Сказанное, между прочим, объясняет, почему, анализируя исповедально-биографические стихотворения Некрасова, трудно обойтись без внесения образа лирического героя. Ведь скорей всего не стоит ставить знак равенства между лирическим героем таких стихотворений как, например, «На Волге» и «Рыцарь на час», «Уныние» и самим автором, ибо образ лирического героя, наряду с чертами личными, присущими именно Некрасову, воплотил черты общего, типического характера.
«Может ли «русская душа» оставаться равнодушной к повествованию о том, как человек, испытавший на себе влияние наиболее мрачных сторон тогдашней действительности — кошмарно-тяжелые впечатления детства, проведенного среди окружавших его отца «крепостных любовниц и псарей», кошмарно-тяжелые впечатления юности, проведенной в отчаянной борьбе за существование, — преодолевает влияние этих впечатлений. А, преодолевши его, поднимается к вершинам культуры, тем самым, давая яркое доказательство великой духовной мощи, присущей лучшим сынам великого народа!» (16:162)
Некрасов сознавал это, но не был уверен, хватит ли у него гражданского мужества для практического участия в революционных организациях. На этой почве в сознании его возникала жгучая потребность если не в оправданиях, то в объяснениях, почему он не в силах решительно и бесповоротно вступить на тот путь, на который готовы были вступить, а вскоре вступили, его «друзья благородные» — Чернышевский, Михайлов и другие. Объяснений этого, — а объяснения нередко принимали характер оправданий, исповеди — Некрасов искал в своем прошлом, в тех привычках, которыми наградило его прошлое. Это своеобразный психологический источник его замечательных поэм — «На Волге», «Рыцарь на час», «Уныние».
Многие поколения читателей привыкли их рассматривать как отдельные произведения. Существует гипотеза, что они являются частями — «На Волге» — первою, «Рыцарь на час» — четвертою задуманной Некрасовым большой поэмы, задуманной, но, к величайшему сожалению, не завершенной. К этой проблеме мы будем неоднократно возвращаться в работе. И «На Волге» и «Рыцарь на час» и «Уныние», безусловно, относятся к той группе произведений Некрасова, в содержании которых центральное место занимают впечатления автора от возвращения на родину, причем, разумеется, не только родина в широком смысле этого слова, но и в более узком значении, т. е. те места, которые поэт считал своими «родными местами». К этой же группе стихотворений относятся «Родина» («И вот они опять, знакомые места…»), поэма «Тишина», такие стихотворения, как стихотворения 1864 года — «Возвращение», «Начало поэмы», как стихотворение 1874 года — «Уныние» и некоторые другие.
«Тишину» возможно даже связать с поэмами «На Волге» и «Рыцарь на час», «Уныние». В «Тишине» возвратившийся в Россию из странствий за границей автор говорит о своем намерении поселиться в «родной глуши»; «На Волге», «Рыцарь на час» и «Уныние» рисуют впечатления и настроения его во время пребывания именно в «родной глуши». Однако указанная связь носит скорее внешний, чем внутренний характер. В «Тишине», перед нами ряд грандиозных образов чрезвычайно широкого социального охвата, а в поэмах «На Волге», «Рыцарь на час», «Уныние» внимание автора, а вслед за ним и читателей сосредоточено на раскрытии внутреннего мира автора, потрясенного мучительным сознанием, что его «душе болезненно пугливой решимости бороться не дано»... Это стихотворения, в содержании которых значительное место отводится природе. Некрасов страстно любил родную природу, в частности — Волгу, на берегах которой провел детство («О Волга!.. колыбель моя…»), с описаниями природы в его произведениях мы встречаемся постоянно, и многие из созданных им пейзажей неподражаемо хороши. Тем не менее, он отнюдь не принадлежит к числу тех поэтов, которые в описаниях природы видят некую самоцель. Природа никогда не дается им в отрыве от человека, от мира человеческих отношений, причем изучение относящихся сюда его произведений приводит к выводу, что описания природы в иных случаях находятся в органической связи с изображением внутреннего мира автора, в других случаях — в не менее тесной связи с изображением народа. Природная картина, которую видит или вспоминает поэт, соединяется с его внутренним миром, сознанием, его чувствами, болью. Природная картина не является «фотографическим отпечатком», она преломляется через сознание. Природа для Некрасова – способ выражения накопившихся в душе чувств. Пейзажи Некрасова кардинально отличаются от пейзажей Фета:
…Бог весть, что сделалось со мной?
Я не узнал реки родной:
С трудом ступает па песок
Моя нога: он так глубок;
Уж не манит на острова
Их ярко-свежая трава,
Прибрежных птиц знакомый крик
Зловещ, пронзителен и дик,
И говор тех же милых волн
Иною музыкою полн!
О, горько, горько я рыдал,
Когда в то утро я стоял
.На берегу родной реки,
И в первый раз ее назвал
Рекою рабства и тоски!..
(На Волге)
В ряде проанализированных нами источниках, даётся точка зрения, что описания природы нужны Некрасову только как рамка для изображения человека и мира человеческих отношений. Это мнение нуждается в очень серьезных оговорках. Некрасов слишком хорошо знает, слишком глубоко любит природу и в высокой степени наделен, к тому же даром мастерски описывать природу, чтобы пейзаж изображался им только в качестве фона. Но, с другой стороны, как ни чудесны сплошь да рядом некрасовские описания природы, пронизанные к тому же чувством самого глубокого и возвышенного патриотизма, центральное место в поэзии Некрасова все же принадлежит не им, а человеку и миру человеческих отношений.
Особое место в проблеме автобиографического начала творчества Некрасова занимает место замысел создать большую поэму, связанную с собственной биографией. Первоначальные замыслы этой поэмы принадлежат середине 50-х годов. Именно на это время приходит болезнь горла у Некрасова, приносившая ему сильные страдания. В этот момент состояние поэта было практически безнадёжным, и он жил в ожидании смерти. Данный замысел подтверждается перепиской Некрасова и Тургенева:
«Мне пришло в голову писать для печати, но не при жизни моей, свою биографию, то есть нечто вроде признаний или записок о моей жизни - довольно обширном размере. Скажи, не слишком ли это, так сказать самолюбиво?». (Н. А. Некрасов – И. С. Тургеневу, 30.06.1855)
«Одобряю твоё намерение написать свою биографию; твоя жизнь именно из тех, которые, отложив всякое самолюбие в сторону, должны быть, рассказаны, потому что представляет много такого, чему не одна русская душа отзовётся». (И. С. Тургенев – Н. А. Некрасову, 10.07.1855).
Однозначно о причинах того, почему замысел не был осуществлён сказать невозможно. Но возможно предположить, что этому причина – улучшение самочувствия и дальнейшее избавление от недуга, что избавило поэта от размышлений о смерти, об итогах жизни.
Существуют свидетельства, что в последние годы жизни, поражённого болезнью поэта вновь посетила мысль о создании произведения на основе своей биографии. Его преследовало «острое желание выговорится, поведать окружающим о себе» (40: 55). Его переполняли чувства свести последние счёты с жизнью, желание оглянутся на прошлое, оценить процессы, произошедшие в это время, его роль в них. Следует отметить, что в оценке собственных достижений Некрасов был крайне пессимистичен («Я умру – померкнет моя слава»).
Подведение итогов своей жизни обусловило возвращение в творчество мотивов середины 50-х годов. Замысел поэмы посвящённой матери, его стихотворение «Мать», к примеру, тесно связаны с его напряжёнными раздумьями середины 50-х годов о собственной судьбе в преддверии смерти. Некрасов поднимет проблему «несчастья жизни»:
Она была исполнена печали,
И между тем как, шумны и резвы,
Три отрока вокруг нее играли,
Ее уста задумчиво шептали:
«Несчастные! зачем родились вы?
Пойдете вы дорогою прямою,
И вам судьбы своей не избежать!»
Не омрачай веселья их тоскою,
Не плачь над ними, мученица-мать!
Но говори им с молодости ранней;
Есть времена, есть целые века,
В которые нет ничего желанней,
Прекраснее — тернового венка...
(Мать)
В контексте рассмотрения автобиографической основы творчества Некрасова интересно будет обратиться к упоминанию жизненных реалий в творчестве. Прежде всего, это пейзажи родных мест: например пейзаж Грешнева в юношеском стихотворении «Земляку». Приметы родных мест продолжают возникать и в период литературной зрелости в «Крестьянских детях», «Рыцаре на час», «Унынии».
Под берегом, где вечная прохлада
От старых ив, нависших над рекой
Стоит в воде понуренное стадо,
Над ним шмелей неугомонный рой.
(Уныние)
Говоря об особенностях изображения реалий в творчестве Некрасова, следует отметить, что естественном простору и свободе Руси противостоит искусственный мир человеческой несвободы, мир социальных конфликтов. В стихотворениях Некрасова нам не удалось обнаружить, сколько бы то ни было масштабных описаний городских пейзажей. Здесь уже нет духа свободы русских полей. Возникает противоречие между описанием «русских полей» и Петербурга, эти два начала соседствуют в душе поэта. Русские поля, охота, это своеобразная «разрядка» для Некрасова: