Смекни!
smekni.com

История Религии (том 1) (стр. 43 из 54)

Страбон, географ из Понта, перечисляет много других обычаев и обрядов, которые Рим унасле­довал от этрусков. Но ни один из них не выходит за рамки первобытных церемоний. Следователь­но, контакт с Этрурией не мог по-настоящему обогатить религию римлян.

Некоторые свои очистительные обряды Рим заимствовал у греков. Юг Италии был к VI в. до Р.Х. уже густо заселен эллинскими колонис­тами.

Аполлон стал первым олимпийцем, покорив­шим римлян. Одна из причин его популярности заключалась в том, что Аполлон издавна считал­ся богом, дарующим очищение от скверны. По­этому Тарквиний I (615—578 гг. до Р.Х.) сам объявил себя поклонником Аполлона. При нем в Риме появились священные книги, якобы дос­тавленные царю Сивиллой, жрицей эллинского бога.

Согласно легенде, одна из пророчиц, жившая в Эритрее, получила от Аполлона бессмертие при условии, что никогда не увидит родной земли. После этого Сивилла обосновалась в Кумах, где ее окружили заботой и уважением, а ее предска­заниям внимали как гласу самого Аполлона. С годами Сивилла почувствовала, насколько тягос­тна для нее вечная жизнь. Куманцы сжалились над вещуньей и привезли ей горсть эритрейской земли. Взглянув на нее, Сивилла упала навзничь и испустила дух. Она обрела наконец желанный покой.

Вместе с книгами Сивиллы в устойчивый италийский мир проникла первая апокалиптичес­кая струя, правда, пока еще очень слабая. По­клонники Аполлона верили, что в борьбе богов Аполлон выйдет победителем. Из намеков антич­ных писателей можно заключить, что Сивилла предрекала конец очередного периода в десять веков и наступление новой эры.

В 609 г. до Р.Х. в Риме была провозгла­шена республика. Войска этрусков, пытавшиеся вернуть трон изгнанному римлянами царю Тарк-винию, потерпели поражение. Постоянным пра­вительством стал патрицианский сенат.

Даже у иудеев, которые редко восхищались языческими державами, мы находим высокую оценку республиканского строя римлян. Нрав­ственная строгость и порядок приобретались це­ной жестокого режима, в котором было тесно творчеству и таланту. Роль священной автокра­тии заменял диктат гражданской дисциплины.

Энергия нации, сдавленная государственным механизмом, неизбежно искала выхода во внешней экспансии. От защиты Рима республика пере­шла к наступательным действиям. Неодолимая жажда завоеваний, казалось, заставляла римский народ постоянно расширять рубежи страны.

Еще в IV в. до Р.Х. римляне заключали союзы с карфагенской державой. Но после по­корения Италии оба государства неизбежно дол­жны были превратиться в соперников. Решался вопрос, кто будет господствовать в водах запад­ного Средиземноморья.

Новый враг был необычен. Если прежде Рим, как правило, имел дело с родственными ему наро­дами, то в Карфагене он встретил мир глубоко чуждый и отталкивающий.

Карфаген подчинил туземные берберские племена нумидийцев и постепенно распростра нил свои владения по всему северному побере­жью Африки.

Рис. 143

Сципион Старший. III в. до Р.Х.

То был настоящий оплот коммерсантов. Че­рез огромный порт шли торговые пути со всех концов света. Сюда, на границу черного материка, везли слоновую кость и мрамор, посуду и ткани, драгоценные камни и благовония, ковры и ору­жие. Военная мощь Карфагена опиралась на ар­мию наемников, которых вербовали из сицилий­цев, греков и берберов.

Рим был куда беднее и слабее Карфагена, которому его плантации, таможни и флот прино­сили несметные богатства. Поэтому сенат долгое время предпочитал жить в мире с Африкой. Лишь когда римляне окрепли и прямые интересы дер­жав столкнулись, война стала неминуемой.

Смертельная вражда римлян к пунам (так называли они финикийцев) объясняется, впро­чем, не только политическими причинами. Им были ненавистны сам дух и религия Карфаге­на.

Изуверские обычаи, извращения, человечес­кие жертвы и ритуальная проституция сохраня­лись у пунов вплоть до эпохи эллинизма.

Рассказывают, что Ганнибал поверг на ал­тарь Ваала три тысячи имерийцев. Участь эта постоянно ждала сотни юношей и девушек из лучших карфагенских семей.

Римляне отнюдь не были людьми мягкосер­дечными, но все же карфагенские обычаи внуша­ли им слишком большую гадливость, чтобы при­мириться с ними.

Рис. 144

Цицерон. I в. до Р.Х.

Рис. 145

Гай Юлий Цезарь. I в. до Р.Х.

Исход борьбы двух колоссов был предрешен. Когорты римских граждан заставили отступить африканских наемников.

Африка, Испания, Сиракузы оказались теперь в руках консулов. Триумфальный парад, кото­рым был встречен победитель Ганнибала Сципион Старший, превзошел все, что прежде видели римляне. Но в те дни еще кое-кто мог праздно­вать победу, хотя и другого рода. Человек, сокру­шивший Карфаген, был пленен греческой культу­рой и решил содействовать ее торжеству на латинской земле. Отныне судьба сурового Рима будет прочно связана с эллинским гением. Конец Пунических войн был ознаменовал началом гре­ко-римской эпохи, которая принесла победителям много новых тревог и неожиданностей.

Эллинизм в Риме Италия, 204-120 гг. до Р.Х.

Римская история уже перестала быть историей Италии. Кельты, испанцы, берберы, сирийцы и греки оказались под эгидой Капитолия. Победи­тели сохраняли традиции покоренных народов. Как и Александр, они чувствовали, что их держа­ве кроме насилия нужны какие-то иные объеди­няющие начала. Сами они могли дать миру не­много. Единственное, что привлекало всех, — это права, связанные с римским гражданством, но до поры жителям провинций его давали медленно и неохотно.

Рис. 146

Ганнибал. III в. до Р.Х.

Как и прежде, римляне продолжали верить, что неукоснительное соблюдение обрядов обеспечило торжество империи над всеми ее сопер­никами.

Рис. 147

Посидоний. / в. до Р.Х.

Между тем традиционная религия не удов­летворяла уже самих греков. Эллин смотрел с надеждой не столько на Олимп, сколько на таин­ственные культы Востока.

Прошло немного времени, и латинянам с их серьезностью в делах культа пришлось убедить­ся, что греки относятся к своей религии довольно легкомысленно. Светский дух лишил мифологию греков мистического ореола, а философы, хотя и пытались спасти ее, сеяли немалый соблазн, и по­степенно скептицизм стал заражать само римс­кое общество.

Рост вольнодумства сопровождался ослабле­нием нравственных устоев. Перемены в образе жизни сильно повлияли на характер римлян. На­всегда прошли времена, когда послы царя Пирра могли застать римского военачальника в деревне за приготовлением похлебки из репы. Побывав в Карфагене, Коринфе и Пергаме и насмотревшись на заморскую роскошь, люди не желали больше жить, как их отцы; они полюбили комфорт, изыс­канный стол, увеселения. А здоровая крестьянс­кая мораль и спартанские привычки прежних по­колений забывались.

Войны снизили цены на рабов. Их было те­перь много не только в рудниках и на стройках, но и на полях. Труд стал казаться презренным занятием, достойным лишь невольника. Знатная молодежь предавалась праздности, устраивала ку­тежи, соревновалась во всевозможных пороках, к которым Рим прежде питал отвращение. Исчезла хваленая римская честность: политики стали веро­ломными, воины помышляли больше всего о грабе­жах, купцы не брезговали ничем ради наживы.

Цирковые представления и бои гладиаторов превратились в кровавую страсть римлян. Пра­вительство рассчитывало тем самым нейтрализо­вать агрессивность масс.

Но, разумеется, далеко не всегда можно было утихомирить безработных. Народные собрания нередко выливались в драки и поножовщину.

Надвигались годы переворотов, гражданских войн и диктатуры. За власть над народами Риму, как и каждой империи, приходилось платить до­рогой ценой.

Попытки синтеза

Италия, 120-80 гг. до Р.Х.

Образованные римляне не хотели слепо копиро­вать чужое, а стремились создать собственное ми­ровоззрение на основе сплава эллинства и ла­тинства. В этом им помогли стоики, которые в то время вели повсюду энергичную пропаганду сво­его учения. Мудрецов, одетых в ветхие плащи, поборников умеренности и воздержания, можно было встретить в домах консулов и в тавернах, на базарах и в школах.

Первым проповедником стоицизма в Риме был грек Панеций (185-110 гг. до Р.Х.), уро­женец острова Родос.

Бог и Вселенная, учил Панеций, едины и веч­ны. Логос, внутренний закон мироздания, прони­зывает все, в том числе и человека. Гармонична жизнь, которая соответствует космическому строю, Логосу. Когда наступает смерть, все элементы человека возвращаются в круговорот природы и только память потомков хранит его образ.

Счастье мудреца — в равновесии; он дол­жен ценить дары природы, а в час испытаний сохранять спартанскую невозмутимость.

Панеций, как и прочие философы-греки, от­носился к народным верованиям пренебрежитель­но, а его друг историк Полибий открыто заявлял, что религия создана для того, чтобы держать тол­пу в повиновении.

Римляне же не могли отмахнуться от этой проблемы. Им нужно было ясное и последова­тельное ее разрешение.

Поэтому, когда ученик Панеция Посидоний Апамейский (135—51 гг. до Р.Х.) предпринял реформу Стои1, снова сблизив ее с религией, у него нашлось больше последователей, чем у всех дру­гих мыслителей того времени.

Жители Родоса, где поселился философ, гор­дились им. Слава о Посидоний гремела по всем эллинским городам. На остров отовсюду съезжа­лись люди послушать его лекции. Среди них были и известные политики, такие, как Помпеи и Ци­церон. На многих производило впечатление, что столь ученый человек защищает идеи Бога и бес­смертия.

Посидоний стал основоположником религи­озного стоицизма.

Источником идей Посидония была интуиция высшего духовного Бытия, которое пребывает за видимостью преходящего. Но это Бытие, в отли­чие от нирваны буддистов, связано с материей. Вслед за Платоном Посидоний считал Вселен­ную целостным организмом, «живым, разумным, одушевленным и умопостижимым». Она насквозь пронизана «жизненной силой» Божества, или «ог­ненной пневмой» Мировой Души. Как Бог яв­ляется внутренней сущностью Космоса, так и дух человека есть посланец Логоса, гость из нездеш­них сфер в царстве природы. Он родствен все­мирному Духу и лишь временно связан с телом. Человек познает и Сущее, и Вселенную именно в силу своей причастности им обоим.