-- Я не сомневаюсь, что лучше всего Ксении Павловне взять сцену из "Без
вины виноватых". Кручинина -- уже немолодая...
-- Зина, -- остановил ее Андрей.
--... очень красивая женщина!
-- Зиночка! -- остановила ее Ксения Павловна.
-- Немолодая, красивая... И актриса! Все полностью совпадает. А
главное: вы, Ксения Павловна, -- вся в материнских чувствах. У вас и Лера --
ребенок, и Николай Николаевич, и я. После большого перерыва актрисе, я не
сомневаюсь, легче всего сыграть... просто себя.
-- Я думаю, ты права, -- согласился Андрей. -- Но лучше взять не
монолог, а диалог с Незнамовым. В этом больше театра... Как вы думаете,
Ксения Павловна?
-- Я согласна. Но кто будет Незнамовым? Просить актеров из вашего
театра неудобно. Это дойдет до Николая Николаевича...
-- А разве он против? -- удивился Андрей.
-- Мы хотим сделать ему сюрприз. Он будет вам благодарен. Только
благодарен! Я вас уверяю. Но просить актеров театра, где он главный
режиссер, репетировать и выступать вместе со мной... С этим он может не
согласиться. Это как-то не принято. И добродетель стать пороком может,
Когда ее неправильно приложат. -- Зина опять обратилась к Шекспиру.
Андрей взглянул на нее с откровенным изумлением. "Зачем же так? При
жене!..." -- упрекал его взгляд.
-- И все же добродетель в какой-то степени всегда остается
добродетелью, -- мягко возразила Ксения Павловна. -- Если человек ошибается,
но движим благородными намерениями, его трудно осуждать.
Чтобы Зина не успела высказать своих возражений, Андрей поспешно
спросил:
-- Так кто же все-таки "подыграет" вам, Ксения Павловна, в этой сцене?
-- Как это кто? Ты подыграешь, -- сказала Зина.
-- Опять я?!
-- Если бы я могла выступить в роли Незнамова, я бы сделала это не
задумываясь.
-- Андрей, я слышала, репетирует сразу на двух сценах... -- сказала
Ксения Павловна.
-- А вечером, после театра, он в порядке отдыха будет репетировать с
вами. Я в вашем обществе всегда отдыхаю!
Андрей не умел отказывать.
-- Вообще-то роль Незнамова, не знающего своих родителей, мне близка: я
ведь детдомовское дитя.
-- Да-а?... -- с добротой и сочувствием произнесла Ксения Павловна.
-- Ты воспитывался в детдоме? Не может быть! -- воскликнула Зина. -- И
не сказал мне об этом?
-- Не успел еще... (Она положила руку ему на плечо.) Только не смотри
на меня, как на круглую сироту, -- попросил Андрей.
-- Но в таком случае ты обязан сыграть Незнамова! Сцену его встречи с
Кручининой... Там совсем мало реплик. Я помню.
-- Человеческий организм не может выдержать такой нагрузки, -- сказала
Ксения Павловна.
-- Чтобы он выдержал, познакомьте меня, пожалуйста, с каким-нибудь
хорошим врачом, -- неожиданно попросил Андрей.
-- А что? -- удивилась Зина. -- Зачем?
-- Так... Профилактически. Есть у меня одна болезнь, с которой,
побратавшись, уже невозможно расстаться.
-- У тебя?! Болезнь? Какая?
-- У нее очень красивое, поэтичное имя. Нефрит.
-- Это где?
-- Это в почках.
-- В почках? -- переспросила Зина. -- Это опасно?
-- Надо время от времени проверяться.
-- Тогда, может быть, не стоит играть Незнамова? -- сказала Ксения
Павловна.
-- На болезнях нельзя сосредоточиваться. От них надо отвлекаться!
Зине нравились люди, которые не скрывали и не приукрашивали своих
болезней. Не говорили, что болит сердце, если на самом деле болел желчный
пузырь.
Ксения Павловна всегда, казалось, только и ждала, чтобы ее о чем-нибудь
попросили.
-- У меня дочь -- будущий медик. -- Она стремительно поднялась с
дивана. -- Я сейчас ее позову... Что же вы не сказали сразу?
Через несколько минут появилась Лера.
-- А это Андрей Лагутин, -- сказала Ксения Павловна.
-- Как говорят в плохих пьесах: "Так вот вы, значит, какой?!" По
рассказам папы я представляла себе вас не таким.
-- Старше? -- спросил Андрей.
-- Страшнее, -- ответила Лера.
-- Они с отцом любят друг друга. Но вечно пикируются, -- объяснила
Ксения Павловна.
-- На что мы жалуемся? -- тоном профессионального медика спросила
Андрея Лера.
-- Что-то в пояснице покалывает. А мне сейчас разболеться нельзя.
-- Болеть никогда не стоит. У вас есть какие-нибудь хронические
недомогания?
-- Нефрит.
-- Нефрит?... -- Лера перестала шутить. -- Почему же вы в кедах? Вам
нельзя простужаться.
-- Поскольку простужаться нельзя, я закаляюсь!
-- Завтра я отведу вас к лучшему специалисту по почкам во всем этом
городе. Он читает у нас нефрологию. Я попрошу его...
-- Это серьезно? -- шепнула ей Зина.
-- Я же сказала тебе, что буду перестраховываться.*** Лера повела Андрея к врачу... А потом пришла в театр на репетицию.
Увидев ее, Зина не сбежала, а скатилась со сцены в зрительный зал.
-- Ты?! Что-нибудь серьезное?...
-- Врач не должен покидать своего пациента.
-- Ну, что?!
-- А ты у самого больного не спрашивала?
-- Он сказал: "Все в порядке. Паника была преждевременной!" Профессор
сразу вас принял?
-- Я пообещала, что его внук в течение ближайшего месяца посетит все
спектакли вашего театра.
Зина не любила, когда благодеяния совершались в обмен на что-то и,
стало быть, не были бескорыстными. Но Лера всегда говорила полушутя, и
потому дерзость в ее устах не звучала как дерзость, а цинизм выглядел
откровенностью.
-- Для меня лично диагноз был страшен: я не смогла отличить почечные
боли от аппендицита. Он, как сказал профессор, тоже отзывается эхом внизу
спины.
-- У Андрея аппендицит?
-- Всего-навсего. К тому же хронический. Мне придется за ним следить.
-- Но это не страшно?
-- Слушай, ты переживаешь как сестра? Или как Джульетта, если бы у
Ромео был аппендицит?...
-- Как товарищ по общему делу! -- ответила Зина.
-- Все будет прекрасно, дорогой товарищ. Он будет под моим наблюдением.
И еще вопрос. Это репетиция или уже спектакль?
-- Репетиция.
-- А почему в зале столько людей?
-- По-то-му!...
Зина взлетела обратно на сцену. Андрей пальцем поманил ее за кулисы.
-- Я попрошу тебя... Не удивляйся, пожалуйста, когда Ромео клянется
тебе в любви. Ты как будто не веришь, что в тебя можно влюбиться.
-- А в меня можно влюбиться?
-- Глупая! Тебя не любить невозможно!...
"Это мы уже слышали", -- мысленно ответила Зина.
-- Джульетта вовсе не считает, что недостойна любви. Она вообще не
волнуется о том, как воспринимают ее другие. Ей нужен Ромео! Поверив однажды
в его чувства, она в них уже ни на секунду не сомневается. А ты только и
делаешь, что сомневаешься в каждом слове, которое я к тебе обращаю.
Преодолей себя. Очень прошу! Иначе у нас ничего не выйдет...
-- Я постараюсь.
-- У молодых влюбленных одна цель... так сказать, сверхзадача: спасти
свою любовь от ненависти и вражды. Не прибавляй им трудностей. Умоляю
тебя!... В зале я об этом не хочу говорить. Но поверь: ты -- Джульетта! И я,
Ромео, люблю тебя...
На сцене он продолжал убеждать ее в том же самом: Я перенесся на крылах любви:
Ей не преграда -- каменные стены.
Любовь на все дерзает, что возможно.
И не помеха мне твои родные...
Мне легче жизнь от их вражды окончить,
Чем смерть отсрочить без твоей любви. В зале переглядывались... Зина преодолела себя. Она не могла подвести
Андрея... И, заставив себя забыть о том, что она -- Зина Балабанова,
разуверившаяся в своих женских достоинствах, отвечала с восторженностью
Джульетты: Моя, как море, безгранична нежность
И глубока любовь. Чем больше я
Тебе даю, тем больше остается:
Ведь обе -- бесконечны. -- Таких страстей конец бывает страшен, -- в перерыве сказала Лера,
повторив слова монаха Лоренцо.
Актеры, давно знавшие Зину, поглядывали на нее с удивлением и даже с
претензией, будто она от них раньше что-то скрывала.
Эффектная блондинка Галя Бойкова спросила ее:
-- Ты без грима?
-- Как все, -- ответила Зина.
Галя пригляделась к ней и недовольная отошла.
Лера согласилась пообедать вместе с Андреем и Зиной в театральном
буфете.
Сидевшая за соседним столиком молодая артистка рассказывала своим
подружкам:
-- Только что ко мне в вестибюле подходит Пат и спрашивает: "Вы были на
репетиции?" -- "Была!" -- говорю. "И вам это нравится?" Говорю: "Нравится!"
-- "Беда в том, что вам не с чем сравнивать!" -- "Почему не с чем? Я
сравниваю..."
-- Верочка, дай мне горчицу! -- попросила Зина молодую артистку.
-- У нас на столе есть горчица, -- сказала Лера. -- И неужели рядом с
Патом в театре нет ни одного Паташона?
-- В смысле роста?
-- Нет... в другом смысле. Он ни с кем в театре не контактируется?
Проще сказать, не дружит? Хотя я сама знаю, что нет.
-- К нему многие относятся уважительно, -- сказала Зина.
-- Не грубят ему?
-- Преклоняются перед его эрудицией. Но нельзя... Как бы это тебе
объяснить? Нельзя читать футболистам лекции о пользе спорта, а на поле не
выпускать!
-- У меня нет папиной эрудиции, -- сказала Лера. -- И мне не с чем
сравнивать ту сцену, которую я сегодня увидела. Только я поняла, что вы
покажете не просто шекспировскую трагедию, а трагедию о юных и для юных.
-- Это чувствуется?! -- воскликнул Андрей, не отвлекавшийся до сих пор
от еды. -- Я бы расцеловал вас.
-- Уже?! -- сказала Лера. (Андрей уткнулся в тарелку.) -- На сцене вы
были гораздо решительней!
-- Нет, действительно здорово, если уже сейчас чувствуется, что это
будет для юных! -- сказала Зина. -- Надо знать своих зрителей. Понимаешь?
-- Понимаю, -- с неожиданной грустью ответила Лера. И, обратившись к
Андрею, сказала: -- А вам необходима диета.
На вечернюю репетицию она тоже осталась.
Это была репетиция, которую Зина называла "реставрацией". Репетировали
тот спектакль, которым Андрей начал свое знакомство с ТЮЗом.
Он бегал по сцене и умолял актеров быть обаятельными.