Тогда и Фукс на своей доске встал. Держится за шляпу, обы не слете- ла, балансирует. И вот этаким манером, наподобие морских полубогов, мы несемся в бурунах, в брызгах пены. Берег ближе, ближе, вот волна лопну- ла, рассыпалась, а мы, как на салазках, так и выкатились наляж.
Глава XII, в которой Врунгель и Фукс дают небольшой конце, а затем торопятся в Бразилию
На берегу нас окружили какие-то дачники в купальных костюмах. Смот- рят, аплодиру, фотографируют, а у нас, признаться, вид самый жалкий. Уж очень как-то непривычно без формы и без знаков различияТак неудоб- но, что я решил скрыть свое имя и положение и остаться, так сказать, ин- когнито...
Да. Ну, приложил пальцы к губам, показываю Фуксу жестом: молчите, мол. Но как-то неудачно, неловко это у меня получилось, вроде воздушного полуя...
На берегу новый взрыв восторга, аплодисменты, все кричат:
- Браво! Виват!
А я ничего не понимаю, однако делаю вид, будто вовсе и не удивлен, молчу, а сажду, что дальше будет.
Тут подходит какой-то паренек в пиджачке и чинает объяснять публи- ке:
- Вот, мол, хотя и существует распространенное мнение, будто туземцы Сандвичевых островов со времен цивилизации вымерли, однако это неверно. Дирекция пляжей Уайкики, стремясь доставить удовольствие уважаемой пуб- лике, отыскала двух живых гавайцев, которые только что продемонстрирова- ли прекрасный вид старинного национального спорта.
Я слушаю, молчу, и Фукс молчит. Этот, в пиджачке, то помолчал, по- том прокашлялся и пошел чесать, как по книжке:
- Туземцы Сандвичевых островов, гавайцы, или канаки, как их еще назы- вают, отличаются стройным телосложением, мягким характером и природными музыкальными способностями...
Я на себя это описание примерил, вижу, что-то не то. Ну, характер действительно у меня мягкий, а что касается сложения и музыкальных спо- собностей - это уж он напрасно... Я хотел было возразить, но смолчал. А он не унимается, продолжает:
- Сегодня вечером эти кана дадут концерт на гавайских гитарах. Би- леты продаются в кассе летнего театра, цены умеренные, в фойе танцы, бу- фет, прохладительные напитки...
Да. Ну, он еще поговорил, потом берет нас под руки, отвел в сторонку, спрашивает:
- Ну как?
- Да ничего, - отвечаю я, - благодарю вас покорно.
- Вот и прекрасно! А где вы остановились, позвольте поинтересоваться?
- Пока, - говорю, - в Тихом океане, а что дальше будет, не знаю. Не нравится мне, признаться...
- Ну что вы- возражает он. - "Тихий океан" - первоклассная гостини- ца. Лучше выряд ли найдете. Уверяю вас. А сейчас, простите, пора уже ехать, через полчаса начало.
И вот, знаете, усадил он нас в машину, повез куда-то. Там нам дали гитары, украсили цветами, вывели на эстраду, раздернули занавес...
Нуя вижу, нужно петь. А что петь? Я, как назло, смутился, все песни забыл. И Фукс на что тертый парень, а тоже растерялся, смотрит на меня, шепчет:
- Запевае, Христофор Бонифатьевич, я подтяну.
Посидели мы минут десять, молчим. А публика в зале волнуется, негоду- ет - того и гляди, начнется скандал. Ну, я закрыл глаза, думаю: "Эх, будь что будет..." Ударил по струнам и басом:
Сидела птичка на лугу...
что дальше петь, и не знаю.
Хорошо, Фукс выручил - подтянул дискантом:
Подкралась к ней корова...
А тут уж мы оба, хором:
Ухватилаа ногу.
Птичка, будь здорова!..
И, представьте, бурные аплодисменты сорвали.
Потом вышел на эстраду конферансье.
- Вот, - говорит, - эта старинная туземная песня, слова которой гово- рят о забытом способохоты на птиц, как нельзя лучше отражает смысл га- вайской музыки...
Да. Ну, потом еще на "бис" спели, раскланялись и пошли в контору. Там уплатили нам за выступление. Вышли мы, а куда идти? И пошли мы назад, к морю. Все-таки как-никак родная стихия, да и костюмы у нас для пляжа са- мые подходящие.
Идем по песочку. На пляже ни души. Поздно уже. Потом видим - какие-то двое все-таки сидят. Мы подошли к ним, разговорились. Они на порядки жа- луются.
- Черт знает что такое! - говорят. - Мы артисты, подписали контракт изображать здесь гавайцев. Месяц целый учились на досках по морю ездить, песни разучили, а вот, сами видите...
Тут я все понял. Хотел было объяснить, вдруг, понимаете, ветер швыр- нул мне под ноги оывок газеты. А я давненько газеты в руках не держал. Не погнушался, подобрал. Встал под фонарем и углубился в чтение. И, по- верите ли, смотрю - фотография, на фотографии - мой старший помощник Лом, тут же "Беда" и трагическое описание крушения у берегов Бразилии. И о Фуксе и обо мне несколько слов. Да какие еще слова! Я де слезу пус- тил - до чего трогательно: "Отважные мореплаватели...", "Пропали без вести...".
Да. И тут же рядом в газете объявление:
"Пользуйтесь вдушным сообщением тихоокеанских линий. Регулярные рейсы в Штаты и Бразилию".
- Вот что. Фукс, - говорю я, - пойдите-ка купите билетна самолет в Бразилию да закажите что-нибудь из одежды. Мне китель и шинель, а се - по усмотрению.
Фукс рад стараться, умчался, а я тут, на пляже, остался - этих фальшивых гавайцев развлекать... А то пойдут еще в театр, выяснится все это дело, скандал получится, задержка, неприятности...
- Послушайте, - предлагаю я, - день у вас все равно пропал, так, чем здесь сидеть, возьмем лучше лодочку да покатаемся. Смотрите - погода ка- кая, тепло, луна светит...
Ну, и уговорил. А тут и Фукс вернулся, докладывает об успехах:
- Костюмы заказал, нынче же будут готовы, а вот с билетами, Хриофор Бонифатьевич, худо. Взял один билет на завтрашний вечер, а больше и нет, все места проданы...
- Ладно, - говорю я, - мы это положение после обдумаем, а сейч пое- дем покатаемся.
Ну, взяли лодочку и поехали. И так славно потались! Ночь катались, весь день катались, осмотрели все окрестности и вернулись как раз вовре- мя: два часа до отлета самолета осталось. Распрощались мы с этими артис- тами, побежали к портному, а он, негодяй, запил, что ли, но только ниче- го не сшил.
Я, знаете, возвысил голос, отчитываю его, а он только руками разво- дит.
- Помилуйте, - говорит, - я же вас вчера ждал, вчера бы и приходили, а сегодня у меня ничего не готово.
Я вижу - проку не будет с такой логикой.
- Давайте, - заявляю, - что есть. Не в трусах же мне лететь, в самом деле!
Ну, он порылся в шкафу, достает макинтош.
- Вот, - говорит, - только и осталось из готового. Это мне прошлый год один джентльмен заказал, да что-то не берет.
Я посмрел - материал добротный и покрой модный.
- Ладно, - говорю, - я беру, получайте, сколько следует. - Забрал ма- кинтош и пошел.
- Вы бы, - советует Фукс, - его все-таки примерили. А то вдруг не в пу.
Ну, я вижу, дельный совет. Встал тут же в тени баньяна, развернул об- новку, накинул. Смотрю, понимаете, новое несчастье: тот джентльмен, за- казчик, или был вдвое выше меня, или на рост шил, уж и не знаю. Только на мне его макинтош несколько странно сидит.
И делать нечего. Назад нести - все равно ничего не подберешь, снизу отрезать - уж очень некраво получится, в самолет в таком виде, чего доброго, не пустят, а так носить - это и шагу не ступишь, в полах запу- таешься. Но придумывать что-то нужно, да поскорее, а то самолет улетит, билет пропадет, и вовсе здесь застрянешь.
И тут, знаете. Фукс, молодец, не растерялся.
- О, - говорит, - дведь это же замечательно! Мы в этом макинтоше по одному билету вдвоем улетим. Только разрешите, присядьте немножечко... Так... Подставьте пли...
Ну, и, знаете, взгромоздился на меня, напялил это пальтишко, застег- нул на все пуговицы, одернул.
- А теперь, - говорит, - полный вперед, да поскорее, а то что-то нами полисмен интересуется.
Пошли.
Пришли в аэропорт, к самолету. Фукс предъявил билет, нас провели, по- казали место. Ну, уселись кое-как, - собственно, я уселся, а Фукс стоит на сиденье и головой подпирает потолок.
Я посмотрел в щелочку, вижу - и остальные пассажиры на местах. Всего, кроме нас, шесть человек. В самолете чистота, зеркала, различные удобства, публика вроде приличная...
Потом заревели моторы, самолет разбежался, хлоп, хлоп по воде, под- нялся. Летим, ночь кругом. В небе звезды. Моторы ревут, а в остальном все спокойно. Пассажиры уснули, я тоже вздремнул, один Фукс бодрствует во всей кабине.
До утра так пролетели, а утром проснулись. Я смотрю в свою щелочку, прислушиваюсь - в кабине заметное оживление, все липнут к окнам, показы- вают друг другу и, судя по поведению, любуются видами Кордильер. Фукс тоже склонился к окну, а я волей обстоятельств принужден пропускать та- кое редкое зрелище и сидеть в темноте, как какой-нибудь преступник в тюрьме.
И так, знаете, обидно стало и скучно! Я сам себя утешаю: думаю, пусть смотрят на здоровье, а я найду занятие. Достал трубочку, набил, закурил, задумался. Вдруг слышу - паника в кабине. Пассажиры повскакали с мест, кричат, и чаще других раздается слово "пожар".
Я чувствую. Фукс меня бьет пятками по бокам, как осла. Я его ущипнул, а сам выглянул посмотреть... и все понял. Дым от моей трубки валит изо всех отверстий и действительно создает впечатление пожара.
Глава XIII, в которой Врунгель ловко расправляется с удав и шьет себе новый китель
Я скорее вытряс пепел, трубку - в каан, прижал огонь каблуком. Сижу молчу. А тут летчик просунул голову вабину, и я несколько воспрянул духом. Все-таки, думаю, бывалый челек, наверное, не в такие переделки попадал - не терялся, успокоит их, и все уладится... А он, представьте, и сам струсил.
Смотрю, побледнел, ахнул, ухватился за какой-то рычаг... Трах Ну, затем шум моторов утих, только слышно - ветер свистит. Потом хлопнуло где-то вверху, как из пушки, кабина вздрогнула, рванулась и тихо стала приземляться.
Пассажиры недоумевают, а я сразу догадался, в ем дело. Теперь-то этим никого не удивишь. А в то время это было последнее слово техники: устроили такоприспособление на самолетах. Называется: "Ступай вниз". Если какая авария - взрыв, пожар или крыло отвалится, - летчик одним движением отделяет кабину, и она самостоятельно опускается на парашюте. Полезное приспособление, что и говорить, но в данном случае применение его было явно преждевременным.