было легче и производительнее вести промысел на мясного и пушного зверя, охватывая большую площадь угодий, а женщинам и подросткам – смотреть за оленями.
Вся материальная культура эвенков была приспособлена к кочевой жизни. Она была представлена исключительно из дерева, кожи, бересты, которые эвенки умели тщательно обрабатывать.
Эвенки-оленеводы для летнего стойбища выбирали место в сухом бору и обязательно у речки, где имелась общая ровная площадь, на которой могли поместиться все их олени. В отличии от других народов Севера и Дальнего Востока они не заселялись по большим рекам, что еще раз говорит о их оленеводческо-промысловом хозяйстве.
После периода отела олени перекочевывали на горные маховые пастбища или в горы, где разбивали свои чумы в лесу, где деревья росли у истоков речушек. Чумы ставили рядом, а если собиралось несколько семей, то полукругом. Против входа чум разводили костры для приготовления пищи. Оленям же устраивали теневые навесы из кожи. Для этого выбирались невысокие лиственницы, ставили их по полукругу и соединяли их кронами. Размер теневого навеса зависел от размера стада.
Основным жилищем оленных эвенков был конический чум, других сооружений (землянок, срубных домиков, полуземлянок) у них не было. Все части чума имели свое название, например: сонна- дымовое отверстие, туру – основные жерди остова, чимка – средняя жердь, которая устанавливалась внутри чума и т.д.
Внутри чума находилось все необходимое. Около входа вдоль стены делали маленькие подставки для посуды – столики из дранья. Слева от двери к жерди привязывался мешок с инструментами для шкур, на полу – кожемялка, рядом – игольница. Люлька, когда ребенок спал, стояла на полу рядом с игольницей. На поперечной жерди над очагом вешали олдон – металлических крюк для котла или медного чайника, тут же подвешивали сушилку для мяса, рыбу, орех.
Против входа, за костром, было почетное место для гостей – малу. Рядом – место хозяина и самые необходимые вещи для охоты: патронтаж из нерпичьей кожи, сумочка, нож с ножнами на ремне, кисет. Справа и слева от малу лежали спальные мешки и оленьи шкуры – «постель».
Домашняя утварь была приспособлена к кочевому быту. Она отличалась прочностью, легкостью и малой габаритностью для удобства транспортировки, так как забайкальские эвенки не знали нарт и ездили только верхом. Следует заметить, что забайкальские олени отличались рослостью и были годны для верховой езды по сравнению с оленями Заполярья. Каждая семья имела минимум необходимой для постоянного пользования утвари. Кроме твердой утвари, в жилище находилась мягкая: коврики-кумаланы и «постель». Коврики-кумаланы обычно служили покрышками на вьюки, но ими пользовались в быту.
Походной постелью служила шкура оленя. Более зажиточные эвенки шили постель из медвежьей и заячьей шкур, похожую на современные спальные мешки. Для охотничьих припасов пользовались кожаной сумочкой – «натруской» которая шилась из кожи с ног оленя и орнаментировалась.
Цит. по: Бадмаева М.Б. Традиционная культура эвенков // Коренные народы Бурятии в начале XXI века. – Улан-Удэ, 2005.
Павлинская Л.
Сойоты
Говоря о сойотах, - древних автохтонах саянского региона и ныне проживающих в Окинском крае, - приходится констатировать, что для их этнической истории XVII-XVIII вв. были поистине переломными. Именно в это время произошли важные перемены в их этнической судьбе, окончательно определившие тот облик и характер, который присущ современным сойотам. Сохранив частично этнокультурное наследие своих предков, живших в Саянах и Прихубсугулье до XVII в., они сформировались в качественно новый народ, который проживает сегодня в Окинском районе.
Итак, в начале XVII в. нынешний Окинский и Тункинский аймаки Бурятии населяли иркиты, хаасуты, сойоты и эудинцы – немногочисленные народы, возникшие на разных этапах средневекового периода истории Центральной Азии и Южной Сибири. Сойоты-оленеводы занимали земли в верховьях р.Иркута и верхнего течения р.Китоя, прилегающие с севера к Тункинским белкам. Сойоты-скотоводы кочевали в Тункинской долине и в восточных регионах Прихубсугулья.
В XVII в. русские иногда называли сойотов тувинцами, прежде всего потому, что среди монголоязычного и тунгусоязычного населения региона тюркский язык сойотов, близкий тувинскому, был ярким идентификатором, кроме того, существовало и некоторое сходство в культуре.
В 1662 г. во время строительства Иркутского острога Яков Похабов отправился в поход вверх по Иркуту и, пройдя Саяны, собрал значительный ясак (184 соболя) с прихубсугульских сойотов Яндаш-даруги, брата которого он взял в заложники (аманаты). Несколько позднее в аманаты попал и сам Яндаш-даруга. Во время этого же похода Похабова явилось убийство сойотами 6 сборщиков ясака в следующем 1663 г. Для приведения сойотов в русское подданство в 1668 г. был отправлен отряд под командованием Ивана Перфильева. Перфильев не дошел до сойотов, но, встретив хаасутов улуса Минзы-даурги, который платил ясак в Удинский острог Красноярского уезда, он разорил его, приняв этих хаасутов за сойотов, убивших русских в 1663 г. Отряд разгромил 20 юрт и взял в плен 60 человек.
Погром хаасутов Иваном Перфильевым в 1668 г. был одним из последних во взаимоотношениях русских с коренным населением восточной части Саян в XVII в. После этого хаасуты, иркиты и сойоты прекращают контакты с русскими и перестают платить ясак, по крайней мере в русских ясачных книгах до 1675 г. они не фигурируют. Это дает основание полагать, что часть автохтонов населения региона откочевала на юг в монгольские степи.
Исторические события этих лет достаточно сильно повлияли на последующее развитие этнических процессов в Восточных Саянах. Во-первых, сойоты оказали сопротивление русским, не побоявшись убить сборщика ясака, что свидетельствует о достаточно высокой активности этноса, его готовности защищать себя и свои интересы. Во-вторых, переселение, хотя и временное, со своей территории на чужие земли всегда приводит к смешению народов, нарушая их этнический состав и тем самым, способствуя возникновению новых этногенетических процессов.
Миграция сойотов и хаасутов в Монголию не могла не вызвать сближения этих этносов, объединенных судьбой беженцев. Более того, при обратном продвижении на родные земли (а это случилось с сойотами и хаасутами в конце XVII в.) также происходит реэкспозиция этнического состава населения Восточных Саян. В это время взаимоотношения русских с коренным населением Байкальского региона существенным образом изменилось. Завершился период военного противостояния, и русские власти прилагают большие усилия к налаживанию мирной жизни: почти полностью прекращаются погромы, устанавливается постоянный размер ясака, развивается торговый и культурный обмен между коренным населением и русскими и т.д.