В. Г. Белинский 5 Деятельность Герцена и Огарёва. Журнал “Колокол”. 7 (стр. 1 из 6)

Представителями революционно-демократической идеологии, первоначально формирующейся в рамках западничества, были хорошо известные мыслители и общественные деятели: В.Г. Белинский (1811-1848), А.И. Герцен (1812-1870), Н.П. Огарёв (1813-1877). В отличие от либерального западничества они рассматривали философию как средство для обоснования своих политических идеалов, для преобразования российской действительности не только на основе просвещения и развития науки, но и революционными методами. Они ждали от философии, по образному выражению Г.В. Плеханова, “указание пути к человеческому счастью” и прошли путь от увлечения классической немецкой философией, особенно диалектикой Гегеля (“как алгебры революции”), до критического отношения к ней в сторону материалистического мировоззрения Л. Фейербаха и создания своих концепций революционного переустройства общества на началах социальной справедливости и гуманизма.

Мысли об активной роли философии в общественной жизни пронизывают произведения В.Г. Белинского и А.И. Герцена. В статье “Дилетантизм в науке” А.И. Герцен утверждает, что целью философии нельзя считать только познание, что должно быть осуществление философских знаний, идеалов. Он рассматривает историю как “движение человечества к освобождению и себяпознанию, к сознательному деянию”. Задача философии – содействовать нуждам эпохи, целям развития народа.

Во имя освобождения личности от крепостного гнёта и её полноценного развития они становятся проводниками идей социализма. Социалистический идеал первоначально с моральной точки зрения рассматривался как идеал справедливого общества. Под влиянием философии Гегеля они стали логически его обосновывать как идеал наиболее разумного общества. Затем закрепили свои социалистические убеждения идеями антропологического материализма, ссылаясь на присущие человеческой природе стремление к свободе и социальному равенству.

Для них становится потребностью открыть в самой русской действительности такие общественные силы и закономерности, опираясь на которые стало бы возможным идею социализма превратить в действительность. В. Г. Белинский, например, считал, что переустройство можно совершить только силой народного движения, народной революцией. Говоря о том, каким образом может быть установлен справедливый строй, он писал: “…смешно и думать, что это может сделаться само собою, временем, без насильственных переворотов, без крови”. При этом в отличие от Герцена он не возлагал особых надежд на общину, не верил в социалистические инстинкты русского крестьянина.

Д. И. Писарев

Его религиозные искания закончились ниспровержением прежних кумиров. Стремление к чистой, искренней, не замутнённой самообманом вере сделало Писарева, как он считал, реалистом, а по мнению многих – нигилистом. В первом же своём крупном нашумевшем очерке “Схоластика XIX века” он высказал радикальные идеи: “Каждое поколение разрушает миросозерцание предыдущего поколения”; “Живая идея, как свежий цветок от дождя, крепнет и разрастается, выдерживая пробу скептицизма”. “Что можно разбить, то и нужно разбивать; что выдержит удар, то годится, что разлетится вдребезги, то хлам; во всяком случае, бей направо и налево, от этого вреда не будет и не может быть”

В таких лозунгах звучит удаль и максимализм юности. Но это не просто слова и бравада, а принципиальная позиция. Свой разрушительный пафос он обратил и на государственный строй в России. В 1862 году написал прокламацию фактически призывавшую к революции: “Династия Романовых и петербургская бюрократия должны погибнуть… На стороне правительства стоят только негодяи, подкупленные деньгами, который обманом и насилием выжимают из бедного народа”. Его посадили в Петропавловскую крепость, откуда он вышел по амнистии в ноябре 1866 года.

В сущности, Писарев был крайним персоналистом, не признававшим никакого насилия над личностью, никаких реальных или воображаемых высших сил, довлеющих над ней. Социализм в его понимании смахивал на анархизм, когда солидарность всех трудящихся не ущемляет интересов каждого. Последовательно свои взгляды он не разрабатывал и в публицистическом задоре высказывал различные мысли, порой противоречивые или не раскрытые полностью. Его стихией был скептицизм и критика. “Я решительно не могу, - признавался он в частном письме, - да и не хочу сделаться настолько рабом какой бы то ни было идеи, чтобы отказаться для неё от своих личных интересов и страстей”.

На словах он отрицал всякие умозрительные ценности, признавая конкретную пользу, был прагматиком, утилитаристом, эгоистом. В действительности он не очень-то заботился о собственных выгодах (иначе он не угодил бы в крепость и не бедствовал бы), стремился к общему благу и, признавая себя отчаянным материалистом, более всего ценил нематериальную – духовную – свободу.

Он отрицал “схоластику”, теоретические умствования прежде всего потому, что считал их бесплодными, занятыми вопросами неразрешимыми, в которых остаётся лишь высказывать мнения, не имея возможности привести конкретные доказательства. Тратить свои силы следует на то, что является “непосредственной потребностью жизни”. Он считал свои воззрения знамением века науки в противовес бесплодной метафизике. Изменение общества к лучшему связывал с научно-техническим прогрессом и с просвещением и установлением “разумного созерцания”. Необходимо укреплять самосознание народных масс, предоставить им возможность для всестороннего развития.

Подобные взгляды не мешали Писареву оставаться крайним индивидуалистом: “Надо эмансипировать человеческую личность от тех разнообразных стеснений, которые на неё налагает робость собственной мысли, авторитет предания, стремление к общему идеалу и весь тот оживший хлам, который мешает живому человеку свободно дышать и развиваться во все стороны”. Он отрицал в этой связи и понятия обязанности как сковывающее человека, отдавая первенство “свободному влечению и непосредственному чувству”. Отрицал все условности, всё искусственное в отношениях между людьми. Отвергал и эстетику возвышенного “чистого искусства”, ратуя за его практическое применение. В то же время он питал непреодолимое отвращение к пошлости, продажности, мещанству. Писарев так же считал, что перемены в обществе возможны только при условии массового народного просвещения, пробуждения в народе самосознания и чувства собственного достоинства.

Так же интересны взгляды Писарева на философию истории, которые он изложил в своём сочинении “Очерки по истории труда”. Он восстановил историю трудовой деятельности людей, исходя из материальной потребности людей в сохранении собственной жизни, что логично привело к потребности людей в объединении своих усилий. Однако правители направляли силы людей на завоевания и создание грандиозных, но бесполезных сооружений, например пирамид. Народные силы, направленные на реализацию этих двух идей, “оказываются потерянными в общей экономии человечества”. В итоге замедляется развитие человечества.

Очень наглядно и проницательно Писарев представил структуру общества в виде пирамиды. В основание находится слой тех, кто добывают сырьё, обрабатывают землю. Следующий – те, кто перерабатывает продукцию. “В третьем этаже действуют люди, занимающиеся перевозкою и устраивающие пути сообщения”, в четвёртом – “разнообразные классы людей, живущих производительным трудом нижних этажей”. Общую структуру общества Писарев дополнил наглядной схемой эксплуатации: “Дружинники, не производящие ничего, подчиняют своей власти работников, производящих пищу, одежду, жилища, инструменты. Торговцы, не производящие также ничего… подчиняют своему произволу производителей, владеющих продуктами, и потребителей, платящих за эти продукты трудом и другими продуктами”. Дружинники действуют насилием, а торговцы хитростью и обманом. Война и торговля, подчиняющие своим требованиям общество, извращают отношения между людьми, ведут к истощению окружающей природы. Наибольшую выгоду имеют не производители материальных и духовных ценностей, а посредники и правители, которых со временем становится больше. В результате общественная пирамида теряет устойчивость: основание уменьшается, а вершина расширяется. Это ведёт к её крушению, перевороту.

Как этого избежать? По его мнению – делая труд приятным, творческим, производительным; умственный труд сопрягая с физическим; результаты труда предоставляя прежде всего производителю. Если этого не сделать, пирамида цивилизации всегда будет не устойчивой. “А как же это сделать? Не знаю”. Очень показательное признание! Возможно, автор сомневался, что тут поможет радикальное средство – революционный переворот.