Недуг не нов (но сила вся в размере),
Его зовут уныньем…
В своей поэме Некрасов отмечает, что настроение уныния является характерным для его творчества, которое присутствует во многих произведениях, и важнейшая черта духовной жизни поэта это борьба с этим «недугом»:
…в старину
Я храбро с ним выдерживал войну
Иль хоть смягчал трудом по крайней мере…
На наш взгляд это настроение «уныния» является тесно связанным с исповедальным мотивом творчества. Некрасовское настроение «уныния», как нам представляется, является итогом постоянного анализа своей жизни, и, как правило, неутешительных результатов подобного анализа. Этот факт мы можем связать с уже затронутыми периодами развития некрасовской исповедальности.
Особый интерес для нашей работы представляет предмет итоговой исповеди поэта. Рассматривая поэму «Уныние» с этой точки зрения можно отметить целый ряд данных предметов. Некрасов исповедуется не в каком-либо одном действии, поступке, а в их ряде. Это на наш взгляд подтверждает именно итоговый характер данной исповеди поэта.
Первым, в чём исповедуется Некрасов в данном произведении, то что он временно прекратил своё творчество:
Так шли дела; но нынешнее лето
Не задалось: не заряжал ружья
И не писал еще ни строчки я.
Другой предмет исповеди Некрасова – постепенное нарастание духовного кризиса, настроения «уныния». Некрасов признается, что он уже не в силах сдерживать это «уныние», что ему удавалось делать в предыдущие года. Эту невозможность он расценивает как «грех»:
Мне совестно признаться: я томлюсь,
Читатель мой, мучительным недугом.
Чтоб от него отделаться, делюсь
Я им с тобой: ты быть умеешь другом,
Довериться тебе я не боюсь.
В своей итоговой исповеди - в поэме «Уныние» Некрасов обращается к одному из самых спорных фактов своей биографии – «муравьёвской оде» 1866 года. Как мы уже отмечали в предыдущей главе, именно этот факт некрасовской биографии породил резкие нападки на поэта со стороны его «коллег» и вследствие чего глубочайший духовный кризис Некрасова. В контексте подведения итогов свой жизни, Некрасов обращается к читателю за пониманием своего поступка, а также за вынесением объективного «вердикта»:
И вижу я, поверженный в смятенье,
В случайности несчастной — преступленье
Предательство в ошибке роковой...
Обращение к «муравьёвской оде» в «Унынии» затрагивает одну из важных черт некрасовской исповедальности, которая сформировалась в 1860-х годах – проблему самопожертвования - борьбы и гибели в одиночестве в неравной схватке:
Лишь там, вдали, остался серый конь,
Он не бежит проворно на огонь.
Хоть и над ним кружится рой докучный,
Серко стоит понур и недвижим.
Несчастный конь, ненатурально-тучный!
Ты поражен недугом роковым.
Говоря об элементах некрасовской исповедальности в «Унынии» следует заметить, что поэт говорит о сложных взаимоотношениях в своей жизни, необходимостью «лавировать» между «двух огней», что и послужило причиной осуждения поэта «соратниками». В этом контексте в «Унынии» как в исповеди можно отметить своеобразное «слово защиты». Это явление соединяется с тематикой «бесплодных итогов», которая зародилась в творчестве поэта вследствие кризиса 1850-х годов. Подводя итоги своей жизни, Некрасов, как и во время своей первой болезни, сверхкритично относится к своей жизни:
Меж двух огней я, шел неутомимый.
Куда пришел? Клянусь, не знаю сам…
Мы уже неоднократно упоминали о тенденциях развития исповедальных мотивов в творчестве Некрасова – о наличии пяти основных этапов, типов исповедальности. Произведения последних лет жизни поэта, в том числе «Уныние» в той или иной степени воплотили в себе все из этих типов.
Говоря о раннем типе исповедальности – использование собственной биографии как лирического материала – это присутствует в «Унынии» вне сомнения, и это мы отмечали выше. Так же, как мы уже отмечали, чертой ранних типов некрасовской исповедальности является тема собственных внутренних страданий, переживаний:
…Я думаю… мечтаю…
Не чувствовать над мыслью молотка
Я не могу, как сильно ни желаю…
Наряду с этим в поэме присутствует и тематика общего горя, страдания народа, возникшая в творчестве поэта после его жизненного кризиса 1850-х годов:
Ужель опять наградой будет плугу
Голодный год?.. Чу! женщина поёт!
Как будто в гроб кладёт она подругу.
Страдания народа соединяются в душе поэта со страданиями его души, возникает настроение сочувствия, понимания – понимание страдающего страдающим:
Душа болит, уныние растет.
Народ! народ! Мне не дано геройства
Служить тебе,— плохой я гражданин.
Но жгучее, святое беспокойство
За жребий твой донес я до седин!
Люблю тебя, пою твои страданья…
Страдания соединяются в душе поэта, они являются одной из основных причин его «хандры», его «уныние». Некрасов обращается к проблеме повсеместности человеческого страдания, его неизбежности, что в совокупности с его физическим состоянием и порождает его глубочайший кризис «последних итогов».
Вместе с этим в «Унынии» присутствует и другая важная черта появившаяся в исповедальном творчестве поэта после кризиса 1850-х годов – стремление к мести, злоба на страдания, их источник:
Степной орёл; над жертвой покружился
И царственно уселся на стожар.
В досаде я послал ему удар…
Подводя итог можно сказать, что, безусловно, в поэме Некрасова «Уныние» присутствует исповедальный мотив. Более того, отличительной чертой «Уныния» как исповеди является её итоговый характер – Некрасов исповедуется не в одном каком-либо поступке, а в своёй деятельности вообще. Он говорит о своей роли, своём влиянии на историю. Важным элементом некрасовской исповеди является её настроение – настроение безысходности, настроение «уныния». Это особое настроение мотивировано результатом подведения итогов жизни поэта и его убеждённости в «бесплодности» своего существования.
Мы уже отмечали, что типы «некрасовской исповедальности» находятся в постоянном изменении. На основании сказанного выше можно отметить, что поэма Некрасова 1874 года «Уныние» является произведением, которое органично соединяет в себе черты всех некрасовских «типов исповедальности» в той или иной мере.
Подводя итоги проделанному исследованию, мы можем констатировать, что одна из последних лирических поэм Н. А. Некрасова «Уныние» действительно может быть осмыслена не только как одно их итоговых произведений в творчестве поэта, но и как квинтэссенция именно исповедальных мотивов некрасовской поэзии.
Свидетельством доказательности этого тезиса, по нашему мнению, выступают следующие положения, выносимые нами на защиту:
1. Мы полагаем, что одним из определяющих некрасовскую поэтику факторов (или компонентов) мы считаем так называемую «лирическую (или лиризированную) эпичность» — то есть такой тип творческого воссоздания лирическим субъектом внешнего бытия, при котором это внешнее, объективно данное бытие интимизируется, представляется поэтом как переживаемое в первом лице «здесь и сейчас» его внутреннее состояние.
2. Мы убедились, что в качестве такого объективного бытия (детерминированного социокультурным существованием поэта) у Некрасова могут выступать и ключевые вехи, факты, ситуации его собственной биографии, ибо Некрасов готов воспринимать их не как частные обстоятельства, а как типичные проявления жизненных закономерностей.
3. Мы утверждаем, что исповедальные мотивы являются одной из основ творчества поэта, которые зарождаются в раннем некрасовском творчестве и проходят через всю его поэзию.
4. Мы установили, что природа исповедальности в лиро-эпике Некрасова не статична, а подвержена эволюции; что она претерпела как минимум, пять этапов своего развития, обусловленных определёнными обстоятельствами личной биографии поэта.
a. Юношеский духовный кризис Некрасова, связанный с его петербургскими скитаниями 1838-1839 и трёх последующих годов, породил в его творчестве особый тип исповедального лирического «покаяния», связанный с «изменой» юноши высоким этическим, культурным и романтико-эстетическим идеалам, чтобы «душа была сыта»; мы назвали этот тип исповедальности «обретением лирической позиции и лирического материала»;
b. выбор сделанный молодым человеком в пользу литературно-коммерческой карьеры, журналиста, художественного барышничества вызвал у поэта потребность отстоять свою новую позицию – хотя бы в гаерской литературной форме; мы назвали этот тип исповедальности «иронико-аналитическим»;
c. тяжёлая, называвшаяся смертельной болезнь середины 1850-х годов привела «лирического двойника» поэта к очередному пароксизму «самоедства», ибо, как ему думалось, нравственные жертвы, принесённые им на алтарь, оказались бессмысленны перед лицом смерти; этот тип исповедальности «исповедальности бесплодных итогов»;
d. сложившаяся идеологическая и моральная дилемма, в которой Некрасов оказался, спасая дело всей своей жизни – журнал «Современник», породила ещё один тип исповедальной позиции лирического героя поэта – «исповедальность нравственного самосуда»;
e. наконец, потребность подвести черту и под жизненным путём, и под личной самооценкой, и под творческим трудом обращает Некрасова к типу «исповедальности последних итогов».
5. Нам представляется, что поэма Н. А. Некрасова являет собой текст, в котором поразительным образом сплелись все названные типы некрасовской исповедальности: и обращение к светлым впечатлениям юности, и осознанию того, что «прочен только путь неправый», и к тому, что «я настолько же чуждый народу умираю, как жить начинал», и к тому, что есть «жестокий бог» старости, заставляющий видеть в «ошибке роковой» предательство, и к тому, что читатель – друг услышит глубинные стоны сердца поэта и поддержит поэта в последней муке и среди поношения врагов, и среди бессердечия соратников по делу социального служения.