"Так, - подумал я. - Значит, она бежит в другом направлении. Это уже легче".
- Вот придумала, дурочка! - возмутился я. - Ну что мне с тобой делать?
Она обрадовалась моим словам, потому что ей сейчас было одиноко, а тут вроде бы дружеское участие, и спросила:
- А ты за нее или за меня?
- Я?.. За тебя, - не очень уверенно ответил я. - Известно, старая дружба не ржавеет.
- Тогда я открою тебе свой секрет, - сказала Наташка. - Я ухожу в цирк. - Она подняла на меня глаза.
- В цирк? - переспросил я. - Когда? - Чего только не придумают эти дети!
- Сейчас, - ответила Наташка.
- Сейчас уже поздно, - ответил я. - Пошли домой, - и попробовал взять ее за руку.
Она вырвалась и твердо сказала:
- Цирк работает поздно. И туда берут детей.
- Тебя завтра же вернут домой, - сказал я с некоторой злостью: я замерз и основательно промок.
- Я поменяю имя, - ответила Наташка, - и остригу косу.
- Интересно, какое же ты возьмешь имя? - спросил я.
- Может быть, Золушка, - сказала Наташка.
В это время подъехал троллейбус, и она устремилась к его дверям. А я, не зная, что делать, схватил ее за фалды пальто, чтобы задержать, и выкрикнул:
- На арене выступает знаменитая циркачка Золушка!
Тем временем троллейбус ушел. Она уже повернулась ко мне и сказала просто и серьезно:
- Зря смеешься. Я все равно убегу!
И тут я понял, что она действительно убежит, и мне стало стыдно, что я так паясничал и кривлялся. Я стал прыгать, будто бы желая согреться, а на самом деле дал себе передышку, чтобы принять верное решение.
- Ты хорошо придумала с цирком, - сказал я, потому что увидел огни приближающегося троллейбуса. - Только к этому надо приготовиться. По-моему, ты второпях захватила не все вещи. И деньги нужны на первое время.
В это время троллейбус подкатил к остановке, и я быстро проговорил:
- Хочешь, завтра я съезжу к тете Оле и все с ней обговорю? Тетя Оля не даст пропасть. Если кому-нибудь нужна ее помощь, она горы своротит.
Теперь я уже начал волноваться по-настоящему, потому что вдруг испугался этой истории и увидел за ее внешней стороной будущие большие неприятности.
- Потом я заработаю, - сказала Наташка, - и верну ей.
- Вернешь, вернешь. - Я положил руку ей на плечо и почувствовал, что она дрожит. - Ты чего дрожишь?
- З-за-мерзла, - еле разжимая губы, ответила Наташка.
- А знаешь, что об этом говорит тетя Оля? - спросил я.
- Не знаю, - дрожа и заикаясь, ответила Наташка.
- Она говорит, что нет плохой погоды, а есть просто плохо одетые люди.
С этими словами я снял пальто, накинул на плечи Наташке и поднял ее на руки. От тяжести меня качнуло в сторону, я едва удержался на ногах. Пришлось опустить ее на землю.
Когда мы вошли во двор, то я увидел около нашего подъезда Надежду Васильевну. У меня сразу наладилось настроение, и я забыл про дождь и про то, что озяб. "Сейчас, - подумал я, - состоится великое примирение и мы пойдем пить чай".
- Ну, вот и хорошо, - сказал я Наташке. - Видишь, она тебя ждет.
Я хотел окликнуть Надежду Васильевну, но Наташка резко повернулась и выбежала обратно на улицу, уронив мое пальто на мокрый асфальт.
Я посмотрел в сторону Надежды Васильевны. Нет, она не шелохнулась, по-прежнему стояла около подъезда под раскачивающимся фонарем, который то удлинял ее тень, то укорачивал.
Я выскочил за Наташкой, догнал, схватил за плечи. Она отчаянно била меня ногами, дубасила изо всех сил - я никогда не видел ее в таком состоянии - и вырывалась.
- Не хочу! - кричала она. - Не хочу! Не пойду!
- Перестань сейчас же! - тоже закричал я и волоком потащил ее обратно.
И тогда Наташка - она была, вероятно, в отчаянии - укусила меня в руку. От неожиданности я ее выпустил, и она отбежала в сторону.
- Вот сумасшедшая! - сказал я. - Ты мне прокусила руку!
Она посмотрела на меня исподлобья. Нет, она ни за что не уступит.
Теперь мы стояли на бульваре. И в этом длинном коридоре между тонкими деревьями с мокрыми стволами Наташка показалась мне совсем маленькой. Я почувствовал, как она мне дорога. За одно мгновение передо мной промелькнула вся наша совместная жизнь.
- Ну и сильная ты стала! Я еле с тобой справился, - сказал я. - Тебя обязательно возьмут в цирк.
- А можно, я поживу у тебя до цирка? - вдруг спросила Наташка.
Я уже хотел ей ответить, что можно, потому что действительно это можно. Пусть поживет у меня, пока вернется дядя Шура из командировки и помирит их. И прикусил язык. Заставил себя на минуту задуматься, чтобы выбрать правильную дорогу. Сколько раз я в спешке ошибался. "Нет ничего хуже враля, который бросает обещания на ветер", - учила меня тетя Оля. Она вдалбливала мне эту истину постоянно и упорно не без основания до тех пор, пока я не почувствовал острую потребность в правде, пока у меня не появилось чувство ответственности за свои поступки.
Вот почему я задумался. Но если идти дальше за тетей Олей - а я шел в своем пути именно за ней, - то надо было обратиться к ее словам: "В борьбе всегда надо принимать сторону слабого, если ты не уверен, кто прав. И это будет наименьшим злом". Я так и поступил и сказал Наташке:
- Конечно, можно. Будешь спать на диване в большой комнате.
Вот тут-то я поклялся быть верным Наташке до конца и отказался от Надежды Васильевны, хотя это было моим заблуждением.
Хуже нет на свете, чем предательство. Это уж точно. Я не хочу оправдываться и не хочу чистеньким выскочить из этой истории.
Я на самом деле так думаю.
Однако жизнь прекрасна, и надо упрямо идти вперед. Надо идти вперед, не задерживаясь на мелочах жизни. Надо уметь быть выше их.
Я пошел дальше своей дорогой, сначала задыхаясь в пыли, то есть путаясь в собственных мыслях и поступках, потом наконец окреп и вернулся к повторному радостному открытию Надежды Васильевны, "замечательного человека неподдельной души". (Последние слова, как видите, взяты в кавычки, ибо они принадлежат тете Оле. Естественно, эти слова высшей похвалы не имели непосредственного отношения к Надежде Васильевне, поскольку тетя Оля в то время ее не знала.)
В этот трудный момент нашей жизни у меня возникла светлая мысль познакомить Надежду Васильевну с тетей Олей.
Я подумал: хоть Надежда Васильевна и необыкновенно умная, а все равно в этой истории с Наташкой тетя Оля сможет ей помочь и словом и делом.
Вот у меня был такой случай в прошлом году. Один из моих первоклашек задумал бросить школу. Он лежал целыми днями в кровати и потерял всякий интерес к жизни. И никто не мог догадаться, в чем дело. Я его потащил к тете Оле, почти волоком тянул: он не хотел идти. Оказалось, он подарил своей соседке по парте будильник, который взял дома без спроса, а его родители взяли будильник у девочки обратно. И он после этого не мог пойти в школу. Стыдился. И никому не говорил это целых три дня! А тете Оле выложил через полчаса после знакомства. Все были удивлены, даже я, который знал, что тетя Оля умеет так заглянуть в душу, что перед нею раскрываются все - и необыкновенно умные, и умные, и даже форменные дураки.
- Пошли? - предложил я Наташке.
По-моему, она была готова пойти за мной.
- А если она не ушла? - неуверенно спросила Наташка.
- Положись на меня, - сказал я. - Мы пройдем через соседний подъезд.
Взял ее за руку - в который раз! - чтобы вести дальше.
"В путь, в путь! Усталым путникам нужен отдых" - так всегда говорила мне в детстве тетя Оля, когда я уставал и хныкал и не хотел идти дальше. И каждый раз загадочно звучащие слова "усталым путникам", обращенные ко мне, восстанавливали мои силы.
- В путь, в путь! - крикнул я. - Усталым путникам нужен отдых!
Мы вошли во двор и нырнули в соседний подъезд.
Я вышел к Надежде Васильевне впервые без всякой радости. Поэтому и на лифте не поехал, а побрел пешком, желая набраться сил для разговора.
Надежда Васильевна стояла на прежнем месте. Она была одета явно не по погоде: в новое прекрасное пальто. Это меня еще больше насторожило, и слова, которые я заранее приготовил, о том, что Наташка ушла из дому и теперь временно будет жить у меня, застряли в горле.
- А-а-а, добрый вечер, - обрадовалась мне Надежда Васильевна. - Ты куда в такую погоду?
- Я люблю дождь, - ответил я неестественно хриплым голосом. - А вы такси ждете?
- Нет, - ответила она и смахнула каплю дождя, которая упала на рукав ее прекрасного пальто, - Наташу.
- Наташу? - переспросил я, продолжая прикидываться, что ничего не знаю, хотя мне было это неприятно.
- Я зашла за ней в школу, как мы условились, но она меня не дождалась... И вот куда-то пропала.
- Это с ней бывало и раньше, - сказал я.
- А я что-то волнуюсь, - ответила Надежда Васильевна.
- Зря волнуетесь. У нее здесь подруг полный дом, и все ее любят, - успокоил я. - Зашла к кому-нибудь и заигралась.
Зачем это я говорил, было совершенно непонятно, но говорил, и все.
- Я всех обегала, - сказала Надежда Васильевна. - Никто ее не видел.
После этого разговор наш увял. От дождя и волнения меня стал бить озноб. К тому же я всегда чувствую неловкость, когда люди молчат, хотя хорошо знаю, что неловкость от этого не надо испытывать. Молчи столько, сколько тебе самому хочется, а говори, только когда у тебя есть в этом необходимость. Тетя Оля часто мне напоминала: "Слово надо беречь, ибо оно свято, оно способно выражать мысль. Человек, который говорит, - творец. Поэтому никогда не надо просто болтать. Болтовня унижает слово".
Вспомнив эти слова, я легко промолчал еще минут десять и немного окреп для дальнейшего разговора.
- "Прежде чем отчаиваться или разочаровываться в ком-то, объясни ему все хорошенечко, он и поймет". Так говорит тетя Оля.
- Вот как, - многозначительно произнесла Надежда Васильевна.
- Тетя Оля давно бы помирилась с Наташкой, - сказал я.
- А кто тебе сказал, что я с ней поссорилась? - спросила она. - Впрочем, это не имеет значения... Продолжай, я тебя слушаю.
От этих ее слов слегка пахнуло ледяным ветром, но отступать было поздно.
- Да, - сказал я, - у нее свой метод.
- Какой же?