Мимо Сердюка прошло трое школьников, и долетели ломающиеся голоса, энергично повторяющие слово "базар". Их уменьшающиеся спины двигались в сторону припаркованного у тротуара японского джипа-амфибии с большой лебедкой на носу. Прямо над джипом, на другой стороне Тверской, торчал знак "Мак-Дональдса", похожий на желтый зубец невидимой крепостной стены. Сердюк подумал, что все вместе - спины уходящих школьников, джип и желтая "М" на красном фоне - чем-то напоминает картину Дейнеки "Будущие летчики". Было даже понятно, чем именно - определенностью дальнейшей судьбы персонажей, которая была вполне ясна в обоих случаях. Будущие налетчики уже нырнули в подземный переход, а Сердюк все размышлял на эту тему: ему вспомнился американский фильм "Убить Голландца" со снятым в нынешней Москве Нью-Йорком тридцатых годов - в фильме на стене одной из гангстерских квартир висела репродукция "Будущих летчиков", что придавало фильму темную и страшноватую многозначность.
Впрочем, о политике Сердюк размышлял совсем недолго, и скоро его мысли вернулись к прочитанному в метро отрывку.
"Японцы, - подумал Сердюк, - великий народ! Только подумать - две атомных бомбы на них кинули, острова отняли, а вот выжили ведь... И почему у нас только на Америку смотрят? На фиг нам она вообще нужна, эта Америка? Надо за Японией идти - мы же соседи. Бог велел. И им тоже с нами дружить надо - вместе эту Америку и дожмем... И атомную бомбу им вспомним, и Беловежскую пущу..."
Каким-то неуловимым, но непротиворечивым образом эти мысли перетекли в решение взять еще одну. Некоторое время Сердюк размышлял, что купить. Портвейна больше не хотелось. После игривого левобережного адажио уместным казалось долгое спокойное анданте - хотелось чего-то простого и безбрежного, как океан из "Клуба путешествий" или пшеничное поле с акции, на которую Сердюк обменял свой ваучер. Несколько минут подумав, он решил взять голландского спирта, и только по дороге к ларьку понял, что остановил на нем свой выбор из-за вспомнившегося фильма.
Но это, конечно, было неважно. Вернувшись на ту же лавку, он открыл бутылку, налил половину пластмассового стаканчика, выпил и, ловя обожженным ртом воздух, разорвал газету, в которую был завернут купленный на закуску гамбургер. На глаза ему попалась странная эмблема - красный цветок с несимметричными лепестками, вписанный в овал. Под эмблемой было объявление:
"Московское отделение японской фирмы "Тайра инкорпорейтед" производит набор сотрудников на конкурсной основе. Необходимо знание английского языка и навыки работы с компьютером".
Сердюк покрутил головой. На секунду ему показалось, что рядом с этим объявлением напечатано другое, украшенное похожим знаком. Он внимательно осмотрел газетный лист и понял, в чем дело. Действительно, овалов было два - рядом с окруженным линией цветком было кольцо лука, торчащий из-под хлебной корки край посеревшей мертвой плоти со следами ножа и кровавый потек кетчупа. Сердюк с удовлетворением отметил, что разные пласты реальности уже начали смешиваться, аккуратно выдрал объявление из газеты, слизнул с него каплю кетчупа, сложил вдвое и спрятал в карман.
Дальше все было как обычно.
Проснулся Сердюк от тошноты и серого утреннего света. Главным раздражителем был, конечно, свет - как всегда, казалось, что к нему для дезинфекции подмешана хлорка. Оглядевшись, Сердюк понял, что находится у себя дома, а вчера вечером, по всей видимости, были гости (кто именно, он не помнил). С трудом встав с пола, он снял заляпанные грязью куртку и шапку, вышел в коридор и повесил их на крючок. После этого ему пришла в голову мысль, что в холодильнике может оказаться пиво - несколько раз в жизни такое действительно случалось. Но когда до холодильника оставалось всего несколько метров, на стене зазвонил телефон. Сердюк снял трубку и попытался сказать "алло", но даже попытка заговорить была связанна с такими страданиями, что вместо этого он простонал в нее что-то вроде "ох-е-е-е".
- Охае дзеймас, - бодро повторила трубка. - Господин Сердюк?
- Да, - сказал Сердюк.
- Здравствуйте. Меня зовут Ода Нобунага, и я имел беседу с вами вчера вечером. Точнее, сегодня ночью. Вы были так любезны, что нанесли мне звонок.
- Да, - сказал Сердюк, свободной рукой хватаясь за голову.
- Я обсудил ваше предложение с господином Есицунэ Кавабатой, и он готов принять вас сегодня с целью интервью в три часа дня.
Голос в трубке был незнакомым. Сразу сделалось ясно, что это иностранец, - хотя акцента не чувствовалось совершенно, собеседник делал паузы, словно перебирая весь свой лексикон в поисках подходящего слова.
- Весьма благодарен, - сказал Сердюк. - А какое предложение?
- Которое вы вчера сделали. Или сегодня, если точно.
- А-а! - сказал Сердюк, - а-а-а!
- Запишите адрес, - сказал Ода Нобунага.
- Сейчас, - сказал Сердюк, - секунду. Ручку возьму.
- А почему у вас блокнота с ручкой возле телефона нет? - с явным раздражением в голосе спросил Нобунага. - Деловому человеку надо иметь.
- Записываю.
- Метро "Нагорная", выход направо, сразу будет железный забор. Там будет дом. Вход во дворе. Точный адрес - Пятихлебный переулок, дом пять. Там будет это... Табличка.
- Спасибо.
- У меня все. Как говорится, саенара, - сказал Нобунага и повесил трубку.
Пива в холодильнике не оказалось.
Поднявшись со станции "Нагорная" на поверхность земли задолго до назначенного срока, Сердюк сразу же увидел обитый облупленной жестью забор, но не поверил, что это тот самый, о котором говорил господин Нобунага, - слишком уж этот забор был неказист и грязен. Некоторое время он ходил по окрестностям и останавливал редких прохожих, спрашивая, где Пятихлебный переулок. Никто, похоже, этого не знал, а может, не говорил: попадались Сердюку в основном медленно плетущиеся куда-то старухи в темном.
Места вокруг были дикие, похожие на заросшие бурьяном остатки разбомбленного в далеком прошлом индустриального района. Из травы кое-где торчало ржавое железо, было много простора и неба, а на горизонте чернела полоса леса. Но несмотря на эти банальные черты, район был очень необычный. Стоило посмотреть на запад, туда, где зеленел забор, и перед глазами открывалась обычная городская панорама. Но стоило посмотреть на восток, и в поле зрения попадало только огромное голое поле, над которым торчало несколько похожих на виселицы фонарей - словно Сердюк попал прямо на секретную границу между постиндустриальной Россией и изначальной Русью.
Район был не из тех, где серьезные иностранные конторы открывают свои офисы, и Сердюк решил, что это совсем маленькая фирмочка, где работает несколько не приспособленных к жизни японцев (почему-то ему вспомнились крестьяне из "Семи самураев"). Стало ясно, почему они проявили к его пьяному звонку такой интерес, и Сердюк даже ощутил прилив сочувствия и теплоты к этим недалеким людям, не сумевшим, как и он, удобно устроиться в жизни - и уж, конечно, мучившие его всю дорогу мысли о том, что надо было все-таки побриться, пропали.
Под описание господина Тайра "там будет дом" подходило несколько десятков зданий в поле видимости. Сердюк почему-то решил, что ему нужна серая восьмиэтажка со стеклянным гастрономом на первом этаже. И действительно, походив минуты три по ее двору, он заметил на стене латунный квадратик с надписью "ТОРГОВЫЙ ДОМ ТАЙРА" и крошечную кнопку звонка, с первого взгляда незаметную среди неровностей стены. Примерно в метре от таблички на огромных петлях висела грубая железная дверь, крашенная зеленой краской. Сердюк растеряно поглядел по сторонам. Кроме этой двери, табличка могла относиться разве что к чугунному люку в асфальте. Дождавшись, когда часы покажут без двух минут три, Сердюк позвонил.
Дверь открылась сразу же. За ней стоял неизбежный амбал в камуфляже, с черной резиновой палкой в руках. Сердюк кивнул ему, открыл было рот, чтобы объяснить причину своего визита, да так и замер с открытым ртом.
За дверью был небольшой вестибюль, в котором стояли стол с телефоном и стул, а на стене этого вестибюля было огромное панно с изображением уходящего в бесконечность коридора. Вглядевшись в это панно как следует, Сердюк понял, что это никакое не панно, а настоящий коридор, начинающийся за стеклянной дверью. Коридор был очень странным - с висящими на стенах фонарями, сквозь тонкую рисовую бумагу которых просвечивали дрожащие огоньки, и полом, посыпанным толстым слоем желтого песка, поверх которого, одна к одной, лежали узкие циновки из расщепленного бамбука, соединяясь в нечто вроде ковровой дорожки. На фонарях ярко-красной краской был нарисован тот же знак, что и на объявлении в газете, - цветок с четырьмя ромбическими лепестками (боковые были длинней), заключенными в овал. Вел коридор не в бесконечность, как показалось сначала, а просто плавно (Сердюк первый раз видел такую планировку в московском доме) поворачивал вправо, и его конец оставался невидимым.
- Чего надо? - нарушил тишину охранник.
- У меня встреча с господином Кавабатой, - придя в себя, сказал Сердюк, - в три часа.
- А. Ну так заходите скорее. А то они не любят, когда дверь открыта подолгу.
Сердюк шагнул внутрь, и охранник, закрыв дверь, повернул похожую на вентиль рукоять массивного замка.
- Разувайтесь, пожалуйста, - сказал он. - Вон гэта.
- Что? - не понял Сердюк.
- Гэта. Ну, тапки ихние. Внутри только в них ходят. Порядок такой.
Сердюк увидел на полу несколько пар деревянной обуви, на вид очень громоздкой и неудобной, - это было что-то вроде высокой колодки с раздваивающейся веревочной лямкой, причем одеть такую колодку можно было только на босую ногу, потому что лямка вдевалась между большим и средним пальцами ноги. У него мелькнула мысль, что охранник шутит, но он заметил в углу несколько пар черных лаковых туфель, из которых торчали носки. Сев на невысокую лавку, он принялся разуваться. Когда процедура была закончена, он поднялся и отметил, что гэта сделали его сантиметров на десять выше.