Троице-Сергиевой лавре — в 1797 г., в Остроге на Волыни и Калуге — в 1799 г., в Перми, Пензе и Оренбурге — в 1800 г. и, наконец, военная семинария для подготовки полковых священников. 31 октября 1798 г. задачи семинарий получили более точное определение: «Доставить Церкви хороших слова Божия проповедников, которые бы без дальних приуготовлений могли учить народ ясно, порядочно, убедительно и с приятностию». Епархиальным архиереям вменялось в обязанность регулярно докладывать Святейшему Синоду о состоянии преподавания и научной квалификации учителей. В последний год царствования Павла I Святейший Синод издал постановление об открытии в епархиях «русских начальных школ» для подготовки псаломщиков. Эти школы стали прототипом духовных училищ, образованных в ходе реформы 1808–1814 гг.[20]
Итак, к концу XVIII в. Россия располагала 4 духовными академиями: в Москве, Петербурге, Киеве и Казани, 46 семинариями и, сверх того — начальными школами в епархиях. Число школ последнего типа увеличилось после того, как Александр I в связи с изданием уставов для светских учебных заведений особым указом призвал также и духовенство принять участие в деле народного образования (1805–1806). Стали открывать школы приходские священники, часто у себя на дому, без какой-либо материальной поддержки от епархиальных властей[21].
в) Изыскание и правильное расходование средств для все возраставшего числа духовных учебных заведений зависели от личного отношения к ним епархиальных архиереев и от понимания ими пользы школ. Этот фактор стал решающим, после того как, согласно «Духовному регламенту», учреждение школ и наблюдение за ними были предоставлены епархиальным архиереям и их администрации. Если бы к началу XVIII в. такое понимание необходимости и пользы школ было в достаточной степени распространено в кругах церковной иерархии, то, вероятно, Петру I и Феофану Прокоповичу не было бы нужды помещать в «Духовном регламенте» пространные рассуждения о пользе образования вообще и для духовенства — в частности. Как законодательной акт, закладывавший основы церковного управления, «Регламент» был задуман прежде всего в качестве инструкции для епархиальных архиереев. Из приведенного выше доклада 1727 г. явствовало, что организация духовных учебных заведений в первые годы после опубликования «Духовного регламента» шла очень медленно. Наиболее энергичными оказались епископы малороссийского происхождения, в особенности же выпускники Киевской коллегии, которая в 1701 г. была преобразована в академию. Будучи более образованными, чем великорусские, они гораздо лучше представляли себе необходимость обучения духовенства. Из стен Киевской Академии вышла и значительная часть преподавательского корпуса страны, окончивших ее можно было встретить в качестве учителей в самых отдаленных местностях империи[22]. Среди епископов отдельного упоминания заслуживают: Белгородский и Харьковский Епифаний Тихорский, Иркутский Иннокентий Кульчицкий, Псковский (позднее митрополит Киевский) Рафаил Заборовский, Казанский Иларион Рогалевский и Тверской Феофилакт Лопатинский. Во 2-й половине XVIII в. следует особо отметить Арсения Могилянского в Киеве и Самуила Миславского в Харькове, а затем в Киеве; из великорусских же епископов — прежде всего Московского митрополита Платона, Новгородского и Петербургского митрополита Гавриила Петрова, а также Нижегородского епископа Дамаскина Семенова-Руднева[23]. Всем им приходилось на каждом шагу преодолевать большие трудности в изыскании необходимых материальных средств.
Как уже говорилось, для содержания духовных школ «Духовный регламент» предусматривал выделение определенной части урожая с епископских, монастырских и церковных вотчин. Доходы эти поступали крайне нерегулярно, что отчасти объяснялось инертностью или даже сопротивлением их владельцев. Осложняли дело и постоянные перемены в органах управления церковными имениями, прекратившиеся лишь при Екатерине II после секуляризации (см. § 10). Финансовые затруднения были зачастую столь велики, что иные епархиальные архиереи, в особенности в первые годы после смерти Петра I, при всем желании не могли открыть школу в своем архиерейском доме. Ведь дело было не только в том, чтобы обеспечить жалованьем учителей,— согласно «Духовному регламенту», на средства школы нужно было также содержать учеников и снабжать их учебными пособиями. Поначалу «Духовный регламент» предусматривал обязательное обучение только сыновей протоиереев и наиболее обеспеченных священников, но рядом последующих указов оно было распространено на сыновей духовенства в целом, в результате чего школы стали посещать также дети малоимущих священнослужителей и псаломщиков, которых приходилось содержать на школьные средства. Вследствие этого образовались две категории учащихся: казеннокоштные и своекоштные. Положение обеих было безрадостным. П. Знаменский подчеркивает, что оно не улучшалось на протяжении всего XVIII в., во всяком случае в духовных семинариях[24].
Духовные академии, почитавшиеся в качестве высших школ, находились в менее стесненном положении. Ими интересовались как Церковь, так и светские власти, причем последние отпускали, хотя и нерегулярно, субсидии на содержание преподавательского состава и учащихся. Прецедент в этом отношении создал сам Петр I, выделив в 1718 г. из казны Монастырского приказа деньги для Московской Духовной Академии[25]. Поиск средств на ремонт зданий Московской Академии оставался в продолжение всего XVIII в. неразрешимой проблемой, что очень вредило занятиям. Приходилось довольствоваться случайными поновлениями ветхих полуразрушенных строений академии, а отдельные классы порой вынуждены были размещаться по разным монастырям. Лишь в 1814 г. академия окончательно была переведена в здание Троицкой семинарии, принадлежавшей Свято-Троицкой Сергиевой лавре[26].
Киево-Могилянская коллегия, которая в 1701 г. была повышена Петром I до ранга духовной академии, помещалась в Киево-Братском монастыре. Построенное гетманом Мазепой жилое здание для студентов — бурса — пришло в упадок уже к середине XVIII в., но соорудить новое удалось только после 1764 г. В основном академия содержалась на средства Братского монастыря, однако его доходов недоставало, так что митрополиты вынуждены были выделять дополнительные суммы из епархиальной казны. Для этих целей употреблялись в особенности взимавшиеся с духовенства денежные штрафы. Осуществленный в 1764 г. переход на штаты поначалу не захватывал украинские епархии. Здесь такой переход состоялся лишь в 1786 г. и принес с собой значительное улучшение материального положения академии, которая до той поры получала весьма нерегулярные и относительно небольшие субсидии из государственной казны[27].
В 1-й половине XVIII в. недостаточным и нестабильным было также содержание епархиальных (архиерейских) школ, позднейших семинарий, поскольку ни отчисления зерном, ни дополнительные суммы от приходов, ни денежные штрафы не поступали в необходимом количестве[28]. Несмотря на упомянутые указы императрицы Анны Иоанновны от 1740 г., никаких средств от правительства не поступило. Разработанные Святейшим Синодом школьные штаты утверждены не были. На штатное содержание в 1740 г. была переведена только семинария в Новгороде, материальное положение которой благодаря этому было сравнительно благоприятным. Вообще же учителя бедствовали, ученики голодали. Чрезвычайно скудное питание было главной причиной того, что почти во всех семинариях значительная часть учеников числилась «в бегах». Так, например, в Псковской семинарии в 1776–1798 гг. дневной рацион «риторов», т. е. учеников старшего класса, составлял 4 фунта, а учеников младших классов — только 3 фунта ржаного хлеба. Ученики сами мололи зерно для пекарни. За хорошие успехи ученикам полагалось 3–4 раза в год по фунту мяса, который они получали по большим праздникам вместе с непременными щами. Лишь во второй половине столетия стали правилом ежедневные горячие обеды[29]. На Украине обычным занятием бурсаков академий и семинарий было ходить по округе и собирать подаяние, распевая псалмы и канты. В Киевской Академии дети обеспеченных родителей как духовного звания, так и мирян жили на частных квартирах, в то время как сыновья бедных священнослужителей вынуждены были ютиться в сырой и грязной бурсе. Кроме этого жилища, им не предоставлялось ничего, пропитание и одежда всецело зависели от их собственной находчивости. Им дозволялось петь и просить милостыню под окнами киевских мещан, а в каникулярное время их отпускали на «кондиции», т. е. в качестве домашних учителей в дома помещиков или состоятельных киевлян; некоторые нанимались на сельскохозяйственные работы или ходили по деревням и, распевая псалмы, собирали подаяние. Таким способом они добывали себе средства, чтобы учиться зимой. И только с 1766 г. половина суммы, получавшейся от Коллегии экономии, в размере 500 руб. стала расходоваться на содержание воспитанников, живущих в бурсе[30].
Известный архимандрит Фотий Спасский так вспоминает в своей автобиографии о годах учения в Новгородской семинарии, которая, как уже говорилось, до реформы 1809 г. была одной из наиболее обеспеченных: «В семинарии тяготила меня крайняя бедность: часто ходил я без обуви в лютые морозы, келья мне давалась самая худая с бедными товарищами, но рад был, что оная келья была уединенна, безмолвна и к занятию мне способна. В трапезе пища была самая грубая, убогая, недостаточная, так что часто гладен исходил от стола лучший из учеников; можно сказать, пресыщен не был никогда от нее; умеренность и скудость в пище таковая полезна была весьма мне: пришед в келью, я не был никогда отягчен»[31]. В духовных учебных заведениях обеих столиц с питанием и одеждой дело обстояло несколько лучше. Московская Академия и Троицкая семинария пользовались особой заботой митрополита Платона Левшина и находились поэтому в сравнительно благоприятном положении[32].