Такие школы, по мнению Феофана, следует открывать постепенно. «Не надобе исперва многих учителей, но первой год довольно единого или двоих, которые бы учили грамматике, си есть язык правильно знать латинский, или греческий, или оба языка» (правило 1). С увеличением числа классов «большее число и учителей придастся», имеющих соответствующее специальное образование. Во главе учебного заведения стоит ректор и префект. Полномочия ректора велики: «Если кто от учителей противен покажется академическим уставам, и непреклонен наставлению ректорскому, такового ректор объявит в Духовное коллегиум, и по следовании отставлен или наказан будет по рассуждению» (правила 2, 3, 11 и 12). Правило 13 гласит, что для контроля над преподавателями «можно и фискалов определить, которые бы насматривали, все ли во академии порядочно». В начале занятий учитель должен объяснить ученикам, какую пользу они извлекут из учения, «дабы ученики имели больше охоты учиться». Очень важно было дать учащимся представление о том, какие преимущества могло предоставить каждому образование. Молодое поколение того времени стремилось любым способом избежать учебы, в этом их поддерживали и родители. Не только в первые годы, но и в течение всего XVIII столетия нередки были побеги учеников из школ и семинарий.
Учебный план, составленный Феофаном, в целом ориентировался как на образец на программу Киевской Духовной Академии конца XVII — начала XVIII в. Начинает Феофан, как ни странно, с плана для старшего класса. «В богословии собственно приказать, чтоб учено главные догматы веры нашея и закон Божий. Чел бы учитель богословский Священное Писание и учился бы правил, как прямую истую знать силу и толк писаний; и вся бы догматы укреплял свидетельством писаний». Кроме того, он должен использовать сочинения отцов Церкви, «которые прилежно писали о догматех». Для разъяснения догматов «зело полезны деяния и разговоры Вселенских и Поместных Синодов»,— добавляет Феофан. Что же касается богословских сочинений «новейших иноверных учителей» (подразумеваются, как видно, и протестанты, и католики), то «богословский учитель... должен не учиться от них и полагатися на их сказки, но только руководство их принимать, каких они от Писания и от древних учителей доводов употребляют» (правило 7). В общую программу следующие предметы («классы»): 1) грамматика вместе с географией и историей, 2) арифметика и геометрия, 3) логика и диалектика, 4) риторика («купно или раздельно с стихотворным учением»), 5) физика и «краткая метафизика», 6) политика («краткая Пуффендорфева, аще она потребна судится быть, и может она присовокупиться к диалектике») и, наконец, 7) богословие. «Первые шесть,— по рассуждению Феофана,— по году возьмут, а богословие два года». Таким образом, учебный план был рассчитан на восемь лет, а точнее — на восемь классов. Но если принять во внимание методы обучения того времени, станет ясно, что только от прилежания и способностей учеников зависело, сумеют ли они одолеть программу за положенные восемь лет. Феофан рекомендует также обучение латинскому и греческому языкам, «если будут учители». В школах как для учителей, так и для учащихся необходимо создать библиотеки (правило 8).
Особое значение имеет правило 14, из которого явствует, что при разработке проекта Петр I и Феофан имели в виду надсословную школу. Здесь говорится: «Должны все протопопы, и богатшие, и инии священницы детей своих присылать в академию. Мощно тоеж указать и градским лучшим приказным людям, а о дворянах, как собственная воля будет Царского Величества». И далее: «Место академии не в городе, но в стороне, на веселом (т. е. живописном.— И. С.) месте угодное, где несть народного шума, ниже частой оказии, которые обычно мешают учению и прилежное учение возмущают» (правило 19). Весьма подробно высказывается Феофан о внутренней организации академии (правило 22 с 26 указаниями). По возможности вне города строится дом «образцом монастыря», в котором наряду с учебными классами должны быть также жилые помещения для учителей и учеников. Последних следует селить по возрасту. В одном помещении могут проживать до 10 учеников. Кровати необходимо иметь складные, чтобы днем их нельзя было использовать для отдыха. В XVIII в. во многих семинариях это предписание действительно выполнялось — главным образом потому, что спальные комнаты из-за недостатка помещений часто использовались днем для классных занятий. В каждом помещении дóлжно иметь особого надзирателя, или префекта, который обязан следить за поведением семинаристов. В качестве воспитательного средства он располагает для младших розгами, а для средних и старших классов — увещаниями и угрозами. О серьезных проступках следует сообщать ректору, которому принадлежит «верховная власть» над всеми, но прибегать к исключению непослушных и нерадивых учеников ему разрешается лишь в крайних случаях. Семинарист не смеет отлучаться из школы ни при каких обстоятельствах; в первые три года — вообще никуда, т. е. даже домой в каникулы. При хорошем поведении и успехах в учении в более старших классах предоставляются короткие отпуска к родным. Посещение ученика родными дозволялось. Несомненно для упрочения репутации школы Феофан советует угощать таких посетителей подобающими кушаньями и питием. Возраст принимаемых учеников ограничивается: не младше 10, но не старше 15 лет, «а выше того разве за прошением честных лиц, свидетельствующих, что отрок и в доме родительском жил в страси и добром насмотрении».
Видимо, Феофан отдавал себе отчет в том, что его строгая воспитательная система требовала некоторого смягчения. Поэтому он рекомендует мероприятия, «что здравию полезно есть и скуку отгоняет». «На всяк день два часа определить на гуляние семинаристам... А гуляние было бы с играми честными и телодвижными... которые с потехою подают полезное некое наставление. Такое, например, есть водное на регулярных судах плавание, геометрические размеры, строение регулярных крепостей и прочая». В Петербурге учащимся можно показывать достопримечательности столицы, например, загородные царские дворцы. «В трапезе чтение будет ово историй воинских, ово церковных... о мужах, в учении просиявших, о церковных великих учителях, тако ж и о древних и нынешних философах, астрономах, риторах, историках и пр.». Успевающие ученики должны получать награды. По большим праздникам семинаристы развлекаются «гласом мусикийских инструментов; и сие не трудно, ибо первого токмо нанять мастера, а от него наученные охотные семинаристы должны будут и других научить». В академии подобает быть церкви и больнице.
Каждый семинарист, достигший полной зрелости («пришедший в совершенный разум») приносит присягу на верность императору. Окончивших курс ректор не отпускает из семинарии, «пока прежде не обвестит до Коллегиум духовнаго (т. е. Святейшего Синода.— И. С.), а Коллегиум презентовать оных будет Царскому Величеству». В епархиях выпускники семинарий должны иметь преимущество перед не имеющими образования. В заключение раздела Феофан замечает, что его проект устройства «училищных домов» носит предварительный характер: «И можно впредь будет придумать больше или от иноземных лучших семинариов информации приискать».
В течение всего XVIII столетия вплоть до XIX в. и даже после школьной реформы 1808–1814 гг. «Духовный регламент» служил для Святейшего Синода и епископов основой их взглядов на систему духовного образования. Вот почему здесь так подробно было изложено содержание этого первого документа об учреждении духовных школ.
б) Опираясь на положения «Духовного регламента», епископы приступили к организации в своих епархиях духовных школ. К 1725 г. были открыты следующие учебные заведения. Феодосий Яновский, некогда помогавший митрополиту Иову при устройстве школ в Новгороде, основал в 1721 г. семинарию при Александро-Невском монастыре в Петербурге. Тогда же открыл в столице собственную семинарию и Феофан Прокопович[9]. В том же 1721 г. епископ Питирим устроил семинарию в Нижнем Новгороде. В следующем году возникли школы в Твери и Белгороде; в 1723 г.— в Казани, Коломне, Вятке, Суздале, Холмогорах; в 1724 г.— в Рязани и Вологде. Уже в 1721 г. при Святейшем Синоде возник и центральный орган — Контора школ под руководством архимандрита Гавриила Бужинского, советника Святейшего Синода. По представлению Синода Петр I повелел 19 ноября 1721 г., чтобы дети духовных лиц учились в епархиальных училищах, а не в цифирных школах. Это повеление, вышедшее в виде указа Святейшего Синода, явилось первым шагом на пути превращения духовных школ в учебные заведения, предназначенные исключительно для детей из духовного сословия. 31 мая 1722 г. Святейший Синод издал как дополнение к «Духовному регламенту» особый устав епархиальных школ. В нем рекомендовалось, за недостатком подходящих учителей, использовать при обучении детей священнослужителей, готовившихся к принятию священства, только что изданный учебник для начальных школ. Автором этого букваря был сам Феофан Прокопович.
Недостаток в учителях, как о том еще будет речь, давал о себе знать и позднее. Затем последовали постановления о запрещении забирать учеников епархиальных школ на военную службу и о направлении в школы молодых монахов и послушников. Последняя мера не имела особенного успеха, так как монастыри под всевозможными предлогами уклонялись от ее исполнения, а отправленные в школы послушники большей частью убегали, возвращаясь в свои обители. Да и возложенная на монастыри обязанность отчислять на нужды школ двадцатую часть урожая выполнялась настолько нерегулярно, что Святейший Синод был вынужден издавать указы с напоминанием об этом. Духовным лицам, не выполнявшим постановление о посылке сыновей в школы, грозило наказание. Но когда в епархиях начали производить проверку сыновей священнослужителей, достигших школьного возраста, выяснилось, что родители всеми способами старались уклониться от нее. Хуже всего обстояло дело со средствами на содержание школ. Успех или неуспех в этом отношении всецело зависел от энергичности епархиальных архиереев[10]. Больше других о школах заботились епископы малороссийского происхождения.