Смекни!
smekni.com

История Религии (том 1) (стр. 22 из 54)

Орфики

Афины, ок. VI в. до Р.Х.

До нас дошли созданные в V в. до Р.Х. «Орфеевы гимны», в которых содержится новое ре­лигиозное учение, попытавшееся соединить в себе гармонию и стихию, увидеть верховное Единство. Они восходят к мифическому герою — Орфею, поклоннику Аполлона. О нем говорили, что от ма­тери своей, музы Каллиопы, он получил волшеб­ный дар: «Его игра и пение покоряли стихии. Когда он путешествовал с аргонавтами, волны и ветер смирялись, зачарованные дивной музыкой».

Об Орфее рассказывали, что, пытаясь вернуть на землю свою жену Эвридику, погибшую от уку­са змеи, он спускался в Преисподнюю. И даже там его лира творила чудеса: чудовища закрыва­ли свои пасти, успокаивались злобные Эринии, сам властитель Аида был покорен Орфеем. Он со­гласился отдать ему Эвридику, но с тем условием, чтобы певец шел впереди, не оглядываясь на нее. Однако Орфей не мог преодолеть наплыва чувств и обернулся, Эвридика была увлечена в бездну, на этот раз навсегда.

Безутешный, скитался певец по земле, не на­ходя покоя. Но вскоре и его самого настигла гибель. Во Фракии он встретил толпу безумству­ющих вакханок, которые в припадке исступления растерзали Орфея. Каллиопа со слезами собрала окровавленные куски тела и погребла на верши­не горы Пангея. Лишь голова певца вместе с его неразлучной лирой упала в море, и волны вынес­ли ее на остров Лесбос. Там, в расселине скал, она изрекала пророчества.

Учение орфиков исходит из того, что в мире есть два противоположных начала — Аполлон и Дионис. Один олицетворяет единство и строй­ность, другой — многообразие и раздробленность. Но в то же время в орфизме присутствует и идея верховного Единства, хотя она имеет еще язычес­кий характер. Это обожествленная стихия, предвечное мировое лоно. В некоторых текстах оно именуется Хроносом, Временем. Хронос поро­дил светлый Эфир неба и клокочущий Хаос. Из них родилось космическое яйцо, которое содер­жало в себе все зародыши Вселенной: богов, ти­танов и людей. Этот образ характерен для древ­него политеизма, утверждающего, что мир не сотворяется, а рождается сам.

Рис. 84

Орфей у фракийцев. Роспись кратера. Фрагмент. Около 450 г. до Р.Х.

Когда гигантское яйцо раскололось, продол­жает орфическое сказание, из него вышел сияю­щий Протогонос — Первородный — бог, объем­лющий собою все природное многообразие.

В борьбе богов и титанов Зевс поглотил Первородного и стал единственным мировым Божеством. Он вступает в союз с Преисподней, и от ее царицы рождает съшаДиониса-Загрея. Это не новый бог, а другая ипостась Зевса, его мощь, «одождяющая сила»; отсюда формула орфиков: «И Зевс, и Аид, и Солнце, и Дио­нис — едины».

Миф повествует, что однажды титаны опол­чились против Диониса, который пытался усколь­знуть от них, принимая различные облики. Когда он обернулся быком, враги настигли его, растер­зали и сожрали. Нетронутым осталось лишь сер­дце — носитель Дионисовой сущности. Приня­тое в лоно Зевса, оно возродилось в новом облике, а небесные громы спалили мятежников.

Из оставшегося пепла, в котором божеская природа была перемешана с титанической, воз­ник человеческий род. Это означает, что человек искони был существом двойственным.

Здесь, несомненно, отразился опыт религии Диониса. В момент священного безумия челове­ка подстерегало дремавшее в нем «титаново» начало. Именно оно приводило людей к озвере­нию и к победе плотских желаний. Блаженство человека — в крылатом парении духа, его несча­стье — в подчиненности плоти.

Так в греческом сознании совершается пере­ворот, и взгляд на природу человека приближает­ся к индийским воззрениям. Если в гомеровские времена важнейшим считалось тело, а душу мыс­лили чем-то ущербным, нетвердым и слабым, то теперь именно она провозглашается высшим на­чалом.

Рис. 85

Орфей, играющий на лире. Мозаика. III в.

Тело — это гробница, считали орфики. Душа подавлена им и влачит в его тесных границах жалкое существование. Даже и в смерти не ос­вобождается она от тисков титановой природы. Эта низменная природа заставляет душу вновь возвращаться на землю, и нет конца страданиям духа — Дионисовой искры.

Подобно прочим мифам о страждущем бо­жестве, орфизм заключал в себе одно из великих прозрений дохристианского мира. Миф о смерти и воскресении бога — это проекция на религию природных циклов, и одновременно это смутная догадка о том, что мир, удалившийся от Бога, не оставлен Им на пути страдания, что Божество состраждет творению, снисходит к нему, чтобы принять его муки и вывести к истинной жизни.

Орфики учили, что человек сам должен идти навстречу Дионису-спасителю. Этому служили мистерии, державшиеся в строжайшей тайне. Уча­ствуя в них, посвященный становился ближе к Дионису. В жизни орфики стремились развивать в себе начала добра, бороться с титаническим началом. Этому служили ограничения в пище, осо­бые принципы аскезы — так называемая «ор­фическая жизнь».

Рис. 86

Пифагор.

Середина V в. до Р.Х.

Пифагор

Южная Италия, 540-500 гг. до Р.Х.

Примерно в то время, в конце VI в. до Р.Х., появился первый религиозный мыслитель Эллады, своего рода пророк — Пифагор (580—500 гг. до Р.Х.).

В городе Кротоне (на юге Италии) он стал излагать свое учение и основал Союз, или брат­ство. На Пифагора смотрели как на чудотворца. Одетый в белые одежды, он поражал всех «важ­ностью вида». О нем рассказывали, что он прони­кал в загробный мир, беседовал с духами. Учение Пифагора было обращено к посвященным и хра­нилось в тайне. Но все же основные его мысли дошли до нас.

Пифагор учил, что душа бессмертна, но пере­ходит из тела в тело, все в мире повторяется через определенные промежутки времени.

Центром его учения было понятие гармонии, навеянное культом Аполлона, бога искусств, света и соразмерности. Двуединство Аполлона и Дио­ниса является основным принципом космоса. Этим словом (от греч. слова со значением «уст­раивать», «украшать») впервые назвал Вселен­ную Пифагор.

Верховным божеством философ почитал не­кое огненное Единство, пребывающее в самом средоточии космоса; это пламенное Целое обра­зует множественность миров, состояний и качеств. Значение Пифагора заключается в том, что на место каприза, произвола и неустойчивости, кото­рые усматривала в мире олимпийская религия, он поставил идею закономерности. Пифагор счи­тал, что разум человека может постичь эту законо­мерность, что человеческий дух основан на тех же законах, что и космос. Высший порядок, скры­тый от взоров невежд, способна открыть человеку музыка. Пифагор учил своих последователей внимать «гармонии сфер».

Один из пифагорейцев говорил, что есть «бо­жественное знание», приобщающее человека к вселенской гармонии. Это знание может быть выражено только на языке математики. Она рас­сматривалась как каркас космографии, как путь к выведению единой формулы мира, которая тож­дественна с музыкальной гармонией.

Пифагор указывал и на возможность настрой­ки души-инструмента в унисон с небесной сим­фонией. Им являлся особый уклад жизни, кото­рый требовал просветленности, гармоничности и меры в поступках, чувствах и мыслях. Пифагоре­ец должен был воспитывать в себе целомудрие, сдержанность, миролюбие, уважение к древним учениям, строго следить за собой, заглядывая в свою душу, проверяя совесть. Человеку следует помнить, что его бессмертная душа есть арена противоборства враждующих сил. Их нужно при­вести в равновесие. Того, кто не смог перестро­ить свою душу по принципам гармоничности, не минует возмездие. Лишь совершенная жизнь мо­жет принести душе блаженство в этой жизни и в будущих воплощениях.

Образованный Пифагором союз представлял собой настоящий религиозный орден со своей обрядностью, иерархией, учением для посвящен­ных; членов его связывали строгая дисциплина и послушание. Особое значение придавалось раз­витию музыкальной культуры и математических знаний, углубленным размышлениям-медитациям.

Идеи Пифагора о Едином, о гармонии, веч­ных основах мироздания, о бессмертии духа ока­зали плодотворное воздействие на развитие ан­тичной философии и науки. Не обладая столь могучим религиозным даром, как Индия или Из­раиль, Греция все же сумела завоевать для мира великие духовные сокровища в сфере познания и религиозной мысли.

ГРЕЧЕСКАЯ ТРАГЕДИЯ

Эсхил

Афины, 525-456 гг. до Р.Х.

С начала V в. до Р.Х. о самых трудных жиз­ненных проблемах заговорил греческий театр. Он стал и храмом, и трибуной, и книгой. Создателем греческой трагедии был Эсхил (525—456 гг. до Р.Х.).

В центре творчества Эсхила стоит трилогия о Прометее — титане, дерзнувшем похитить у Зевса огонь для людей. Древний миф послужил Эсхилу канвой для воплощения своих самых со­кровенных дум.

Завязка драмы — первая часть трилогии, до нас не дошла. Вторая ее часть, трагедия «Прико­ванный Прометей», начинается с того, что Зевс, не властный убить Прометея, приговорил его к вечной пытке.

Бездушные исполнители царской воли — Власть и Сила — приводят великана к скале: Гефест, хотя всем сердцем состраждет ему, не в состоянии ослушаться Зевса. Острое лезвие прон­зает грудь Прометея, руки его накрепко притяги­ваются цепями к камням; и другу людей, как бы распятому над шумящим морем, остается лишь ждать, когда орел Зевса спустится терзать его.

Пока грохочут удары молота, пока палачи со­вершают свое дело, Прометей хранит молчание. Но едва они уходят, как титан разражается гром­кими воплями и укорами. Он зовет весь мир в свидетели, взывает к Матери-Земле, к Эфиру, к быстрокрылым ветрам, рекам и волнам: «Смот­рите, что ныне, бог, терплю я от богов!»