Елисеев, в своих воспоминаниях, очень точно подметил положение Некрасова во время этой, унизительной для него борьбы за журнал: «...Какие он употреблял для этого меры и средства, пока далеко не всем известно. Но если бы перечислить даже то, что известно, то всякий честный человек, без всякой брезгливости и с наслаждением пользовавшийся плодами его трудов, с отвращением взглянул бы на эти меры и средства и сказал бы: «Нет, я к этому не способен, я не мог бы этого сделать, это переворачивало бы всю мою внутренность». Положим, так. Но почему мы, честные люди, знаем, что и у Некрасова не переворачивались внутренности от этих мер и средств. Голодный вор, который идетворовать хлеб, чтобы не умереть с голоду и прокормить себя и свою семью, наверное, не стал бы воровать, если бы у него было столько хлеба, чтобы питаться ему с семьею. Но если у него нет никаких средств добыть себе пищу, кроме воровства, и приходится без этого погибать с семьей голодом, он по необходимости пойдет воровать…»(Елисеев Г. З. Из воспоминаний //37: 222)
В борьбе за «Современник» Некрасов пострадал сразу от нескольких ударов. Первый удар – это то, что он вынужден, был «преломить себя», преломить свои убеждения. Второй удар – безрезультатность подобных его действий. И третий, самый сильный – то, что от него отвернулись все его вчерашние друзья. В обществе росли настроение недоверия к Некрасову, осуждения его поступков. 4 марта 1866 года Некрасову приходит стихотворение, написанное «неизвестным другом» - Ольгой Мартыновой:
Мне говорят: твой чудный голос — ложь;
Прельщаешь ты притворною слезою
И словом лишь толпу к добру влечешь,
А сам, как змей, смеешься над толпою,
Но их речам меня не убедить:
Иное мне твой взгляд сказал невольно;
Поверить им мне было б горько, больно...
Не может быть!
Мне говорят, что ты душой суров,
Что лишь в словах твоих есть чувства пламень
Что ты жесток, что стих твой весь любовь,
А сердце холодно, как камень.
Но отчего ж весь мир сильней любить
Мне хочется, стихи твои читая?..
И в них обман, а не душа живая?..
Не может быть!..
Он остался один, от него отказалось большинство единомышленников и коллег. Эти факты и породили глубочайший кризис в душе поэта.
Его творчество кардинально меняется в этот период. Усиливаются исповедальные, аналитические мотивы. Так же появляется мотив публичного покаяния:
Не торговал я лирой, но бывало,
Когда грозил неумолимый рок,
У лиры звук неверный исторгала
Моя рука…
(Ликует враг, молчит в недоуменьи…)
Именно так – «неверный звук» называл Некрасов свои «угоднические» произведения.
В поэзию Некрасова входят мотивы суда: суда врагов, суда друзей. Некрасов пытается сам анализировать свои поступки. Он надеется на праведный суд своих соратников, но не находит его:
Ну, суд так суд! В судебный зал
Сберегся грозный трибунал,
Придут враги, придут друзья,
Предстану — обвиненный — я;
И этот труд, горячий труд
Анатомировать начнут!
(Суд)
Тема жестокого суда своих современников развивается в творчестве Некрасова. Это тема соединяется с исповедальными мотивами предшествующей лирики. Если ранее Некрасов сам подводил итоги своей жизни, анализировал свои поступки, то теперь к этому добавляется ещё и оценка Некрасова «извне». На Некрасова очень сильно повлияло изменение отношения к нему со стороны соратников. Некоторые из них, правда, понимали истинные мотивы поэта, в некоторые – нет: «Некрасов довел до самоотверженности свое служение направлению. Самоотверженностью,которая перешла на этот раз в самооплевание, объяснял он и прискорбный случай с М. Н. Муравьёвым в Английском клубе.
Муравьёв был одно время чем-то вроде руки всевышнего, которой суждено было отечество спасти — от чего?.. Отсюда совершенно понятно общее уныние и трепет в области журналистики, представляемой Некрасовым, как редактором толстого «Современника». Трепетал ли редактор и за Некрасова не берусь решить; между трепетными, во всяком случае я его не считаю... Так или иначе, но он решается на заклание и кладёт себя искупительною жертвою на алтарь муравьевского могущества. Чтобы спасти направление, он погубит себя... я помню угнетенный вид бедного Некрасова после совершенного им подвига». (П. М. КОВАЛЕВСКИЙ. «Встречи на жизненном пути» // 38:334)
Ковалевский понял сущность действий Некрасова, его самопожертвование. Поэт приносит себя в жертву – эта идея жертвенности впоследствии окажет сильное влияние на характер поэзии Некрасова, в особенности на исповедальные мотивы. Самопожертвование является своеобразным итогом некрасовской исповедальности данного периода..
Другую позицию избрал Антонович: «Всего более возмутило нас всех в этом стихотворении то, что поэт в конце его взывал к беспощадной строгости, говорил о каком-то большом зле, которое нужно истребить с корнем. Самые снисходительные люди находили, что этот конец был совершенно не нужен. Боже мой, думал я: что бы было с неумолимо и неподкупно строгим Добролюбовым, если бы это случилось при нем и если бы какой-нибудь злой человек сказал ему: вот каков ваш приятель! Он весь сгорел бы от разочарования и негодования. (М. А. АНТОНОВИЧ. «Из воспоминаний о Николае Алексеевиче Некрасове» // 38:335)
В воспоминаниях явно прослеживаются заблуждения, непонимание Антоновичем истинных мотивов некрасовских поступков. Он видит только «внешнее», контрасты, чёрное и белое. Именно жертвой подобного отношения и «пал» Некрасов в этот период. Именно подобная трактовака мотивации поэта его вчерашними единомышленниками и привела к духовному кризису.
В предыдущих стихах поэт неоднократно высказывал идею бесплодности своей жизни, своего творчества, что порождало его духовный кризис. Теперь это соединилось как с фактическим «провалом» в отношении «Современника», так и с изменением отношения к Некрасову со стороны окружающих, которые не понимали истинных мотивов действий поэта. Соединяясь, эти мотивы, создают новые явления в творчестве Некрасова – явления «суда читателя» и «самосуда». Поэт обращается к читателю, как к другу, которые его не предаст, которые понимает проблемы поэта, его истинные намерения. На фоне этого возникает мощная исповедальная тенденция в стихах Некрасова. Некрасов пытается «покаяться», попытаться объяснить окружающему его миру истинные мотивы. Год спустя, после присланного ему стихотворения «неизвестного друга» Ольги Мартыновой он отвечает:
Умру я скоро. Жалкое наследство,
О родина! оставлю я тебе.
Под гнетом роковым провел я детство
И молодость — в мучительной борьбе.
Недолгая нас буря укрепляет,
Хоть ею мы мгновенно смущены,
Но долгая — навеки поселяет
В душе привычки робкой тишины.
На мне года гнетущих впечатлении
Оставили неизгладимый след…
(Умру я скоро. Жалкое наследство…)
Это стихотворение также связано и с произведением «Ликует враг...» - Некрасов отвечает на всё услышанное им – упрёки, укоризны. На полях рукописи Некрасов написал: «Это написано в минуту воспоминания о мадригале <Муравьёву>, хорошую ночь я провёл!».
Состояние души Некрасова в этот момент можно проследить в произведении «Медвежья охота». Некрасов критикует стереотипы общества, изменчивость «общественного мнения»:
Пожалуйста, не говори
Про русское общественное мненье!
Его нельзя не презирать
Сильней невежества, распутства,
тунеядства;
На нем предательства печать
И непонятного злорадства!
У русского особый взгляд,
Преданьям рабства страшно верен
Всегда побитый виноват...
(Медвежья охота)
Он осуждает продажность «друзей», готовых бить его, итак уже поверженного. Некрасов отмечает такое явление в обществе, как «примыкание» к сильному, подхалимство, тогда когда ты «на коне». В творчестве встаёт проблема истинности дружбы, независимости её от твоего сегодняшнего положения:
Сперва — сторонников полки,
Восторг почти России целой,
Потом — усталость; наконец,
Все настороже, все в тревоге,
И покидается боец
Почти один на полдороге...
(Медвежья охота)
Так же поэт обращается и к актуальной и на сегодняшней момент проблеме «тоталитаризма мнения». Такого явления когда отдельные идеи человека изничтожены толпой. «Я» заменено «Мы»:
Как мы вертим хвостом лукаво,
Как мы уходим величаво
В скорлупку пошлости своей!
Как негодуем, как клевещем,
Как ретроградам рукоплещем…
(Медвежья охота)
В «Медвежьей охоте» Некрасов говорит об «охоте на двуногих», что в контексте предшествующих событий может быть отнесено к нему. Рассматривая текст в подобном контексте, можно высказать мнение кризисном состоянии затравленности Некрасова:
Ты, думаю, охоту на двуногих
Застал еще в ребячестве своем.
Слыхал ты вопли стариков убогих
И женщин, засекаемых кнутом?
Я думаю, ты был не полугода
И не забыл порядки тех времен,
Когда, в ответ стенаниям народа,
Мысль русская стонала в полутон?
(Медвежья охота)
Некрасов обращается и к тем людям, единственные убеждения которые – богатство и благополучие и которые ради этого могут «присоединится» к любым идеям:
Как яблоню качает проходящий,
Весь занятый минутой настоящей,
Желанием одним руководим —
Набрать плодов и дало в путь пуститься,
Не думая, что много их свалится,
Которых он не сможет захватить,
Которые напрасно будут- гнить:
Так русское общественное древо,