Смекни!
smekni.com

Вопросы философии. 2002, № Хабермас и Фуко: мыслители для гражданского общества (стр. 2 из 8)

3 "Дискурс" понимается здесь как межсубъектное рассуждение - рассуждение, проводимое в форме обсуждения со многими участниками. - Прим. Перев.

199

Следствием этого, для Хабермаса, является то, что человеческие существа опре­деляются как демократические существа, как homo democraticus.

Что касается претензий на общезначимость, Хабермас (Habermas 1990: 93) разъяс­няет, что общезначимость определяется как консенсус без применения силы: "оспари­ваемая норма не может получить согласие участников практического дискурса, если только... все затрагиваемые лица не могут свободно, без принуждения (zwanglos) принять последствия и побочные эффекты, которые общее соблюдение этой нормы, как ожидается, может иметь для удовлетворения интересов каждого индивида" (кур­сив в оригинале). Этот принцип общезначимости Хабермас (Habermas 1990: 120-121) называет "(У)", "принципом универсализации" этики дискурса. Аналогичным образом в ключевом пассаже об истине Хабермас (Habermas 1990: 198) заявляет: "Аргумен­тация гарантирует4 то, что все заинтересованные в принципе принимают участие, свободно и на равных правах, в сотрудничестве в поисках истины, где ничто никого не принуждает, кроме силы лучших аргументов". Единственная "сила", действующая в идеальной речевой ситуации и в [сфере] коммуникативной рациональности, есть, таким образом, "сила лучшего аргумента", которая, соответственно, приобретает ключевое место в трудах Хабермаса.

Общезначимость и истина гарантируются там, где участники данного дискурса соблюдают пять ключевых процессуальных требований этики дискурса: (1) ни одна из сторон, затрагиваемых предметом обсуждения, не должна исключаться из дискурса (требование общности); (2) все участники должны иметь равную возможность выстав­лять и критиковать претензии на общезначимость в ходе дискурса (автономия5); (3) участники должны быть готовы и способны "вчувствоваться (to empathise)" в претензии других на общезначимость (принятие идеальных ролей); (4) существую­щие между участниками различия в смысле обладания властью (или силой) должны быть нейтрализованы, так чтобы эти различия не оказывали никакого воздействия на выработку консенсуса (властная, или силовая, нейтральность); и (5) участники долж­ны открыто разъяснить свои цели и намерения и [в ходе дискурса] воздерживаться от стратегических действий по их достижению и осуществлению (прозрачность) (Habermas 1993: 31, 1990: 65-66, Kettner 1993). Наконец, учитывая первые пять требо­ваний, мы можем добавить шестое: неограниченный запас времени.

В обществе, следующем этой модели, гражданство определялось бы в терминах участия в публичных дебатах. Участие означает здесь дискурсивное участие. Кроме того, участие означает здесь отстраненное участие, поскольку коммуникативная ра­циональность требует принятия идеальных ролей, властной (силовой) нейтральности и т.п. Модель Хабермаса, т.е. этику дискурса, не следует смешивать с конкретными (contingent) типами "торга" или с моделями компромиссов между противоречивыми частными интересами, достигаемыми путем стратегических переговоров. Чего не хватает в моделях поиска стратегических решений и рационального выбора - это обращения к окончательной нормативной оправданности, которую Хабермас, по его мнению, нам дает (Dallmayr 1990: 5). Эмпирически Хабермас рассматривает новые общественные движения как агентов коммуникативной рациональности и изменений в сфере публичности (public sphere).

Хабермасовское определение этики дискурса и коммуникативной рациональности, как и упомянутые выше процедурные требования, с полной ясностью показывают, что речь идет о процедурной, а не о субстанциальной рациональности: "Этика дис­курса не дает ориентации по существу (substantive). Вместо этого она устанавливает процедуру, основанную на определенных исходных предпосылках (presuppositions) и спланированную так, чтобы гарантировать беспристрастность процесса суждения". В отношении процесса Хабермас - моралист универсалистический, [рассуждающий] "сверху вниз": правила корректной процедуры нормативно задаются заранее в виде

4 "Argumentation insures that...". Я бы сказал: "Аргументация предполагает, что...".- Прим. перев.

5 Можно было бы назвать это "требованием равноправия". - Прим. перев,

140

требований к идеальной речевой ситуации. И, соответственно, наоборот - в отно­шении содержания Хабермас выступает как ситуационалист [рассуждающий] "снизу вверх": что правильно и верно в данном коммуникативном .процессе, определяют только участники этого процесса.

В результате центральное место в работах Хабермаса занимает исследование процессов установления консенсуса и [оценки] претензий на общезначимость, на базе которых строятся эти процессы. Точка зрения Хабермаса на демократический процесс непосредственно связана с правовым институционализмом: "Я хочу понимать демократическую процедуру как юридическую институционализацию форм коммуни­кации, необходимых для рационального формирования политической воли", - говорит Хабермас (без даты: 15). Об отношении между законом и властью в этом процессе Хабермас (без даты: 8) говорит, что "уполномочивание власти (силы) законом и санкционирование закона (силы) властью должны происходить uno acto6" (курсив в оригинале). Тем самым Хабермас ясно показывает, что он оперирует с позиции (within a perspective) закона и суверенности. Как мы увидим ниже, эта позиция контрастирует с позицией Фуко (1980а: 87-88), который считает такое понимание власти (силы) "никоим образом не адекватным". Фуко (1980а: 82, 90) говорит о своем собственном "анализе власти (силы)", что он "может конституироваться, только освободившись полностью от [этого] представления о власти, которое я назвал бы "юридико-дискурсивным"... от образа власти-закона, власти-суверенитета". Именно в этой связи Фуко (1980а: 89) высказал свое знаменитое предложение "отрубить королю голову" в политическом анализе и заменить ее децентрализованным пониманием власти. Для Хабермаса же королевская голова все еще вполне на своем месте, в том смысле, что суверенитет является необходимой предпосылкой для регулирования власти законом.

Хабермас по существу более оптимистичен и некритичен по отношению к совре­менности по сравнению и с Максом Вебером и [другими] представителями франкфуртской школы, такими как Макс Хоркхаймер и Теодор Адорно. Основные хабермасовские "способы продвижения", например, в направлении укрепления граж­данского общества, состоят в сочинении конституций и развитии институтов, которые тем самым становятся и центральными элементами, и целями его проекта. Трудно переоценить важность этого момента. Хабермас (1954: 514) попросту видит в конституции главное средство объединения граждан в плюралистическом обществе:

То, что объединяет граждан в обществе, сформированном социальным, культурным и мировоззренческим (weltanschauunhch) плюрализмом, - это прежде всего абстрактные принципы искусственного республиканского порядка, созданного посредством закона.

Если Хабермас прав насчет важности сочинения конституций и институциональных реформ, то перспективы изменения правительств в более демократическом направ­лении с помощью этики дискурса и теории коммуникативной рациональности выг­лядят вполне обнадеживающими. Однако проблема - как указал Патнем (Putnam 1993: 17-18) - состоит в том, что "[д]ва столетия сочинения конституций во всем мире предостерегают нас... что конструкторы новых институтов часто пишут на воде... Что институциональные реформы меняют поведение - это не аксиома, а гипотеза". Проблема с Хабермасом в том, что он переставил местами аксиому и гипотезу: он принимает как данное то, что должно быть подвергнуто эмпирической и истори­ческой проверке.

Основная слабость хабермасовского проекта - несогласованность между идеалом и реальностью, между намерениями и их осуществлением. Это несоответствие

" Uno acto (лат.) - в едином действии. - Прим. перев.

пронизывает как самые общие, так и самые конкретные явления современности, и оно коренится в неадекватном (insufficient) понимании власти. Хабермас и сам отмечает, что сам по себе дискурс не может обеспечить соблюдения [необходимых] условий этики дискурса и демократии. Но все, что может предложить Хабермас - это дискурс об этике дискурса. В этом фундаментальная политическая дилемма хабер-масовской мысли: он описывает нам утопию коммуникативной рациональности, но не путь к ней. Хабермас (1990: 209) и сам упоминает об отсутствии "ключевых инсти­тутов", "ключевой социализации" и о "нищете, злоупотреблениях и деградации" как о препятствиях для дискурсивного принятия решений. Но он мало что может ска­зать о властных (силовых) отношениях, создаваемых этими препятствиями, и о том, каким образом можно изменить власть так, чтобы положить начало тем институ­циональным и образовательным переменам, тем улучшениям благосостояния и той реализации основополагающих прав человека, которые смогут помочь ослабить эти препятствия. Короче говоря, Хабермасу не хватает того рода конкретного понимания властных (силовых) отношений, которое требуется для политических изменений.

С характерным для него всеохватывающим (comprehensive) подходом Хабермас (1987: 322) дает нам понять, что его теория коммуникативного действия позволяет критиковать его как идеалиста: "Не так легко противостоять подозрению, что вместе с понятием действия, претендующего на общезначимость (oriented to validity claims), вновь может проскользнуть идеализм чистого, внеситуационного разума". Я бы ска­зал, что это не только трудно - это невозможно. И эта невозможность составляет основную проблему для всей деятельности Хабермаса.

«Для любой философии наступает момент, - пишет Ницше (1966: 15[§8]), - когда на сцену выступают "убеждения" философа»"'. Для Хабермаса этот момент связан с тем, что он основывает свою идеальную речевую ситуацию и универсальные претензии на общезначимость на киркегоровском "вдохновленном верой прыжке (leap of faith)"^. Как уже упоминалось, Хабермас утверждает, что поиски консенсуса и свобода от господства внутренне присущи, как [движущие] силы, всем формам человеческого разговора, и он подчеркивает именно эти аспекты. Другие значитель­ные философы и социальные мыслители были склонны подчеркивать другие аспекты. Макиавелли (1984: 96), которого Крик (Crick 1983: 12, 17) и другие называли "в высшей степени достойным гуманистом" и "безусловно современным" и которого, как и Хабермаса, занимало "дело хорошего управления", заявляет: "Можно высказать такое общее суждение о людях: они неблагодарны, переменчивы, лжецы и обман­щики". Менее радикальны, но все-таки противоположны хабермасовским, суждения Ницше, Фуко, Деррида и многих других о том, что коммуникация во все времена проникнута властью (силой): "власть (сила) присутствует всегда", — говорит Фуко (1988: 11, 18). И потому, согласно этим мыслителям, бессмысленно работать с поня­тием коммуникации, из которого исключен аспект власти (силы).