Дальнейшие предписания Устава 1798 г. относились к семинариям.
Из каждой семинарии раз в два года два лучших ученика посылались в академию, причем во вполне определенную, за которой была «закреплена» данная семинария. Расходы по их обучению в академии несла семинария, которая должна была обеспечивать их также одеждой и обувью. По окончании академии стипендиаты возвращались в качестве преподавателей в родные семинарии. Епархиальные архиереи призваны были заботиться о том, чтобы в академии поступали наиболее успевающие воспитанники семинарий (§ 7, 8, 10–12, 1). Епископам категорически воспрещалось «откомандировывать» семинаристов на светскую службу без разрешения Святейшего Синода[93]. Этот Устав, служивший основным документом духовного образования до самой реформы 1808–1814 гг., по существу мало что менял в прежней системе преподавания. Расширение программы академии за счет введения особых дисциплин, предназначенных для того, чтобы сделать из будущих священнослужителей квалифицированных проповедников, не достигло своей цели, так как большинство окончивших академию, если не все, избирали себе педагогическое поприще. Приходское духовенство пополнялось в основном выпускниками не академий, а семинарий. Однако некоторые положения синодального указа 1798 г. уже предвосхищали реформу 1808–1814 гг., которая коренным образом изменила всю систему образования в духовных учебных заведениях.
§ 20. Духовное образование от школьной реформы 1808–1814 гг. до 1867 г.
а) В XIX в. в области духовного образования был проведен целый ряд реформ, имевших наряду с положительными и отрицательные последствия. Последние объясняются отчасти тем, что изначально каждая отдельная реформа не столько имела в виду усовершенствование духовного образования, сколько являлась отражением господствовавших в данный момент политических воззрений, так что потребности духовной школы учитывались далеко не в достаточной мере. Реформы никогда не исходили от Святейшего Синода, он только проводил их, действуя под давлением преобладавшего политического направления или государственной власти, представленной в лице обер-прокурора.
Реформы зарождались в атмосфере энтузиазма, характерной для начала царствования Александра I, проникнутой идеями народного просвещения. Все образованное общество с интересом и сочувствием следило за мероприятиями правительства[94]. Эти идеи не могли не затронуть духовную школу и духовенство в целом, так как его кастовая обособленность еще не развилась до такой степени, чтобы полностью изолировать его от всех течений внутри образованных слоев общества. К тому же недостатки духовного образования и необходимость материальной поддержки духовных школ со времен Екатерины II были общепризнаны. Подлинным инициатором реформы следует считать, как это теперь установлено, епископа Старо-Русского викария Новгородской епархии Евгения Болховитинова (1767–1837), впоследствии митрополита Киевского (1822–1837) и члена Святейшего Синода (1824–1837)[95].
Евгений окончил Воронежскую семинарию, а затем Московскую Академию, одновременно посещая лекции в университете; он отличался знанием французской литературы, поддерживал тесные связи с кружком Новикова. Будучи Новгородским викарным епископом, он имел возможность обсуждать проблемы духовного образования с Амвросием Подобедовым, митрополитом Новгородским и Петербургским, живо интересовавшимся вопросами педагогики[96]. Итогом этих бесед явилось составленное епископом Евгением по поручению митрополита «Предначертание» реформы, в котором в общих чертах рассматривались наиболее принципиальные ее моменты; оно стало первым шагом в подготовке реформы[97]. Евгений ратовал за сокращение роли латыни, в том числе в преподавании философии и богословия, а также за придание академическому образованию более научного, нежели дидактического характера. Академии должны были, подобно университетам, стать центрами духовных учебных округов и приобрести полномочия по надзору за духовными школами высшей и низшей ступени, а также в области духовной цензуры. В этих тезисах молодого епископа наряду с высокой оценкой роли науки отразился дух реформ, к тому времени осуществленных в светских учебных заведениях. Из Указа 1803 г. о реформе духовного образования видно, что идеи «Предначертания» вполне соответствовали взглядам Александра I и Святейшего Синода[98]. Существенным недостатком «Предначертания», в общем ограничившегося теоретическими соображениями, являлось то, что оно обходило молчанием вопрос об организации прочной и постоянной материальной базы духовного образования. К счастью, недостаток этот в известной мере удалось компенсировать благодаря идее члена Святейшего Синода Могилевского архиепископа Анастасия Братановского, напомнившего о забытом указе Петра I, в котором продажа церковных свечей объявлялась монополией Церкви, и предложившего направить доходы от нее на содержание школ. Хотя этих средств было, конечно, недостаточно, тем не менее они представляли собой стабильную статью школьного бюджета, который можно было дополнить государственными дотациями.
29 ноября 1807 г. по указу Александра I был создан Комитет по усовершенствованию духовных училищ. Уже 26 июня 1808 г. комитет представил императору разработанное им «Начертание правил об образовании духовных училищ», которое и было утверждено[99]. В этом проекте, непосредственным автором которого являлся М. М. Сперанский, отчетливо проявилось воздействие реформ, уже проведенных в области светского образования. Во главе всей системы духовных школ ставилась подчинявшаяся Святейшему Синоду Комиссия духовных училищ, которой впоследствии предстояло превратиться в практически самостоятельный орган. Четыре типа, или четыре ступени, школ, а именно академии, семинарии, уездные училища и приходские школы, были в то же время служебными инстанциями: прямые служебные контакты существовали только между комиссией и непосредственно следующим за нею звеном — академиями, и так — между всеми четырьмя ступенями. Академии должны были выпускать священников, ученых монахов и учителей духовных школ. Каждая из них возглавляла духовно-учебный округ и осуществляла надзор за находившимися в нем семинариями. Семинарии готовили своих воспитанников к поступлению в академии, к службе в приходах и, коль скоро того потребует правительство,— к учебе в Медицинской академии. Соответственным образом уездные училища предваряли собой семинарии, кроме того, они призваны были и вообще дать возможность получить образование при наименьших издержках. Приходские школы должны были принести в деревню единообразное, методически правильное преподавание, заботясь о том, чтобы юношество находилось под всеобщим, единообразным и основанным на твердых правилах надзором. Как финансовые отчеты школ, так и средства, выделявшиеся для них комиссией, должны были проходить последовательно все соответствующие промежуточные инстанции.
Каждая из четырех академий, непосредственно подчиненных комиссии, управляла учебным округом, к которому было приписано определенное число епархий со всеми их школами. Семинарии были теснейшим образом связаны с академиями, которым они непосредственно подчинялись. Окончившие семинарию могли продолжить образование только в «своей» академии, а преподавательский состав семинарий пополнялся исключительно за счет выпускников соответствующей академии. Такой порядок предусматривался еще Уставом 1798 г. Каждая из 36 существовавших в 1808 г. епархий должна была иметь одну семинарию, 10 уездных училищ и до 30 приходских школ. Ввиду того что в разных концах огромной империи цены, а соответственно и расходы на содержание учебных заведений сильно разнились, все епархии с их семинариями при распределении штатов были разделены на три категории.
В академиях были заведены внешнее правление, ведавшее подчиненными им школами данного духовно-учебного округа, и внутреннее — занимавшееся академическими делами. Далее, при академиях создавались Конференции по поощрению учености, главным образом в области богословских наук. По плану предусматривалось к 1814 г. организовать Петербургский духовно-учебный округ, а затем приступить к устроению остальных в такой последовательности: Москва, Киев, Казань.